Для тех, кто боится сюрпризов, предупреждения к главе: (чтобы увидеть текст, выделите белую область -->> грубый секс, сомнительное согласие, элементы постельных "пыток". )

IX

Возможно, из-за раны и потери крови сердце Цинь Цзина начало ныть за два дня до начала зимы[1], так что у него не осталось другого выбора, как перебраться в источник. Выбрался он семь дней спустя, став на размер меньше, чем был до этого.

---------------------------------

[1] зима по календарю Древнего Китая начиналась 7-8 ноября

---------------------------------

Мимоходом взглянув на себя в зеркало, он заметил, что скулы выделяются ещё сильнее. Глаза, казалось, чуть запали, но от этого он неожиданно стал выглядеть даже красивее.

Горы зимой безмолвны. Проведя несколько скучных дней, приходя в себя после болезни, Цинь Цзин решил отправиться в соседний город попытать счастья в игорном доме. Затем он посетил аптеку, где у него были дела, и выпил немного с владельцем, узнавая у него последние сплетни.

Когда он, ещё немного пьяный, вернулся в свою хижину, час собаки[2] уже почти вышел.

---------------------------------

[2] с 19 до 21

---------------------------------

Он толкнул ворота во двор и увидел, что в его комнате горит свеча. Тёплый золотистый свет лился из закрытого бумагой окна, обдавая его сердце жаром. Цинь Цзин думал, что это шифу со своим ежеквартальным визитом и, если он войдёт сейчас пьяный, его ждёт нагоняй, так что он остался во дворе, чтобы проветриться.

Неожиданно дверь отворилась, но человеком, который появился на пороге, оказался Шэнь Ляншэн.

– Что ты здесь делаешь? – воскликнул Цинь Цзин в недоумении, почти не пытаясь скрыть, насколько удивлён.

Он думал, что в следующий раз увидит этого человека, когда всё выяснится, и мужчина придёт за ним, чтобы забрать в орден Син на казнь. Другой причины для его появления сейчас он придумать не мог.

– Просто проходил мимо, – ответ Шэнь Ляншэна был простым, но Цинь Цзин замер...

Если подумать, причина могла найтись. Например, если хуфа принял к сердцу их связь той ночью, возвращение Шэнь Ляншэна не будет столь шокирующим.

Однако то, что Шэнь-хуфа мог принять это к сердцу, звучало так же нелепо, как то, что свинья может залезть на дерево. Цинь Цзин медленно моргнул и произнёс:

– О.

У него всё ещё остались сомнения, и он задумался, не мерещится ли ему всякое из-за алкоголя. Он продолжил пристально всматриваться, но, к сожалению, Шэнь Ляншэн не растворился в воздухе. Мужчина так и стоял на том же месте. В этот раз он был одет во все чёрное, но его лицо по-прежнему было холодным и полным жестокости: Белого Учана всего лишь сменил Чёрный.

– Куда ты собрался в таком виде? Думаешь вломиться в чей-нибудь дом?

Если мужчина сказал, что просто проходил мимо, то пусть будет так, Цинь Цзин старался не быть предвзятым и не стал допытываться – просто пошутил.

– Нет. Зашёл к тебе на обратном пути после взлома.

– Хи, – Цинь Цзин не смог удержать смешок.

Он покачал головой, коря себя за то, что забыл, насколько хуфа тоже мог быть остёр на язык. Отсмеявшись, он почтительно извинился:

– Тогда мне ужасно жаль, что заставил тебя ждать.

Так за разговором он вошёл в комнату и закрыл дверь. Лишь когда это случилось, он почувствовал металлический запах крови и понял, что Шэнь Ляншэн не шутил. Хуфа действительно ходил "по делам". И "дела" у ордена Син в последнее время были ничем иным, как поиском недостающих страниц. Цинь Цзин повернулся, чтобы осмотреть мужчину и не нашёл следов ранения.

Значит, должно быть...

В освещённой свечами комнате Шэнь Ляншэн вёл себя скорее как хозяин, не как гость. Взяв наполовину наполненную чашку чаю, он лениво отпил из неё. Кровь была почти незаметна, поскольку его одежды были чёрного цвета, но запах становился с каждой секундой сильнее. Цинь Цзин пробежался глазами по халату мужчины до самого низа, и его взгляд похолодел.

...должно быть, это была односторонняя резня.

Закончив пить чай, Шэнь Ляншэн обратил внимание на взгляд целителя и, что ещё важнее, на таившееся в нём отвращение. Хотя молодой человек постарался тщательно его скрыть, но подняв глаза от чашки, тот всё же его уловил.

Шэнь-хуфа проследил за направлением его взгляда к низу своих одежд. Подол его халата заканчивался на уровне его сапог и был расшит узорами облаков, но он забрал так много жизней, что серебряная нить пропиталась реками крови, что текли с гор трупов. Алая жидкость позже стала пурпурно-бордовой, и халат на первый взгляд стал казаться совершенно черным.

Долгое время ничего не происходило, а затем Шэнь Ляншэн медленно двинулся к целителю.

– О чём ты думаешь, Цинь Цзин?

Хотя у него и не было оружия, от его присутствия у молодого человека побежал мороз по коже.

– Размышляю, скольких ты убил, – честно ответит Цинь Цзин.

– Боюсь, что больше, чем ты думаешь.

Шэнь Ляншэн положил ладонь на шею целителя, поглаживая пальцами кадык. В таком положении создавалось впечатление, что они шепчут на ухо друг другу всякую милую чепуху, а не обсуждают резню и смерть.

– Сожалею, но сегодня я не в настроении, – Цинь Цзин с вежливой улыбкой отступил, отстраняясь от его руки. – Позднее время для приёма гостей, Шэнь-хуфа. Сюда, пожалуйста.

– О? И почему же ты не в настроении? – совсем не растерявшись, Шэнь Ляншэн встал перед ним, заложив руки за спину и чуть опустив глаза.

– Потому что я сегодня проигрался в игорном доме. В следующий раз выбери день для визита, когда я выиграю, – сохраняя на лице то же выражение, Цинь Цзин сделал ещё один шаг назад, но уже в следующее мгновение комната перед его глазами завертелась.

Он не видел, чтобы Шэнь Ляншэн совершал какие-то перемещения, но через миг его швырнули спиной на кровать. Хотя кровать и была мягкой, голова у него пошла кругом.

– Ты не мог бы сделать мне одолжение, Шэнь-хуфа? По крайней мере, сними хотя бы этот халат, – должно быть, Цинь Цзин был пьян, иначе не посмел бы так говорить с человеком над ним. – Не могу на него смотреть.

– Ты давно знал, кто я, Цинь Цзин, – в голосе Шэнь Ляншэна не было недовольства, но его действия говорили об обратном. Небольшого импульс энергии ци – и все шесть слоёв зимней одежды целителя превратились в лохмотья. – Тебе не кажется, что сейчас уже поздно раскаиваться?

Нейкун Цинь Цзина значительно уступал способностям Шэнь Ляншэна, к тому же, его ядро было ослаблено недавней болезнью, потому он не мог сопротивляться даже небольшому количеству ци, высвобожденному хуфой. В глазах у него потемнело, и он почувствовал, что теряет сознание, но его быстро привела в себя боль в нижней части тела. Шэнь Ляншэн ворвался в него без какой-либо смазки, разрывая нежную кожу. Кровь потекла по ягодицам, красные капли закапали на простыню, превращаясь в небольшое пятно.

– Разве это не то, чего ты хотел, Цинь Цзин? – в этот раз Шэнь Ляншэн не сдерживался, высвободив из штанов всю длину. Толстый длинный стержень глубоко проник в целителя, и, даже двинувшись назад, хуфа не вышел целиком, а намеренно оставил набухшую головку застрять на самом краю входа. Окровавленная дырочка порвалась и уже не могла сжиматься.

Цинь Цзину было так больно, что он не понимал, что говорит мужчина. Когда ему начинало казаться, что ещё немного и он потеряет сознание, резкая боль снова и снова приводила его в чувство, отправляя его по бесконечному кругу пытки.

– О, как же я забыл? Это не то, чего ты хотел. Ты хотел удовольствия – целое море, – голос Шэнь Ляншэна был ровным, но действия безжалостны. - Тогда, ты не против, если я дам тебе то, чего ты хочешь?

Все ещё чувствуя головокружение, Цинь Цзин ощутил, что боль утихла и открыл глаза. Он увидел, что Шэнь Ляншэн встал с кровати и изучал шкаф с лекарствами. Мужчина выбрал несколько бутылочек, понюхал каждую и вернулся назад, держа в руке серо-голубую в форме тыквы-горлянки. Это было то самое наружное лекарство, которым он лечил хуфу несколько месяцев назад.

Шэнь Ляншэн открыл бутылочку, одной рукой приподнял бёдра целителя, вылил на него всю кремовую субстанцию и, отбросив пустой сосуд, размазал лекарство. Спустя немного времени оно начало действовать, остановило кровь и закрыло рану. Тогда он поднял и раздвинул его ноги и снова вошёл, но на этот раз двигаясь так, чтобы не открыть рану снова.

Постепенно Цинь Цзин перестал чувствовать боль, остались лишь лёгкие отголоски. В душе он криво улыбнулся и поздравил себя с тем, что приготовил отличное кровоостанавливающее и обезболивающее, пытаясь найти лекарство для своего сердца, только использовать его таким образом, казалось немного ироничным.

Боль утихла, хуфа, легко скользя, осторожно входил и выходил. Цинь Цзин чувствовал, как член внутри него задевает и поглаживает чувствительный бугорок, и не мог ничего поделать с тем, как на это реагировал его собственный член, твердеющий под почти физически ощущаемым взглядом мужчины.

Высвободив одну руку, Шэнь Ляншэн начал мягко ласкать пробуждающуюся плоть, и когда она встала в полную силу, он стянул с волос Цинь Цзина ленту. Аккуратно покачивая бёдрами, он обвил ею несколько раз настороженный член лекаря, плотно обвязал вокруг каждого яичка и связал оба конца на узел у самого основания.

Цинь Цзин хотел было возразить и оттолкнуть мужчину, но быстро понял, что это бесполезно. Поэтому даже не пытался сопротивляться. Он лишь вздохнул, в тайне страшась долгой ночи, что ждала его впереди.

– Счастлив ли ты получить то, чего хотел[3], Цинь Цзин?

---------------------------------

[3] Шэнь Ляншэн цитирует Конфуция. На китайском эта его фраза относилась к тому, что человек становится спокойным, умиротворенным, когда исполняются его мечты

---------------------------------

В этот раз Шэнь Ляншэн был намерен долго и медленно мучить целителя.

Его член, как морской дракон, беззаботно перекатывался и нырял, вспенивая волны, поднимая со дна тысячи лет лежавший там ил, заставляя его танцевать и кружиться в стремительном подводном течении.

В эту морозную ночь Цинь Цзин чувствовал, что стал морем, переполненным мутными потоками желания. Его левая рука беспомощно свисала с края кровати, а правая покоилась на животе. Через собственную кожу и плоть он ощущал толчки мужчины, каждый из которых грозил вот-вот проткнуть его насквозь. Между тем, его собственное достоинство было болезненно твёрдым, но туго затянутая вокруг основания и мошонки лента не давала ему ни ещё больше увеличиться, ни излиться. Все волнующие, сводящие с ума ощущения накапливались в низу живота, ещё и ещё, всё время нарастая и концентрируясь, почти заставляя его желать, чтобы мужчина в самом деле проткнул его, чтобы это удовольствие смогло найти выход.

– Шэнь-хуфа... я уже говорил... то, чего я действительно хочу... ты не сможешь мне дать... это изречение... здесь не к месту...

Цинь Цзин истратил последние силы, чтобы выдавить из себя эти слова, и беспомощно распластался на кровати, позволяя Шэнь Ляншэну продолжить своё дело. У него не было сил даже закрыть глаза, лишь невидяще смотрел в потолок над кроватью, его взгляд казался бессмысленным и пустым, и всё же он до краёв был наполнен желанием. Весь мир для него словно исчез и в то же время превратился в карнавал похоти: человек с человеком, зверь со зверем, человек со зверем – остались лишь обнажённые тела, тяжёлое дыхание и беспорядочное совокупление.

Вначале Цинь Цзин не позволял себе подать голос, но разве мог он не издать не звука, даже если не хотел? Его рот был приоткрыл, с одного уголка губ стекала слюна, из-за которой его ключицы влажно и грешно блестели в мерцающем свете свечи.

Не известно, как долго продолжалась пытка, когда Шэнь Ляншэн, наконец, сорвал ленту с его побагровевшего члена. Мошонка задёргалась, а член вздрогнул, готовый выстрелить. Но в следующее мгновение Шэнь Ляншэн зажал большим пальцем дырочку на головке. Он наблюдал, как молодой человек под ним напрягся и жалобно вскрикнул, а из глаз полились слезы.

Цинь Цзин не знал, что плачет. Он даже не знал, что именно сделал мужчина. Он чувствовал лишь, как его пах охватило огнём, когда горячая сперма устремилась к отверстию лишь для того, чтобы встретиться с препятствием, отразиться от него и столкнуться с новой волной семени. Его член готов был взорваться. В этом мире не было слов, чтобы описать эту адскую боль.

Холодно глядя на плачущего молодого человека, Шэнь Ляншэн продолжил толкаться в него, не убирая палец, наблюдая, как его трясёт. Его волосы разметались по кровати, лицо в их ореоле не пылало румянцем, как у того, кто предавался любовным утехам, а было смертельно бледным.

Шэнь Ляншэн ненадолго остановился, а потом наконец отпустил руку. В тот же миг густая сперма несколькими выстрелами брызнула на целителя. Возможно, из-за длительного перевозбуждения его член не обмяк, а остался таким же напряжённым, как прежде. Шэнь Ляншэн продолжил входить в него в том же спокойном ритме и вскоре увидел, как из дырочки снова потекла молочная сперма, но не так, как обычно происходит семяизвержение, а как понемногу выходят последние капли мочи. Он поднял взгляд на молодого человека. К лицу того начал возвращаться нормальный цвет, но по вискам, не переставая, безмолвно катились слёзы.

Шэнь Ляншэн с любопытством выгнул бровь – редкое для него проявление эмоций. Он положил руку на грудь целителя, начиная пощипывать его сосок, используя для смазки его же собственную сперму. Склонившись к его уху, он спросил:

– О чем ты думаешь?

– ...

– Ты счастлив?

– ...

– Только не плачь, даже если так.

– Что? – выпалил Цинь Цзин, словно приходя в себя. – Я плачу?

Вместо ответа Шэнь Ляншэн накрыл его глаза губами, осторожно собирая с них слезы, а затем мягко поцеловал молодого человека.

– ...не слишком солёные, – Цинь Цзин отчего-то рассмеялся, обхватил руками Шэнь Ляншэна за шею и выдохнул ему на ухо: – Я не плакал уже очень... очень давно.

Всё ещё не произнося ни слова, хуфа прижал одну ладонь к лицу целителя, а другую просунул между их телами и обхватил его член. Осторожно поглаживая его в руке, он возобновил неторопливый ровный ритм. Время от времени от проводил по головке пальцами, стирая появляющуюся жидкость, до тех пор, пока больше нечему было вытекать. Коснувшись губами уха Цинь Цзина, он спросил:

– Хватит?

Целитель чуть кивнул и почувствовал, как он ещё пару раз качнулся и, не думая о том, чтобы сохранить энергию ян для Шуан-Сю, кончил в глубине его тела.

Свеча на столе догорела. Пламя в последний раз мигнуло и погасло.

Уже в темноте Цинь Цзин почувствовал, как с него убрали вес, та штука, что так долго его мучила, покинула его тело, с ней исчез и мужчина. Лишь после этого он полностью расслабился и закрыл глаза.

Он слишком устал, чтобы беспокоиться о том, ушёл Шэнь Ляншэн или останется на ночь. По его телу, словно пробежал табун лошадей, не оставив в нём ни единой целой кости.

Но как бы он ни был измотан, он не мог заснуть. Всё, о чём он мог думать – это то, что в какой-то момент он заплакал. Уголки его губ растянулись, и он безмолвно рассмеялся.

О чём он думал в том момент? Цинь Цзин попытался вспомнить и пришёл к выводу, что не думал, ни о чём грустном.

Ни о чём ином, как о празднике похоти смертного мира, но у половины тел, предающихся разврату у него на глазах, было его лицо.

Однако у другой половины не было лица Шэнь Ляншэна, у них не было лиц вовсе, тех людей он прежде не встречал.

Возможно, они не были ни людьми, ни зверями, ни вообще живыми созданиями из плоти и крови – это был блуд с предначертанным, совокупление со смертью.

«Шэнь-хуфа, ох, Шэнь-хуфа, – произнёс Цинь Цзин про себя. – Знаешь ли ты, что каждый раз, когда я смотрю на тебя, я будто вижу свою смерть. Именно из-за этого и не хочу отпускать.

О, это особое чувство – заниматься любовью с предначертанной смертью...

Желание – лишь иллюзия. Если не можешь отпустить его, тебе придётся страдать.

Как верно сказано.

Но, Шэнь Ляншэн, как ты думаешь, что же это, чего я действительно хочу?»