Через несколько дней Линь Ваньюэ разместила объявление с планом восстановления Чаньцзюани, однако никто не предложил инициативу.

Дело не в том, что жители соседней деревни такие холодные и безучастные. Группа Линь Ваньюэ появилась очень внезапно, да и сама она не заявила, что является той оставшейся сиротой из Чаньцзюани, которую считали деревней-призраком. Восьми лет было достаточно на смену поколения. И в настоящем положении, когда ни с того ни с сего приходит чужак с намерением отстроить деревню-призрак, люди неизбежно начнут опасаться.

Линь Ваньюэ же это вовсе не волновало. Раз никто не хочет помочь, она все сделает сама.

Она развела в Чаньцзюани большой пожар, чтобы сначала сжечь все высокие сорняки и сухие деревья, а затем поручила Цзы отправиться в уезд и заказать материалы, необходимые для восстановления деревни.

Каждое утро она, взвалив на спину мотыгу, отправлялась туда, чтобы сровнять с землей истлевшие стены и руины Чаньцзюани. Как только почва оттает, она вынесет все эти остатки, и тогда можно будет начинать работу.

Сегодня Линь Ваньюэ уехала еще до рассвета. Захватив с собой мотыгу и ящик, она пришла на место, где когда-то сожгла груду трупов.

Она со всем усердием выгребала мотыгой разбросанные кости и бережно помещала их в ящик. Земля была выкопана на три чи глубины, и, наконец, когда больше костей найти не удалось, Линь Ваньюэ остановилась. Ящик она как раз заполнила до конца.

Привязав мотыгу к спине, Линь Ваньюэ взяла ящик и поднялась на гору.

Она возилась с мерзлой почвой рядом с могильными насыпями своих родителей и младшего брата более четырех часов. Как только у нее получилось вырыть огромную яму, она закопала ящик с костями.

В завершение Линь Ваньюэ очистила старые могилы от снега и сухой травы.

Ее движения были медленными и аккуратными. Она начала плакать.

В этих диких горных краях Линь Ваньюэ беззвучно проливала слезы.

С несчастья в деревне прошло восемь лет. Она пережила два царствования и стала деревней-призраком, которой сторонились все люди. Но это был дом Линь Ваньюэ.

Она родилась и выросла здесь. Все ее детские воспоминания сосредоточились здесь.

Говорят, опавшие листья возвращаются к своим корням*. Пусть все, что осталось от деревни Чаньцзюань, — поле руин, это все равно место, по которому тоскует Линь Ваньюэ.

*叶落归根 (yèluò guīgēn) — обр. в знач.: а) вернуться на родину; б) оказаться в исходном положении; вернуться к прежнему состоянию, восстановить статус-кво; закономерный финал

Линь Ваньюэ опустилась на колени перед могилами и достала из-за пазухи деревянную доску с высеченными на ней сто девятнадцатью засечками. Некоторые из них были уже очень старыми и почти стерлись, а остальная часть, что поновее, — гладкими…

В Чаньцзюани несправедливо погибли сто восемнадцать человек, но еще одна засечка предназначалась для Линь Юя.

Линь Ваньюэ собрала сухой травы и веток, сложила в кучу, достала из-за пазухи зажигалку и подожгла. Как только пламя усилилось, она положила доску в огонь.

От долгого нагрева над доской наконец поднялось немного белого дыма, затем она начала гореть, время от времени издавая треск.

— Отец, матушка, А-Син. Дядюшки и тетушки. Прошло восемь лет, и вот, А-Юэ вернулась. Я отомстила за всех. Покойтесь с миром в загробном царстве.

Линь Ваньюэ завершила кровную клятву, которую дала в подростковом возрасте, и не подвела этот клочок земли.

Она трижды громко стукнулась головой оземь, но не выпрямилась и продолжала полулежать на заснеженной земле. Немного погодя из ее легких вырвался горестный всхлип.

Месть свершилась. Но в конечном итоге эти мучения все равно будут переносить живые люди.

… …

Пока Линь Ваньюэ отсутствовала, Ли Сянь достала ящик, полный монет чжу, и поручила Цзы поехать с ними в уездный город. Деньги уже нанизали на веревки, и в каждой связке было сто чжу.

Ли Сянь пригласила на встречу деревенского старосту и главу бао* и объяснила свои намерения.

*Глава группы самообороны в пределах десяти участков, должность по системе круговой поруки баоцзя (保甲), чьи основные функции — предупреждение правонарушений, контроль внутренней миграции, повышение эффективности сбора налогов, содействие переписи населения и рекрутирование солдат

— Господа, начну с того, что глава моей семьи занял свое место в четырнадцать лет. За восемь лет процветания сеть его лавок растянулась по всей земле царства Ли, но это привело к тому, что он заболел от переутомления, и у него поседели виски. На основании сего, мы с ним решили уединиться в красивом месте и основать там резиденцию. Господину приглянулась соседняя деревушка, вот только… почтенные господа знают, что она в плохом состоянии, для восстановления потребуется большое количество помощников. Здесь десять тысяч чжу. Почтенные господа могут унести их жителям деревни, и те, кто готов принять участие в восстановлении, могут взять деньги.

Староста деревни Даосян и глава бао на мгновение лишились дара речи. Поначалу они были немного возмущены тем, что какая-то "баба*" вызвала их на встречу, но, как только они увидели Ли Сянь, по какой-то причине от нее начало исходить большее давление, чем от того господина-помощника главы уезда…

*妇道人家 (fùdao rénjiā) — пренебр. женщина, баба

Они даже не осмеливались поднять головы. Слушая ее ровный, безразличный тон, они сидели как на иголках.

Как только Ли Сянь закончила говорить, Цинъянь открыла ящик. Он был полон монетных связок в количестве десяти тысяч чжу!

— Если народ боится деревни-призрака, мы с мужем, конечно же, не будем их принуждать...

— Нет-нет-нет! — Староста деревни Даосян встал, и следом за ним глава бао. Оба заискивающе улыбнулись: — Полно вам, госпожа. Наша деревня Даосян ближе всего к Чаньцзюани, зачем вам отказываться от близкодоступного! В нашей деревне сто пятьдесят дворов, и триста восемьдесят два человека трудоспособные. Мы не откажемся от ответственности за восстановление деревни Чаньцзюань!

Ли Сянь кивнула:

— Простите, что затруднила вас.

Деревенский староста погладил бороду. Юй Сянь, стоящая позади Ли Сянь, бросила взгляд на его дрожащие пальцы, которые чуть ли волосы не срывали, и мысленно усмехнулась.

— Однако… как вы уже знаете, госпожа, недавно из-за молнии случился большой пожар, у нашей деревни, расположенной у гор, больше нет хорошей древесины. Так вот… боюсь, что материалы придется покупать в уезде.

Ли Сянь приподняла уголки губ. Ее глаза, подобно безрябистой глади озера, были глубокими и невозмутимыми:

— Господин принял во внимание каждую деталь. Что касается расходов, необходимых для восстановления деревни, глава семьи возьмет их на себя.

Деревенский староста и начальник бао переглянулись:

— В таком случае, мы тотчас же отправимся договариваться с людьми.

— Еще минутку, господин...

— Да, госпожа?

— Распределение денег я возложу на распоряжение почтенных господ, но у меня только одна просьба. Произошедшее сегодня должно храниться в секрете от главы моей семьи. Будет замечательно, если найдутся состоятельные жители, которые готовы помочь по собственному желанию.

— Понимаю, я понимаю... Госпожа поистине благодетельная супруга. Можете быть уверены, этот старик обо всем позаботится.

— Юй Сянь, проводи почтенных господ.

— Слушаюсь, госпожа.

Солнце клонилось к западу. Линь Ваньюэ с мотыгой за спиной спустилась с горы. Ее волосы разлохматились, одежда запачкалась. Особенно в глаза бросалась грязь на коленях. Пара новых сапожек* была сплошь ухайдокана глиной. Если принять во внимание любовь Ли Сянь к чистоте, то нынешнее состояние Линь Ваньюэ, безусловно, было неприемлемым.

*皂靴 (zàoxuē). Ну вы только взгляните, шо за прелесть:

Линь Ваньюэ остановилась у начала деревни Даосян. Ее опухшие глаза болели. Не нужно было зеркало, чтобы знать, как жалко она сейчас выглядит.

Отбросив мотыгу в сторону, она подошла к маленькому ручью перед деревней. Речная вода уже оттаяла, но на берегу еще оставались кусочки льда.

Линь Ваньюэ зачерпнула ледяной воды и плеснула себе в лицо. По телу пробежала дрожь, но она не перестала умываться. Плеснув на глаза, она набрала еще воды, чтобы подержать ее на лице немного дольше.

Приведя в порядок свои эмоции, она взяла мотыгу и вернулась в деревню. С тех пор, как они покинули императорский двор, Сянь-эр уделяла пристальное внимание состоянию ее здоровья. Закашляй Линь Ваньюэ немного, и она сразу же обеспокоится…

Сянь-эр всегда говорила, что, поскольку Линь Ваньюэ прожила восемь лет в подавленном состоянии, теперь, с избавлением этого балласта, нужно жить так, как хочется, и следовать своим желаниям.

Как Линь Ваньюэ могла не знать, о чем думает Ли Сянь? На границе был не просто ужасный климат, но и обездоленная жизнь. Ресурсов всегда недоставало. Будучи принцессой, Ли Сянь все равно потворствовала ее "прихотям". Она терпела невзгоды только потому, что хотела счастья для Линь Ваньюэ. Сянь-эр наверняка забеспокоилась бы, узнав, что сегодня она горько рыдала.

Она зашла во двор, положила мотыгу и вошла в дом.

Ли Сянь, казалось, чуяла, что Линь Ваньюэ вот-вот вернется, и уже ждала, когда та вошла. Она вложила чашку теплой воды в ее руки.

Линь Ваньюэ улыбнулась и опустила взгляд, стараясь не показывать Ли Сянь своих глаз.

Но возможно ли утаить такое неумелое притворство от глаз Ли Сянь?

Ли Сянь посмотрела на Линь Ваньюэ с горечью на сердце, однако не стала раскрывать ее, вместо этого подняла руку, чтобы убрать сухую травинку, которая застряла в волосах Линь Ваньюэ, и мягко сказала:

— Посмотри на себя, опять возвращаешься с головы до ног в грязи. Еда уже давно готова. Еще теплая, в котелке. И вода тоже нагрета, прими ванну перед едой.

В груди Линь Ваньюэ разлилось тепло. Горе, которое она подавляла в течение многих лет, сегодня наконец нашло освобождение. Вернувшись во временное жилище и услышав такую привычную, мягкую и кроткую речь Ли Сянь, Линь Ваньюэ, которая всегда держалась до последнего, почувствовала, как жжет в глазах.

Она утвердительно промычала, вернула Ли Сянь пустую чашку и убежала принимать ванну.

Крестьянский двор был примитивным и убогим. Они поселились в лучшем доме во всей деревне Даосян, но купальня все равно оказалась до жалкого простой. Когда вошла Ли Сянь с чистым комплектом одежды в руках, Линь Ваньюэ все еще сидела в деревянной кадке для купания, от которой исходил белый пар, и умывала лицо.

Она прервалась, когда услышала шум, но, увидев, что это Ли Сянь, расслабилась.

Ли Сянь положила чистую одежду на полку и приблизилась к Линь Ваньюэ со спины.

— Чем сегодня занималась в деревне?

Ли Сянь заговорила с ней о повседневных делах, положив руки на ее плечи и мягко массируя их.

Кто бы мог подумать, что настанет день, когда почитаемая, благородная принцесса царства Ли начнет жить обыкновенной и несколько бедной крестьянской жизнью со своей возлюбленной, в качестве жены, и каждый день будет вести совершенно простые житейские беседы.

— Ничего особенного. Разгребла старые стены и ограды, которые недавно снесли.

— Устала?

— Вовсе нет. Эта работа не идет в сравнение с деятельностью в лагере! — Линь Ваньюэ довольно прищурила глаза. Ли Сянь массировала с идеальным нажимом, отчего становилось приятно.

— А-Юэ~

— Мм?

— Доска исчезла, — спокойно сказала Ли Сянь.

Линь Ваньюэ медленно открыла глаза. Она потянулась к лежащей на своем плече руке Ли Сянь, взяла в свою и поднесла к своей груди.

— Сянь-эр~

— Я рядом, А-Юэ. И всегда буду сопровождать тебя.

— Мм. — Линь Ваньюэ почувствовала ком в горле, у нее перехватило дыхание.

Она отбросила притворство, повернулась, чтобы обнять Ли Сянь, и облегченно выплакалась.

Этой ночью Ли Сянь не разнимала объятий с Линь Ваньюэ. Как только Линь Ваньюэ заснула, она с болью в сердце провела кончиками пальцев по ее опухшим векам.

Ли Сянь еще долго рассматривала спящее лицо Линь Ваньюэ. Возможно, устав плакать, она спала очень крепко, но выражение ее лица было очень спокойным. Ли Сянь поцеловала ее в лоб, еще крепче прижала к себе и закрыла глаза.

Автору есть что сказать:

Фактически сердце Линь Ваньюэ — башня из слоновой кости*, но тем не менее, Ли Сянь разбирается в людских чувствах и мыслях.

*象牙塔 (xiàngyátǎ) — удаленность от суетного мира; оторванный от жизни, оторванный от действительности. О человеке, который игнорирует безобразную и горестную реальность и посвящает себя идеалам и созиданию

Ли Сянь не сносила эту башню и не считала, что Линь Ваньюэ плохо там находиться. Вместо этого она обороняла ее, пока Линь Ваньюэ этого не видела.

Суть не только в этом. Ли Сянь многое делала за ее спиной.

Помните, как гунны поймали простолюдинов царства Ли и построили их стенкой, а Линь Ваньюэ отдала приказ стрелять? Помните жителя деревни, который тогда подал на нее жалобу, и как после "смертельного расстрела" в нескольких главах упоминалось, как Ли Сянь инструктировала о как можно более быстром проведении миссии? (П/п: я 100500 лет не выкладывала экстры, но что-то такое же припоминаете? *плак*)

Помните, как на телах этих "простолюдинов" нашли гуннские татуировки?

По правде говоря, в тексте много мест, которые я не расписала, просто включила пару деталей.

Но Ли Сянь оберегала Линь Ваньюэ с самого начала.