Я решительно отказалась читать книги по искусству врачевания из библиотеки долины. Взяв с собой деньги на дорожные расходы, я впервые покинула долину Яован.

В шестнадцать лет я впервые узрела пейзаж за пределами долины. Небо и земля оказались такими необъятными.

Однако людское море было бескрайним. Где я могла найти своего шифу?

После нескольких месяцев бесплодных поисков я направилась на юг.

И заехала в столицу царства Ли, Тяньду.

Из-за пощечины от шифу я не осмеливалась заниматься врачеванием в течение нескольких месяцев. Даже если он ударил меня и бросил, мое почтение к этому уважаемому человеку высилось подобно горе.

Хотя я все еще не могла понять, почему он так разозлился.

Я впервые познала великолепие города Тяньду…

Не разбираясь в этикете, я ехала верхом до самого императорского дворца. Как только я сошла с коня, стражники преградили мне путь копьями.

Всю свою жизнь от посторонних людей я получала только мольбы о помощи и ни разу не встречала таких неучтивых.

Краем глаза я заметила объявление от императора и, улыбнувшись, ловко сорвала его.

Увидев, как стражники опустили оружие и встали на одно колено, я вздернула подбородок и начала улыбаться.

Так-то, именно такое обращение я должна получать.

Меня привели в кабинет императора. Я стояла, заложив руки за спину.

Императорский телохранитель прикрикнул на меня: "Негодяйка, почему ты не преклоняешь колени перед Его Величеством?".

Я презрительно фыркнула. Ни перед кем, кроме моего шифу, я колени преклонять не собираюсь. На кой мне становиться на колени перед больным, который просит моей помощи?

Императора не рассердило мое высокомерие. Он махнул стражнику, чтобы тот отступил. Похоже, он был очень встревожен.

Это подхлестнуло мой интерес. Он отложил нефритовую кисть и второпях повел меня в необычайно красивую дворцовую комнату. На доске было высечено три больших золотых иероглифа: "Дворец Фэнцзао".

Это был первый раз, когда я встретила ее. Передо мной предстало невероятное очарование, которое никогда не изгладится из моей памяти.

Еще ни разу в жизни я не видела такой прекрасной женщины. Изящной и сияющей, обладающей красотой, способной завоевывать страны и покорять города.

На ней было роскошное широкое дворцовое платье. Мне достаточно было одного взгляда на ее напряженную поясницу, чтобы понять, что она беременна.

Животика еще не было заметно. Она была на третьем или четвертом месяце.

Не знаю почему, но каждый раз при виде беременной женщины я чувствовала себя паршиво. Мне становилось их жалко.

Вскоре из другого зала выбежала маленькая девочка, очень похожая на эту беременную женщину. Она была очень прелестна.

Император засомневался и спросил мой возраст. Будь это в любой другой день, я бы уже ушла, хлопнув дверью. Но когда увидела изможденность этой женщины, то не могла пересилить себя и уйти.

Я тут же показала жетон царя лекарей, и император воспрял духом. Я посчитала пульс женщины. От мягкого ощущения ее запястья я боялась оставаться здесь надолго.

"Императрица отравлена".

Император выпроводил девчушку. Я села на стул, взяла грушу и начала ее грызть, потом скрестила ноги, чтобы спровоцировать гнев императора. Я и сама не знала, зачем это делаю. Мне просто он стал невыразимо неприятен с первой нашей встречи.

Затаившаяся злоба снова вскипела в моей крови. Пощечина шифу так меня и не образумила. Я сказала императору: "Если прервать беременность, я могу выписать рецепт, который за два-три года вернет императрице былое здоровье. В противном случае в день родов яд проникнет в органы матери, и ребенок тоже будет отравлен. Ребенок может вырасти благополучно, но срок жизни императрицы сокртится. Однако… независимо от того, оставите вы ребенка или нет, императрице нельзя будет заниматься любовью".

Когда я сказала это, меня переполнило ликование. Я поерзала на ногах, хрустя грушей и ожидая, что же выберет этот император.

Но произошло то, чего я никак не ожидала. Не успел император ответить, как эта женщина ласково погладила свой живот и сказала с теплой улыбкой на лице: "Я хочу оставить этого ребенка".

Ее тихий, мягкий голос был приятным на слух, но в нем чувствовалась решительность, которой трудно было противостоять.

Поведение императора было совершенно противоположным. Сначала он, встревоженный, пытался ее отговорить, потом начал злиться и рычать.

Эта женщина была совершенно бесстрашна перед мощью императора. Она не ответила ни слова, только погасила яростное пламя императора своим глубокими и спокойными, как вода, взглядом.

Как только император перестал буянить, женщина, в защитном жесте прикрывая живот, сказала: "Ваше Величество, как могут родители отнимать жизнь у ребенка? Мы женаты с тобой уже десять. Если впредь мне не посчастливится удостоиться благосклонности императора, покинет ли меня Ваше Величество?".

Император ответил: "Цинчэн! Ты ведь хорошо меня знаешь, почему говоришь так? Если из-за этого срок твоей жизни сократится, как я это выдержу?".

Тогда я узнала, что эту женщину звали Цинчэн. Это имя и вправду ей подходило.

Цинчэн, Цинчэн... Я жевала грушу, повторяя это имя про себя.

Женщина улыбнулась. Ее улыбка была подобна растаяшим льдами и цветению весенних нежных цветов: "Услышав слова Вашего Величества, я умру без сожаления. Я хочу родить этого ребенка".

В конце концов, я осталась. Я даже усмехнулась про себя: надо же, я ведь никогда не соглашалась так долго ухаживать за больным.

Император согласился на просьбу Цинчэн. Наверное, никому не под силу было отказать такой замечательной женщине.

Однако на сей раз я солгала только о ее "занятии любовью". Все остальное было правдой. Отравитель был чрезвычайно искусен, даже я испытала трудность. Но я по-прежнему внутренне радовалась, потому что никто в этом мире, кроме меня и шифу, не мог спасти ее.

День за днем живот Цинчэн увеличивался. Всякий раз, когда я думала о том, что после родов яд проникнет во все ее органы, я чувствовала неизмеримую боль в сердце.

Я ломала голову, но так и не придумала совершенного лекарства. Мое сердце горело беспокойством, но это делу не помогало.

В конце концов я перестала играться и решила присматривать за ней каждый день.

Она была очень славной. Даже со статусом императрицы в ней не было ни капли заносчивости. Она уделяла мне много внимания и не придавала значения моей бесцеремонности. Я не знала дворцового этикета, но она хвалила меня за естественность и незакомплексованность.

Мое поведение было вздорным и упрямым, но она называла меня гордой и необузданной, говорила, что такими качествами должны обладать юноши.

Постепенно наши разговоры становились все длиннее. Она рассказала мне несколько своих историй, а потом попросила меня рассказать свои, что происходило со мной за пределами дворца.

Я покопалась в мыслях и рассказала ей все, что видела и слышала по дороге. Выслушав все, она вздохнула и пробормотала: "Когда простой народ Ли сможет наслаждаться жизнью в мире и спокойствии и не испытывать нужду в одежде и еде?".

Ее слова потрясли меня. Я смутно начала понимать, за что шифу отвесил мне пощечину. Впервые в жизни я задумалась: а не ошиблась ли я?

Время, которое я провела во дворце Фэнцзао, текло все быстрее и быстрее. Под предлогом того, что я целительница, я взяла на себя контроль над ее повседневной жизнью. На полгода я покинула долину, мне было всего шестнадцать. Я не разбиралась во многих чувствах. В то время я просто не хотела оставлять ее ни на минуту. Иногда я задумывалась, что одно ее слово — и я охотно останусь в этом дворце до конца своей жизни.

Однако день родов был неминуем. Изо всех сил я пыталась придумать, как спасти их обоих, но так и не смогла.

Если бы шифу был здесь, наверняка он предложил бы способ, не так ли?

Впервые в жизни я так сильно возненавидела свою беспомощность.

Меня охватила паника. Когда приближался срок появления этого дитя на свет, я вспомнила ту безжалостную ложь, которую ляпнула в тот день.

С тех пор, каждый раз, когда я заглядывала в эти спокойные, как гладь озера, глаза, моя душа приходила в смятение.

Когда ребенку исполнился месяц, я оставила шестнадцать рецептов, поровну матери и сыну. Раз в год лекарство нужно было сменять на другое. Это было самое большее, что я могла сделать, чтобы обеспечить ей хотя бы восемь лет жизни. Я должна была найти шифу, потому что он был единственным, кто мог спасти Цинчэн.

Я вежливо отказалась от награды и в панике сбежала прочь. Только шифу мог устранить яд в теле Цинчэн. Тогда я и признала свою неправоту…

Жди меня, Цинчэн.

Автору есть что сказать:

Какая жалость. Ло И отказалась от самосовершенствования, много лет бродила по всей стране, но не могла найти старого царя лекарей. В конце концов она попала во владения гуннов. Истощенная морально и физически, она заболела и упала в обморок, а очнулась в опочивальне царицы Маньши.

Когда она вернулась, Ли Цинчэн уже умерла.

Я пишу экстры после основной истории, потому что многие факты из прошлого не были связаны с основным сюжетом. Было бы досадно не написать их.

На самом деле я хочу сказать, что прошлое Ло И — очень важный момент. С ней многое связано: если бы она не спасла Ли Цинчэн, не было бы никакого наследного принца, и не произошло бы всего последующего. Ли Сянь не женилась бы на Линь Ваньюэ.

По сути, у Ло И с Линь Ваньюэ много общего. Старый целитель очень любил маленькую Линь Ваньюэ, и это было неспроста.

Почему они похожи? У обеих есть свои внутренние демоны.

Перед Ло И ползали на коленях, ей льстили, заискивали, завлекали золотом. В слишклм юном возрасте она увидела отвратительную сторону человеческой натуры. Она была слишком мала, чтобы понять, что это такое. Это привело к отклонению в характере и поведении. Она окончательно проснулась только в тридцать лет.

Линь Ваньюэ тоже одолели внутренние демоны. Вся ее семья и деревня погибли, когда ей было четырнадцать. Там не было всяких мессенджеров, как сейчас. В прошлом методы коммуникации были иными. У Линь Ваньюэ выстроились социальные связи ТОЛЬКО с жителями деревни.

Если подумать об этом, то это действительно глубокая травма.

Внутренние демоны Линь Ваньюэ касались гуннов, но она была удачливее Ло И. Идя шаг за шагом, она полагалась на собственные способности и влияние окружающих. Она смотрела на мир глазами и сердцем, она менялась. Попробуйте себе это представить. Если бы Линь Ваньюэ не чувствовала усталости от войны, она точно превратилась бы в божество смерти той эпохи. Это будет уже пострашнее, чем действия Ло И. Я уже писала об этом раньше: после смерти Линь Юя у Линь Ваньюэ подорвалось душевное равновесие, но в конце концов она исправилась.

Вот почему у Линь Ваньюэ и Ло И много общего. При этом у них разные личности из-за разных выборов и путей.

Линь Ваньюэ смотрела на мир глазами и сердцем, в то время как Ло И была слепа.

У Линь Ваньюэ, Ло И, Ли Сянь, нескольких принцев и даже второстепенных персонажей, таких как Бянь Кай, есть своего рода отражение той или иной стороны человеческой натуры.