XIX

В тускло освещённом зале наступила тишина.

Цинь Цзин больше не говорил, его голова бессильно повисла, будто он вновь потерял сознание.

Спустя несколько часов, ворота в зал вдруг распахнулись. Вошли двое старейшин и четверо танчжу. Без какой-либо причины вспыхнули все свечи и вокруг стало светло, как днём.

Мяо Жань подошла ближе к Шэнь Ляншэну и тихо спросила:

– Как ты, сяо-Шэнь?

Все предыдущие семь дней Шэнь Ляншэн не возвращался к своим обязанностям и простоял здесь, без еды и питья. Пусть он и был небывало силён, она не могла не беспокоиться, ведь в конце концов он был лишь человеком.

– Никаких проблем, – он лишь слабо кивнул, не отводя взгляда от человека, закованного в цепи.

...Смотри внимательно, потому что скоро у тебя больше не будет такой возможности, если только ты не собираешься цепляться за его труп до конца своей жизни.

Мяо Жань безмолвно вздохнула и не стала ничего говорить.

На самом деле Цинь Цзин не потерял сознание.

Даже если бы так произошло, он бы очнулся в последний момент.

Спустя столько времени, миг, которого он ждал, неумолимо приближался.

Семена хэту[1], глубоко посаженные в его жилах, просыпались и вскоре принесут плоды випака[2].

--------------------------------

[1] в переводе с санскрита мотив, причина, импульс, в буддизме означает первопричину действия.

[2] – означает действие, то есть следствие, принимая во внимание смысл всей фразы.

---------------------------------

– А ты знал, Шэнь Ляншэн... – почувствовав, что в его венах началось движение, не заботясь о тех, кто был в этом зале, он вдруг заговорил, – что то, чего я в самом деле хотел – было вовсе не твоё сердце.

Как только прозвучало последнее слово, с небес на него полился золотой свет.

Слово за словом, Цинь Цзин активировал буддийскую мантру, которую заучил с детства и которая давным-давно жила в его венах.

Божественное золотое сияние становилось всё сильнее и вскоре поглотило и гроб, и человека, висящего над ним.

– Нет! – двое старейшин первыми бросились к нему, направляя на него своё оружие, но чистый свет Будды безмолвно обратил его в пыль.

Из гроба раздался леденящий душу крик, но уже через мгновение всё исчезло, включая золотые лучи.

Шестеро людей бросились к гробу, чтобы понять, что произошло. Лишь Шэнь Ляншэн прыгнул вверх, разбивая металлические цепи своей ци, и подхватил подающего человека на руки.

Мантра Истребления. Каждое слово требовало плоти и крови в обмен на свою силу. С каждым произнесённым словом тело иссыхало.

Шэнь Ляншэн своими глазами видел, как в слепящем божественном свете с немыслимой скоростью слабело и старело тело молодого человека.

Чёрный шёлк обращался белыми прядями, цветущая юность становилась серыми костями.

Всего лишь миг или два.

То, что упало ему на руки оказалось уже иссушенным трупом.

– Я ошибался... это и правда последний раз.

Стоя одним коленом на земле, Шэнь Ляншэн держал молодого человека последние мгновения. Его разум был пуст. Он смотрел на лицо, лишённое крови и плоти – лишь оболочка, лишь высохшая кожа, обтягивающая кости. Он слышал, как хриплый старческий голос произнёс последние три слова:

– Я люблю тебя.

– НЕТ!

Между тем сущность в гробу была явно уничтожена. Хотя она и приняла человеческий облик, жить дальше не могла.

Двое старейшин преисполнились ненависти и ярости, думая, что Шэнь Ляншэн предал их, и немедленно бросились на хуфу.

Мяо Жань, естественно, тоже была шокирована, но сохранила немного самообладания. Она немедленно заслонила собой хуфу и приняла на себя удары старейшин. Из её рта брызнула кровь.

– Мои старейшины, это не то, что... – у Мяо Жань не было времени перенаправить свою ци; кашляя кровью, она изо всех сил старалась успокоить разгневанных старейшин. Но она заметила, что все взгляды были направлены куда-то ей за спину, так что она, не особо раздумывая, обернулась.

Она увидела, как, держа на руках высохшее тело, Шэнь Ляншэн поднялся, лицо его было неподвижным, как вода в омуте.

В следующий миг все огни в зале погасли. Шэнь Ляншэн направил всю свою энергию, которой хватило бы, чтобы стереть с лица земли горы и перевернуть море, прямо в тело на его руках, немедленно обращая его в прах, который поднялся в воздух облаками пепла.

Такое безжалостное действие ошеломило каждого присутствующего, и они мгновенно и думать забыли о предательстве.

Они ещё не оправились от шока, когда Шэнь Ляншэн пошёл сквозь летающий пепел к воротам.

Один шаг, другой… и вдруг безмолвно рухнул на землю.

Каким бы крепким не было его основание, то, что он простоял семь дней к ряду, а после опустошил своё ядро ци ранило его изнутри.

Когда Шэнь Ляншэн очнулся, прошло два дня. Он был не в тюрьме, а лежал в своей собственной постели.

– А вот и ты, – Мяо Жань сидела за столом, но услышала, как он пошевелился. Она подошла ближе и прямо сказала: – Я рассказала другим о том, что произошло. От начала и до конца. Они больше не станут обвинять тебя в предательстве.

– ...

– Может они и не все поверили, ну так и что? – пробормотала Мяо Жань, пока Шэнь Ляншэн вставал и одевался. – Заместитель главы утратил все своё самосовершенствование, а у подножья горы собрался альянс. Полагаю, за эти два дня они нашли способ обойти нашу защиту. Верить, что ты ценой своей жизни будешь защищать наш орден в последней битве, всё же лучше, чем верить, что ты на самом деле предатель.

– ...

– Что ж, я рада, что ты очнулся. У меня ещё сегодня ночное дежурство. Отдохни немного, ладно?

С этими словами она развернулась, но заметила, что мужчина идёт за ней. Она нахмурилась:

– И куда ты собрался? Сяо-Шэнь, ты можешь перестать заставлять меня так волноваться за тебя?

Лишь спустя какое-то время Шэнь Ляншэн заговорил. Его голос звучал потерянно:

– Тётушка Мяо, можно я останусь с тобой на некоторое время.

Мяо Жань хотелось расплакаться, но её слёзы высохли много лет назад. В конце концов она протянула руку, потрепала его по голове, как делала в детстве, и мягко ответила:

– Тогда пойдём с тётушкой на дежурство. Составим друг другу компанию.

Она была на посту, но дел все равно не было. Альянс боялся объединённых сил заместителя главы и хуфы ордена Син, но сейчас, когда они достигли определённого успеха, не время было торопиться. Гора Футю была коварным естественным препятствием, и соваться на неё ночью было неразумно. Так что вечер был необычайно спокойным.

Шэнь Ляншэн безмолвно шагал рядом с Мяо Жань.

Мяо Жань первой прервала молчание, возвращаясь к предыдущей теме:

– Может быть, мне не стоит это говорить, но, сяо-Шэнь, лучше подумай дважды, хочешь ли ты защищать орден ценой своей жизни.

– ...

– Двое старейшин определённо так и поступят. Другие танчжу и их помощники... Я сомневаюсь, что им дадут уйти, даже если они не захотят биться насмерть.

– ...

– Но, если ты захочешь уйти, у тебя может получиться. Подумай об этом.

– Тётушка Мяо, – ответил Шэнь Ляншэн, – я буду защищать тебя в завтрашней битве.

– Спасибо за щедрое предложение, – она улыбнулась и покачала головой, чувствуя дежа вю. – Сяо-Шэнь, ты помнишь, я рассказывала тебе об одном человеке?

– ... Помню.

– Многие годы назад он сказал, что лучше умрёт, чем увидит меня снова, но в этот Новый год я не смогла удержаться и отправилась взглянуть на него.

– ...

– Он всё ещё жив, у него есть дети и внуки – большая счастливая семья.

– ...

– Его старший внук очень на него похож. Ему сейчас приблизительно столько, сколько было нам, когда мы... – Мяо Жань замолчала, её губы растянулись в улыбке, как будто она думала о чём-то забавном. – Я подумала: «Как интересно», и задержалась, чтобы побыть с ним немного дольше, чем обычно.

– ...

– И знаешь, что? – рассмеялась Мяо Жань. – Он подошёл ко мне, краснея, и спросил, не заблудилась ли я.

– ...

– Это же Новый год! На улицах полно людей, которые спешат на рынок. С чего бы девчонке заблудиться? У него определённо на уме было что-то другое.

– ...

– Но даже его неуклюжая попытка познакомиться была точь-в-точь как у его деда, когда мы встретились.

– ...

– И именно тогда тётушка Мяо почувствовала... – вздохнув, Мяо Жань улыбнулась Шэнь Ляншэну, – что прожила слишком долго.

– ...

– Сяо-Шэнь, не беспокойся обо мне завтра. И я тоже не буду беспокоиться о тебе. Всё на твоё усмотрение.

Они прошли дальше в молчании, но через некоторое время Мяо Жань остановилась, достала из рукава мешочек для благовоний и передала его Шэнь Ляншэну.

– Я подумала и решила, что это должно быть у тебя.

– ...

Думаю, ты прекрасно знаешь, что внутри.

– ...

– Ты правда как сильно ненавидишь его?

– ...

– Просто возьми его. Всё уже случилось. Ты чувствуешь то, что чувствуешь. Не мучай себя больше.

Шэнь Ляншэн принял мешочек. Лёгкий, почти невесомый, он казался пустым.

– Уже почти час крысы. Твоя ядро ещё не совсем восстановилось, тебе лучше пойти отдохнуть.

Сказав это, Мяо Жань пошла дальше. Шэнь Ляншэн развернулся, как ему и было сказано, но вместо того, чтобы вернуться в свою комнату, он направился к пику горы Футю.

На огненной горе росла мэн цяо, трава красного цвета, которая пряталась под землю днём и появлялась ночью. Другое её название хуай-мэн.

«Легенда говорит, что, держа его, можно увидеть во сне то, что занимает твои мысли. Может быть, тебе стоит взять один лист себе и попробовать самому, Шэнь-хуфа?»

«Ничего не занимает».

Его собственный ответ в тот день всё ещё звучал у него в ушах. Но он прежний никогда бы не подумал, что однажды он всё же пойдёт и сорвёт для себя один стебель.

Он захочет увидеть тот сон.

Увидеть именно то, что занимает его мысли.