Это история из тех времён, когда две прекрасные волчицы ещё жили в затерянной среди северных гор деревне Ньоххира, деревне, окутанной паром горячих источников...

Стояла ранняя весна, днём становилось уже довольно тепло, а ночи были весьма прохладными. Все купальни деревни горячих источников отдыхали - их зимние гости разъехались по домам. Но в одной, врезавшейся в самые горы, свет горел до поздней ночи.

В большом зале "Волчицы и пряности" собралось много людей. Довольно хорошо одетые торговцы, мужчины в возрасте, казавшиеся на первый взгляд монахами, и даже немало наёмников, напоминавших диких зверей, шрамы украшали их щеки. В Ньоххире собирались самые разные люди, но даже для этого места разнообразие людей было поразительным. Объединяло этих представителей разных слоев общества то, что они без проблем отдыхали вместе. Проводили день в ваннах до захода солнца, потягивая вино, чтобы не перегреться.

Но сегодня они наслаждались не только вином. В тот день они собрались в этой купальне ради поздравлений.

- С вашего позволения.

Гости, праздно проводившие время в большом зале, обернулись к хозяину купальни Лоуренсу. Он прокладывал свой путь в этом мире как странствующий торговец, и вот уже десять лет прошло, как открылась его купальня. И теперь он себя вёл так, как полагалось хозяину купальни.

Следом за Лоуренсом в центр зала вышел Рувард с коротко подстриженными волосами, он своими движениями напоминал зверя. Командир доблестного отряда наёмников, известного во всех северных землях, развернул свёрток из алой ткани, лежавший у него на руках, что-то маленькое изящно лежало посередине.

Рувард был из тех, кто стоял бы на своём, даже представ перед Богом, но он встал на колени перед Лоуренсом, остановившимся перед очагом, и протянул ему руки.

- Я твой должник, - с оттенком шутки в голосе произнёс Лоуренс, протянув руку к маленькому предмету, лежащему алой ткани, подобный волку наёмник ухмыльнулся.

Предмет оказался золотой монетой, на которой был изображён профиль женщины с длинными волосами, её взгляд был опущен, на губах играла улыбка, над её головой висел свёрнутый в венец туго набитый зёрнами колос. Эту монету Лоуренс заказал специально, её торговая ценность не превышала стоимости золота, из которого она была изготовлена.

Но эта монета имела особое значение. Переполненный чувствами, Лоуренс вставил монету в дощечку, прибитую над очагом. В ней имелось несколько круглых мест, предназначенных для установки таких золотых монет. Сначала это было задумано как средство на крайний случай. Если с купальней не удалось бы достичь успеха, это золото позволило бы вернуться к торговле. Но купальня произвела хорошее впечатление с самого своего открытия, с каждым годом становясь всё оживленнее, иногда даже приходилось отказывать гостям, когда им не хватало места.

На дощечке можно было разместить десять монет, каждый год размещалось по монете, и вот теперь Лоуренс заполнил золотой монетой последнее свободное отверстие.

- Поздравляю, - сдерживая улыбку, с восхищением сказал Рувард, могло показаться, что он был вассалом Лоуренса.

Все гости, собравшиеся в большом зале, присоединились к поздравлению, и Лоуренс соответствующим образом ответил.

- А теперь выпьем за новые странствия! - прокричала, грациозно улыбнувшись, женщина, словно вышедшая из помещённой в дощечку монеты.

Это была Хоро, насчитывавшая немало веков мудрая волчица, жившая в пшенице и обладавшая волчьими ушами и хвостом, а ещё она было той, кто трудился рука об руку с Лоуренсом над этой купальней.

Лоуренс, обычно упрекавший Хоро за её любовь к выпивке, сегодня не стал суетиться по этому поводу. И когда Хоро без промедления наполнила все чашки вином, Лоуренс подхватил её на руки, словно невесту. Гости что-то восторженно кричали им, Хоро отчаянно пыталась не пролить ни капли из своей чашки, а Лоуренс поцеловал её в щеку, заставив покраснеть сильнее, чем от любого напитка.

Можно было ли кому-то их не услышать из-за двери - нет, из-за окна?

Коул, помощник Лоуренса в купальне, улыбнулся в своей тихой комнате, слыша эту суматоху внизу. Все в купальне были его давними близкими знакомыми, поэтому их не смущало, что кто-то услышит этот шум. Кто-то принёс музыкальные инструменты, Коул уловил оживлённую мелодию. Он не сомневался, что на следующее утро все они будут лежать в похмелье, наполняя купальню своими стонами.

- Может, мы уже можем пойти, брат? - проканючил кто-то рядом с Коулом, это была девочка, сидевшая на табурете и смотревшая в его сторону. - Вся еда исчезнет, если мы не поспешим спуститься.

Она капризно раскачивалась на табурете, не пытаясь скрыть своё нетерпение. Лицо, смотревшее через плечо на Коула, было таким же, как и у её матери, Хоро, веселившейся внизу, только волосы были другие - словно кто-то перемешал кусочки серебра с золой, ещё её отличала исходящая от неё живость сорванца.

- Миюри, с сегодняшнего дня ты должна быть со всем этим намного осторожнее.

- Че-го-о-о?..

- Я объяснял тебе это очень много раз, - сказал Коул, заставив Миюри нахмуриться. - Сядь ровно, смотри вперёд.

Девочка неохотно подчинилась, но её напряжённые плечи показывали, что она готова взбунтоваться. Она была единственной дочерью тех двоих, на которых он работал. Он был рядом с ней с самого её рождения и относился к Миюри, как младшей сестре. Коул расчесал надувшейся девочке волосы и устало улыбнулся.

- Купальне этой весной исполняется десять лет, и ты тоже подходишь к важному возрасту в этом году, верно?

Миюри не ответила и не обернулась. Лишь тихо шелестели её пушистый хвост и настороженные уши, унаследованные от матери.

- Теперь всему твоему дикарству пора положить конец. Тебе пора входить в мир других взрослых женщин.

Когда ей исполнится десять лет, придёт время задуматься, за кого выйти замуж, пусть даже она и не дочь знатного рода. Даже самые смелые девушки, которые бегали по дикому лесу, размахивая палкой, должны научиться готовить, шить, вести домашнее хозяйство.

Миюри и Коул сидели в комнате и готовились к праздничному посвящению Миюри в мир взрослых. Если её приятели-соседи увидели бы её в этой одежде, они бы катались по полу со смеху или потрясённо молчали, глазея на неё.

На Миюри была надета пышная многослойная юбка, всякие застёжки, заколки и ужасающее количество завязок были рассредоточены по платью, удерживая всё на месте, жакет, отделанный массой декоративной ткани, и, наконец, плащ, символ её целомудрия - ничего из того, что она надевала обычно.

Вся эта одежда была пошита одним из старых знакомых Лоуренса специально к этому дню, превосходная одежда, обычно недоступная дочерям семей, не относящихся к знатным родам или не владевших огромными компаниями. Однако Миюри, увидев её, высунула язык с видом девушки, которую ужасно тошнит от предложенного наряда, одеть её в это оказалось достаточно сложно. То уговаривая, то запугивая, то успокаивая, Коул, в конце концов, как-то заставил её надеть всё это, и теперь она теперь беспокойно ёрзала в кресле и стучала ногами о его ножки.

- Миюри, сиди прямо и держи ноги вместе.

Её скрещённые под юбкой ноги сердито выпрямились и сошлись вместе.

Когда Миюри рассказали об этом дне, она упиралась, как петух, которого тащат на кухню, но когда её мать Хоро поговорила с ней, ей нехотя пришлось подчиниться. Сейчас осталось лишь привести в порядок её волосы.

Пока Коул осторожно причёсывал её, Миюри снова начала беспокойно стучать ногами.

- Посиди ещё немного, - раздражённо попросил Коул.

Она выдала преувеличенный вздох, возможно, ей было неловко, что так сильно сопротивлялась, одеваясь.

- Тогда расскажи мне что-нибудь интересное.

Миюри никогда не было дела до её внешнего вида, расчёсывание волос она воспринимала, как что-то безнадёжно скучное и совершенно бессмысленное. Коул молился, чтобы эта часть её постепенно изменялась, а пока принял условие девочки-непоседы.

- Тогда...

- Только без нравоучений, хорошо?

Его намерение рассказать Миюри об учении Бога стало сразу неосуществимым. Но если он позволит её настроению испортиться ещё больше, её первое взрослое появление будет загублено.

- Очень хорошо. В таком случае... - Коул мучительно искал тему своего рассказа.

- Слушай, а когда ты попал в деревню? - вдруг через плечо спросила Миюри.

- Когда я попал в деревню?

- Я много раз слышала истории о тебе, матери и отце, о вашем большом приключении, но я вдруг поняла, что почти ничего не слышала, что произошло после, - пояснила Миюри и неожиданно из-за чего-то забеспокоилась, она схватила свою юбку и принялась обмахиваться ею. - Этого дома не было до твоего прихода, верно? Это действительно кажется странным, когда я думаю об этом.

Её вопрос стал обрастать смыслом. Под ним наверняка таились истории прошлого.

- Этот дом, что ж, давай об этом... Господин Лоуренс собрал много денег, а госпожа Хоро нашла источник, и тогда они построили в этом месте дом.

- Я тогда была там? - спросила она, прислонившись спиной к Коулу.

- Миюри, я не могу заплести твои волосы... Нет, тебя там ещё не было.

Он мягко подвинул её вперёд, она захихикала, извиваясь от щекотки.

- Первые два года... Или... может, и три... Я не очень хорошо помню, но мы сначала какое-то время вели подготовительные работы к строительству купальни.

- Это вы ямы копали?

Почему-то маленькие дети любят везде рыть ямки.

- Точно. Мы вырыли ямы под опорные сваи, под трубы для воды из источника... Я немного набрался сил от рытья.

- Хотя я бы не сказала, что ты выглядишь сильным.

Её неожиданное замечание было вдвойне обидней от того, что она, кажется, и не собиралась дразнить его. Коул неопределённо улыбнулся и продолжил:

- Я даже мостил пол камнями. И раздавал задания столь многим мастерам... Как сейчас помню. Каждый день был невероятно забит делами.

В голове Коула всплыли воспоминания, похороненные повседневной жизнью, он закрыл глаза и улыбнулся им. Миюри начала недовольно раскачиваться, решив, что о ней забыли.

- А потом? Что случилось после этого, брат?

- А, прости. Когда купальня была в основном закончена, мы пригласили много людей и отпраздновали её открытие. Вот тот символ купальни, что свисает с карниза, да? Этот символ тогда и появился.

- У-ух ты. А я тогда там была?

Казалось, Миюри интересовало, когда она появилась, потому что он говорил о том времени, которое ей было неизвестно.

- Тогда?.. А, полагаю, можно сказать, что ты была там - ещё в животе госпожи Хоро.

- А?

- Тебе дали имя Миюри на праздновании завершения строительства купальни.

Уши Миюри немедленно встали торчком.

- В самом деле?!

Она развернулась так резко, что волосы, которые Коул разделял на косички, выскользнули из его рук. Он молча повернул её лицом вперёд.

- В самом деле. Это имя одного из очень старых друзей госпожи Хоро, а ещё - отряда наёмников господина Руварда, который поддержал господина Лоуренса в его поездке. Я помню, что решение пришло довольно легко.

- А, ну надо же... Хи-хи-хи.

Миюри выглядела весьма довольной, узнав, как ей дали имя. Её пушистый хвост, приподняв юбку, раскачивался взад-вперёд.

- А потом, а потом? Когда я родилась?

- Ты родилась... в конце лета того года. О, да... правильно... [в тексте сказано, что Миюри родилась зимой того же года, но это не стыкуется с семнадцатым томом - прим. перев.]

Коул запнулся и прикрыл глаза, его руки, заплетавшие волосы Миюри, замерли.

- Хм? - произнесла она, недоумённо посмотрев на него.

В голове Коула проносились воспоминания о работе в этом таком живом доме.

- Эй, брат, что не так? - тряся его за руку, закричала Миюри.

Коул вернулся к действительности. Когда он вспомнил то время, вместе с ним в его груди ожило и его тогдашнее чувство раздражения. А источник этого чувства - Миюри - смотрела на него широко раскрытыми невинными глазами.

- Я не думаю, что когда-нибудь забуду те пару лет после твоего рождения.

- Что? Ха-ха, правда? - полувосторженно-полусмущённо переспросила Миюри.

Её рождение, безусловно, было радостным событием, и купальня стала ещё чудеснее от этого. Что ж, может, это было слишком великолепно, говоря иносказательно. Если выбирать определение поточнее, пожалуй, слишком огненноподошло бы.

Миюри, конечно, никогда не узнает, как это было, в её глазах, устремлённых на Коула, светилось ничем не замутнённое счастье.

- Слушай, брат. Какой я была, когда была маленькой? Мама говорила, ты присматривал за мной.

- Что? Э... Ну да, присматривал. Господин Лоуренс и госпожа Хоро были полностью заняты, чтобы купальня, в конце концов, заработала как надо.

- Но как я ни пытаюсь вспомнить, мало, что вспоминается о том времени... - с некоторым разочарованием промолвила Миюри.

Она всегда просила Коула поиграть с ней, но ей всегда отказывали, и это кончалось очередным выговором, когда она совала свой нос, куда ни попадя, и её слова, возможно, подразумевали, что Коул на самом деле когда-то играл с ней, но она не могла вспомнить.

- То, что я помню... это странно... я в ловушке из сетки. Или это приснилось мне?

Она наклонила голову - просто сама невинность. Теперь, в красивой одежде, с причёской, она была просто прелестной, как он мог бы без преувеличения сказать. Она была всегда худенькой, а её лицо - вылитая Хоро. Сейчас она уже почти была той девушкой, на которой он мог бы жениться без смущения, но Коул знал, что кроется у неё внутри, поэтому он просто устало улыбнулся.

- Это не сон.

- Не сон? - невинно переспросила Миюри.

- Ты была слишком непоседливой... - пересилив зудящее чувство неловкости, ответил Коул. - Мы не знали, как с тобой управиться, и мы посадили тебя в сеть, которую подвесили под потолком.

- А... а? Что?! - уши Миюри резко выпрямились, она поджала губы. - Что за жестокость?.. Как ты мог, брат?!

- Я не жестокий. Ох уж, от одного воспоминания о том сердце болеть начинает...

Когда она так мала, что могла лишь плакать, если хотела есть, о ней заботилась в основном Хоро. Коул следил за ней, когда Хоро и Лоуренсу на это не хватало рук, но в своём младенчестве Миюри была просто милой малышкой. Если в то время что-то и доставляло проблем, так только унаследованные от Хоро уши и хвост, она ещё не умела их прятать, и саму её приходилось скрывать от всех.

Но как только она встала на ноги и пошла, от милой малышки ничего не осталось.

- У тебя наступил возраст, когда ты стала буйной. Ты всё хватала, бросала, ударяла обо что угодно, исчезала в момент, стоило нам отвернуться, и мы с бледным видом искали тебя повсюду, чтобы найти радостно заснувшей в совершенно неожиданном месте.

Услышав о своих безобразиях, которых она не помнила, Миюри отвернулась, словно не имела к ним никакого отношения.

- Но в этой своей люльке... ты была невероятно милой. Просто щенок в ловушке.

Коула разобрал смех, и Миюри живо повернулась к нему.

- Правда?

- Ты была такой крохой, твой хвост был размером с тебя саму. Ты так трогательно сворачивалась или копошилась в своей сети, цепляясь за свой пушистый хвост. Господин Лоуренс всегда с восхищением смотрел на тебя, а госпожа Хоро его за это ругала. Потом с какого-то времени ты перестала кусать свой хвост, верно?

Похоже, в то время у Миюри была потребность всегда что-то держать во рту, поэтому она кусала свой хвост, и он был из-за этого всегда влажным. Вероятно, ей было неловко вспоминать об этом, её плечи напряглись, а лицо покраснело.

- Я... я уже так не делаю. Я больше не ребёнок.

- Ты права. Ты выросла.

Она росла десять лет. Выслушивала его выговоры, удивляла его и бесчисленное число раз заставляла смеяться. Пришёл момент, когда эта девочка должна была впервые примерить образ взрослой женщины. Он подумал, что она скоро перестанет щебетать вокруг него, беспрестанно окликать его, от этого стало немного грустно. Коул усмехнулся над собой - при её нынешнем поведении не стоило беспокоиться о её скором замужестве.

- Всё, я почти закончил с твоими волосами. Повернись лицом.

Волосы Миюри оставляли впечатление свежести, они распушились, когда он ещё пригладил их пальцами. Если, как следует, причесать, волосы приобретали блеск, поэтому заплетать их было довольно занимательно. Коул разделил волосы на три части - левую, правую и центральную, - сначала он справился с боковыми по отдельности и сплёл вместе, приподняв тем самым среднюю часть. Такой способ требовал времени, Он научился этому у танцовщиц, часто бывавших в купальне. Собравшиеся внизу будут смотреть на причёску круглыми глазами, когда увидят. Однако саму обладательницу этих волос её внешний вид, кажется, не заботил.

- Мне придётся, - протяжно вздохнув, сказала она, - носить эту одежду и это противное на голове всё время?

Маленькая Миюри ёрзала в сети, подросшая ёрзала в одежде, связывающей её с ног до головы.

- Нет, не каждый день, конечно. Ты бы не смогла помочь с работой в купальне в этом. Но тебе нужно выглядеть и вести себя женственнее, чем до сих пор.

Вместо ответа Миюри глубоко вздохнула.

- Ты не можешь всегда быть ребёнком.

Он привык к тому, что Миюри никогда не знала, когда остановиться. То, что она заставляла его волноваться, давно стало её частью, делавшей её такой милой. Он улыбнулся и принялся за последнюю косичку.

- И если думать о замужестве, то кое к чему надо учиться привыкать.

Миюри топнула ногами.

- Я не собираюсь замуж. Папа сказал, что я не обязана.

Слабым местом Лоуренса была его единственная дочь, и он иногда говорил такие вещи, а Хоро тихонько щипала его сзади. Коул понимал, что чувствовал и чему улыбался Лоуренс, и почти был согласен с ним. Но всё же вздохнул.

- Да, но это невозможно. Так устроен мир людей.

Пепел к пеплу, а прах к праху. Люди должны жить в одном течении с этим миром, течением, предопределённым Богом.

- Но я бы лучше просто осталась с тобой, - проныла Миюри, надувшись, и прильнула к Коулу.

Она не могла без него обходиться, всегда искала его, а Коул, конечно, души в ней не чаял. Но правдой было и то, что в его улыбке была горчинка.

- Это потому, что со мной ты можешь быть настолько себялюбивой, насколько захочешь?

Миюри посмотрела из-под его подбородка. Укоризненный, недовольный взгляд.

- Нет.

Коул пожал плечами, Миюри боднула головой его грудь и отвернулась. Он лишь улыбнулся и похлопал её по голове.

- На что я надеюсь, так это на то, что ты будешь с тем, кого ты найдёшь самым дорогим для тебя, и что вы будете жить счастливо.

- Но это и есть то, почему... - попыталась возразить Миюри, но Коул осторожно обнял её сзади.

- Если будешь всё делать правильно, ты станешь неотразимо желанной. Но тебе следует отполировать камень, чтобы добиться его сияния. Тебе надо полировать себя немного больше, чтобы тот, кого ты захочешь, заметил тебя и захотел обернуться.

Похоже, недовольство Миюри лишь возросло. Ей нравилось бегать по горам, держа во рту кусок вяленого мяса, возможно, она просто не понимала, о чём он говорит. Но это всё равно оставалось невероятно важным.

Он очень осторожно похлопал Миюри по руке, чтобы придать весомость своим словам, и она вдруг шевельнулась в его руках.

- Слушай, это значит, что ты тоже так думаешь, брат?

- Хм?

Миюри обернулась и посмотрела на него. Она показалась ему взрослее обычного, может, из-за того, что её причёска была готова.

- Ты тоже хочешь жениться на девушке в красивой одежде?

Самый настоящий детский вопрос, Коул мягко улыбнулся и ответил:

- Я хочу быть священником в будущем... Но - несомненно. Мне бы хотелось, чтобы девушка была одета в подобающую одежду и обладала женственной улыбкой вместо того, чтобы одеваться подобно разбойнику и вытирать нос рукавом.

Миюри уставилась на Коула, будто была младенцем, впервые услышавшим человеческую речь. Затем, когда сказанное им достигло её разума, она посмотрела на него почти безропотно. Может, наконец, поняла?

У Коула чуть полегчало на душе. И тут Миюри вновь посмотрела на него. Странная сила светилась в её глазах.

- Хорошо, тогда я так и сделаю, - сказала она и улыбнулась.

Для неё было необычным послушаться сразу, и Коул ощутил себя счастливым.

- Ты понимаешь?

- Да.

Уши и хвост Миюри бойко шевелились, вызвав улыбку Коула.

- Теперь мы пойдём и покажем всем, как ты выглядишь, какая стала новая ты?

Он похлопал её по плечу, и она чуть неловко поднялась с табурета. Она была действительно красивой с уложенными волосами и в невероятном наряде.

- Ты выглядишь замечательно.

- Правда?

- Конечно, правда.

И она засветилась улыбкой.

- Ну, давай, было бы неприятно, если бы ты упала, обопрись на меня, - и Коул протянул ей руку, Миюри тихо приняла её и тут же перехватила поудобней.

А затем сильно сжала свои пальцы.

- Эй, брат? - сказала Миюри, когда они подходили к двери.

- Что? - посмотрел на неё Коул, но она просто улыбнулась и ничего не сказала.

Он недоумённо наклонил голову, и Миюри потянула его за руку и открыла дверь.

- Ничего. Хотя... я проголодалась!

- Миюри, это то, что тебе нужно исправить.

Она обернулась, озорно показала язык и хихикнула. Коул вздохнул, но нельзя сказать, что он ненавидел такое её поведение.

Они шли по коридору, снизу до них отчётливо доносился шум. Голоса людей, праздновавшие незабываемую веху, достигнутую купальней, которую построили бывший торговец и волчица, удостоенная когда-то звания мудрой волчицы. И вот, им явилась, спустившись по лестнице, новая женщина. Как её названный брат Коул почувствовал, как его сердце наполнялось счастьем, когда он вёл её за руку.

Но, может, именно поэтому он не заметил.

У Миюри на лице была особенная улыбка, когда она шла рядом с Коулом.

- Брат, ты сможешь снова заплести мои волосы?

Он не стал смеяться и напоминать, как ненавистно ей было это совсем недавно. Как куколка однажды вдруг превращается в бабочку, так и из девочек рождаются однажды неведомые существа.

- Да, конечно.

Плечи Миюри радостно приподнялись, и она прильнула к нему.

Когда они спустились и предстали перед всеми, царившее и без того оживление в большом зале просто вскипело.

Коул подумал, что Миюри вела себя более достойно, если её побаловать, и он лишь радовался, видя, насколько она выросла. Вот почему в результате Кол ещё долго не мог понять.

Только что зародилось новое чувство в маленьком сердечке маленькой волчицы.

И эта серебристая волчица была коварна и въедлива.

- Брат? - посмотрела на Коула Миюри, которую все восторженно встретили, будто новобрачную.

- Чего? - бесхитростно ответил Коул, и она улыбнулась улыбкой своей матери Хоро.

- Я немного смущена.

Коул, истинный агнец Божий, ответил, как и подобает барашку:

- Я очень горд тем, как ты выросла.

Миюри лукаво усмехнулась.

Перед Лоуренсом, прослезившимся при виде повзрослевшей дочери, перед хихикающей, уже изрядно отдавшей должное вину Хоро, перед Рувардом, глядевшего на Миюри с такой мягкостью, словно она была его племянницей, словом, перед всеми Коул искренне думал то, что сказал. Но рядом с ним улыбалась дочь мудрой волчицы.

Купальня преодолела важную веху. Девочка Миюри переступила свой рубеж на пути взросления.

Дни волнений нового рода только-только начинались для Коула.