Се Лянь мгновенно схватил его, требуя в тревоге:

— Сань Лан?! Что происходит?

Хуа Чэн был все еще очень спокоен и ответил:

— Ничего страшного. Я просто немного перестарался.

Се Лянь был ошеломлен:

— ...Почему ты не сказал мне об этом раньше? Как это может быть ничего страшного??

Это духовные силы, это были все те духовные силы!

Хуа Чэн всегда передавал Се Ляню духовные силы так, как будто у него их бесконечный источник, весело улыбаясь, будто это вовсе не трудность, все вечно для Се Ляня. Но его духовная сила – не гора песка, принесенная катящимися волнами, так как же она на самом деле могла быть вечной и нескончаемой?

Это не Хуа Чэна надо было винить за то, что он ничего не сказал раньше, а самого Се Ляня, который не понял этого раньше. Се Лянь был в панике и чувствовал угрызения совести:

— Я верну их тебе!

Он обхватил ладонями лицо Хуа Чэна и поцеловал. Фэн Синь и Му Цин изначально планировали подойти сюда, но когда увидели эту сцену, они мгновенно отступили на десятки футов, сохраняя дистанцию, позволяя двоим делать то, что им нужно.

Проклятые канги были сняты, поэтому Се Лянь отчаянно пытался передать Хуа Чэну всю духовную силу, которую мог собрать, надеясь, что он скоро восстановиться. Но когда он отпустил его после долгого поцелуя, рукава красной мантии Хуа Чэна и пара серебряных наручей все еще были полупрозрачными, даже наполовину прозрачными!

Се Лянь был потрясен в течение долгого времени, страх овладел его разумом, и он подсознательно потянулся к лицу Хуа Чэна, обхватив его ладонями, чтобы поцеловать снова, когда вместо этого Хуа Чэн своими быстрыми руками убаюкал его и подарил небольшой поцелуй, улыбаясь:

— Хотя я счастлив, что гэгэ так рвется вперед, мне по-прежнему не нужно давать какие-либо духовные силы. Но, если гэгэ не просто одалживает духовные силы и просто хочет поцеловать меня, я не возражаю. На самом деле чем больше, тем лучше, я приветствую с распростертыми объятиями.

— ...

Се Лянь крепко схватил его, на грани срыва:

— Что происходит?

— Просто отдыхаю, вот и все. Гэгэ, не бойся. - ответил Хуа Чэн.

Се Лянь схватился за голову:

— Как я могу не бояться? Я с ума сойду!

Если это не была сильная проблема, серьезная до такой степени, что Хуа Чэн больше не мог ее скрывать, то почему со своим характером он вообще позволил Се Ляню увидеть его таким?

Духовная сила настолько обильна, что смогла разрушить две проклятые канги, так сколько же это было? Не было бы преувеличением сказать, что он был щедр, как море, так как же он мог не пострадать ни в малейшей степени?

Они прошли через столько трудностей, прежде чем весь этот беспорядок был улажен, а все узлы завязаны. Между ним, Фэн Синем и Му Цином появилось взаимопонимание. Проклятые канги, сковывавшие его восемьсот с лишним лет, тоже были сломаны. Все, в чем он всегда хотел признаться Хуа Чэну, было сделано.

И все же, когда он повернулся, чтобы с улыбкой броситься в объятия, его встретил Хуа Чэн, ставший таким, как сейчас, так как же он мог не испугаться? Он может просто сойти с ума!

Фэн Синь и Му Цин заметили что-то неладное и крикнули издалека:

— Ваше Высочество? Что случилось? - они пробежали пару шагов в этом направлении, но затем по какой-то причине остановились на полпути, чувствуя, что не должны приближаться так необдуманно. В этот момент Се Лянь перестал заботиться о ком-либо еще. Он схватил Хуа Чэна, его сердце почти остановилось, как будто он был напуган:

— ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?

Хуа Чэн тихо вздохнул, протянул руки и снова заключил его в объятия:

— Ваше Высочество, я всегда наблюдал за вами.

Он сказал это уже во второй раз, но голос его звучал мягче, чем прежде. Се Лянь схватился за красное одеяние на груди, спрашивая с опустевшим разумом:

— Я знаю, я знаю. Но... что же мне теперь делать?

Длинные и тонкие пальцы Хуа Чэна нежно расчесали спутанные волосы Се Ляня:

— Тогда, Ваше Высочество, вы знаете, почему я отказываюсь покинуть этот мир?

Се Лянь не мог понять, почему в такой ситуации Хуа Чэн все еще был так спокоен, когда сам он паниковал так сильно, что дрожал. Но, чувствуя себя потерянным, он все же простодушно спросил:

— Почему?

Хуа Чэн спокойно ответил:

— Потому что у меня есть возлюбленный, который все еще в этом мире.

Услышав это, Се Лянь был слегка потрясен.

Кажется, он уже где-то слышал это.

Хуа Чэн продолжал:

— Мой возлюбленный – храбрый, благородный и милосердный человек. Он спас мне жизнь, и я смотрел на него снизу вверх с самого детства. Однако, я хотел догнать его еще больше, и стать для него еще более сильным человеком. Хотя, должно быть, он плохо меня помнит. Мы никогда по-настоящему не разговаривали. Я хочу защитить его.

Он пристально посмотрел на Се Ляня:

— Если твоя мечта – спасти простых людей, то моя мечта – это только ты.

— ...

Полагаясь на свою память, Се Лянь спросил дрожащим голосом:

— ...Но... ты не сможешь покоиться с миром... вот так...?

Хуа Чэн ответил:

— Я молюсь, чтобы никогда не упокоиться с миром.

В этот момент дыхание Се Ляня остановилось, застыв. Он слышал два голоса, один спрашивал, другой отвечал.

— Если бы твой возлюбленный знал, что ты не можешь покоиться с миром из-за него, он мог бы тревожиться и чувствовать себя виноватым.

— Тогда я просто не дам ему знать, почему не ушел.

— Повидав столько всего, рано или поздно об этом узнают. - сказал Се Лянь.

— Тогда я не позволю ему узнать, что я защищаю его.

Тот шар призрачного огня. В ту фонарную ночь, тот слабый призрачный огонек, который он купил за несколько копеек. Тот призрачный огонь, который хотел вытащить его из могилы в морозную зимнюю ночь. Тот призрачный огонь, который преградил ему путь перед Безликим Баем и не позволил приблизиться к опасности. Тот призрачный огонь, который кричал в муках за него в то время, когда сотня мечей пронзала его сердце!

— Ваше Высочество, - тихо сказал Хуа Чэн, - я все понимаю.

— Твою храбрость, твое отчаяние, твою доброту, твою боль; твою обиду, твою ненависть, твою мудрость, твою глупость.

— Если бы я мог, то использовал бы себя как твою ступеньку, мост, который ты разберешь после пересечения, кости трупа, которые нужно растоптать, чтобы взобраться наверх, грешника, который заслужил смерть от миллиона ножей. Но я знаю, что ты этого не допустишь.

Сказал он, когда кленово-красный цвет его одежды медленно угасал.

Дрожащие руки Се Ляня пытались схватить его, и он никогда не прекращал передавать духовные силы, но даже тогда он не мог помешать облику Хуа Чэна медленно исчезать.

Его глаза затуманились, речь зашаталась, и он пробормотал:

— ...Хорошо, не говори больше, я понял... но, но не будь таким, хорошо? Сань Лан? Я... я позаимствовал у тебя столько духовной силы, что до сих пор не вернул. И, я на самом деле не сказал все, что хотел сказать раньше, еще есть так много. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то слушал меня, ты не останешься? Не... делай этого всерьез. Я не смогу этого вынести. Дважды, это было уже дважды! Я очень не хочу, чтобы был третий раз!!!

Хуа Чэн уже дважды исчезал из этого мира из-за него!

Однако Хуа Чэн только ответил:

— Умереть в битве за тебя – это моя величайшая слава.

— ...

Эти слова были как смертельный удар. Слезы в глазах Се Ляня больше не могли сдерживаться, и хлынули наружу.

Как будто держался за последнюю соломинку в своей жизни, он умолял:

— Ты сказал, что никогда не оставишь меня.

Однако Хуа Чэн ответил:

— В этом мире нет банкета, который бы не заканчивался.

Се Лянь склонил голову и спрятал ее глубоко в груди, его сердце и горло были сжаты в агонии, он не мог говорить.

Однако вскоре он услышал, как Хуа Чэн сказал над ним:

— Но я никогда не покину тебя.

Услышав это, Се Лянь вскинул голову.

Хуа Чэн сказал ему:

— Я вернусь. Ваше высочество, поверь мне.

Хотя голос его звучал твердо, бледное лицо по-прежнему тускнело, становясь прозрачным. Се Лянь протянул руку, желая коснуться его, но кончики пальцев прошли сквозь воздух. Он вздрогнул и поднял голову.

Глаза Хуа Чэна были нежными и сверкающими, этот оставшийся глаз был полон любви, и молча смотрел на него. Казалось, Хуа Чэн что-то сказал, но не было слышно ни звука. Се Лянь не сдавался, протягивая обе руки, пытаясь заключить его глубже в свои объятия, желая услышать лучше.

Но прежде чем он успел применить действия, тот, кого он держал, и тот, кто держал его, исчез.

В одно мгновение перед ним Хуа Чэн рассыпался на тысячи серебряных бабочек, превратившись в ветерок мерцающих звезд, которые он не мог ни обнять, ни удержать.

Руки Се Ляня опустели, он все еще сохранял положение объятия, не двигая ни одной конечностью. Он не мог сказать, было ли это потому, что он еще не пришел в себя, или потому, что совсем не мог двигаться. Он стоял на коленях в этом похожем на сон множестве бабочек, его глаза расширились.

Подальше, Фэн Синь и Му Цин никак не представляли себе, что может разыграться такая сцена, и оба их лица побледнели, они бросились вперед:

— ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО!

Фэн Синь был первым, кто бросился к нему:

— КАК ВСЕ ВДРУГ ТАК ОБЕРНУЛОСЬ?! РАЗВЕ СЕЙЧАС ОН НЕ БЫЛ В ПОРЯДКЕ? НЕУЖЕЛИ ИЗ-ЗА ПРОКЛЯТЫХ КАНГ??

Му Цин прыгал и ковылял, но не мог вскочить, поэтому он посмотрел вверх, крича этим серебряным бабочкам:

— СОБИРАТЕЛЬ ЦВЕТОВ ПОД КРОВАВЫМ ДОЖДЕМ! НЕ ШУТИ, ЕСЛИ ТЫ НЕ МЕРТВ, ТО ВЫХОДИ К ЧЕРТУ!

Естественно, эти серебряные бабочки не ответили ему, и беспорядочно порхали, хлопая крыльями и летя к небу. Фэн Синь протянул руку, чтобы поднять Се Ляня, но Се Лянь остался сидеть на земле, как камень. Фэн Синь тоже не знал, что делать дальше:

— Есть ли что-нибудь, что мы можем сделать, чтобы помочь? Нужна ли тебя духовная сила? Можно ли его спасти? Что же нам теперь делать???

Му Цин, однако, уже понял все, наблюдая:

— Брось это, просто закрой свой рот!.. Теперь уже ничего нельзя сделать.

Мерцающий, сияющий свет окутал воздух, крылья бабочек сверкали, точно так же, как в их самое первое воссоединение после восьмисот лет.

Серебряная бабочка пролетела мимо, слегка коснувшись тыльной стороны его ладони, щеки, лба, полная нежной тоски, словно шепча прощальные слова. Се Лянь оцепенело протянул руку и положил ее на свою ладонь.

Эта серебряная бабочка, казалось, была в восторге, хлопая крыльями, и, конечно же, осталась для него. Но это не могло продолжаться долго, и вскоре оно рассеялось вместе с ветром.

Однако там, где она сидела, на третьем пальце Се Ляня, красная нить все еще была яркой и красочной.

.

.

.

.

.

.

.

— А потом?

— Все кончено.

— Все кончено?

— Все кончено.

Пэй Мин, наконец, не смог больше сдерживаться:

— Это невозможно. Как это все? Даже такой любитель, как я, может сказать, что это не кончено?

Му Цин бросил на стол тяжелый журнал отчетов и холодно сказал:

— Это то, что я рассчитал, и дело сделано. Я могу снова подсчитать прямо здесь на месте, генерал Пэй, пожалуйста, слушайте внимательно: отнимите восемь миллионов восемьсот восемьдесят тысяч добродетелей, затем прибавьте шесть миллионов шестьсот шестьдесят миллионов добродетелей, плюс еще тысячу семьсот миллионов двести тысяч добродетелей, затем минус...

Фэн Синь заговорил:

— Хорошо, этого достаточно, тебе больше не нужно считать. Цифры верны, но там, должно быть, совсем немного осталось. Потому что, если это не так, ни одно из чисел не складывается!

Му Цин возразил:

— Тогда это не моя проблема, я в любом случае не ошибся. Может быть все найдут кого-то другого, чтобы вести подсчеты? Если бы я знал, что все будет именно так, то не лез бы не в свое дело.

После того, как Небесная столица была разрушена, разбросанные в беспорядке небожители, наконец, собрались и создали палатки на вершине горы Тайцан – месте, о котором не заботились смертные, создав временные Верхние небеса. В настоящее время небожители горячо обсуждали восстановление новой Небесной столицы.

Однако, к несчастью, этот большой пожар не только опалил все великолепные и пышные золотые дворцы каждого небожителя, заставив их сжаться вместе и временно поставить палатки, чтобы переговорить и отдохнуть – все свитки и отчеты были потеряны в огромном количестве. Они спорили и перетягивали, тянулись много дней, и даже сейчас они все еще не могли привести в порядок ни одного счета!

Одна из рук Пэй Мина была подвешена на перевязи, а другая рука потерла подбородок:

— Это мое воображение, или в эти дни Сюань Чжэнь все более и более саркастичен?

Фэн Синь ответил:

— Разве он не всегда был таким саркастичным? Он просто слишком ленив, чтобы сейчас скрывать это.

Му Цин закатил глаза, и все указали на него пальцами:

— ПРИЛИЧИЯ!

Му Цин отвернулся, чтобы уйти. Цюань И Чжэнь был полностью завернут в бинты, как гуманоидный липкий рис, завернутый в листья, обнажая лишь голову, полную грязных вьющихся волос, и его слова были невнятными и неясными:

— Ну, что нам теперь делать? А кто тогда будет вести подсчеты?

Все посмотрели друг на друга, прочистили горло и тихо попятились. Никто не хотел браться за эту работу, которая была тяжелым трудом с небольшой отдачей. Увидев это, Пэй Мин вздохнул:

— Ах, если бы только Лин Вэнь была здесь. Несмотря ни на что, ни один не может пожаловаться на то, как она справлялась. Вся эта путаница отчетов отпечаталась в ее сознании, и даже если Дворец Лин Вэнь будет сожжен дотла, бояться будет нечего. Она определенно показала бы результаты в течение дня.

После долгой борьбы на этой богом забытой горе, большинство уже думали также глубоко в сознании, просто не осмеливались сказать это вслух. Однако теперь, когда кто-то взял на себя инициативу, они все согласились:

— Да!

— Я никогда больше не скажу, что Дворец Лин Вэнь бесполезен!

— Я уже давно этого не говорил...

И тут кто-то снаружи пришел объявить:,

— Все, госпожа Повелитель Дождя пришла!

Услышав это, все небожители повеселели и без подсказок немедленно вышли, чтобы поприветствовать ее, лишь выражение лица Пэй Мина было непроницаемым. Казалось, он на мгновение заколебался, но в конце концов все же решил не выходить. В этот момент раздался другой голос:

— Ваше Высочество! Вы тоже пришли!

(я не плачу это просто слезы)