Услышав, сколь естественно сорвалось с уст его Ванфэй слово «нашим», Цзин Шао мгновенно успокоился, так что, хмыкнув пару раз, он больше ничего не сказал.

Ничуть не изменившись в лице, Гу Хуайцин долил чая в чашку принца.

– Разумеется, вчера я стал названным братом Цзин Шао, поскольку с первого взгляда очевидно, что он богат и уважаем. Приятно знать, что у меня есть те, кого я могу попросить об убежище, если в будущем возникнет такая необходимость.

Этот человек был просто поразительно толстокож. Му Ханьчжан беспомощно улыбнулся, внезапно подумав, что его принц, похоже, всё ещё ведал – ну, хоть в какой-то мере, – что такое стыд.

При наличии у обеих сторон общих интересов заключить союз не так уж сложно. Когда правитель Хуайнани спросил Цзин Шао о его планах на будущее, то был весьма удивлен, узнав, что тот намеревался усадить на трон своего брата. Этот человек приложил столько усилий, и всё ради того, чтобы пошить наряд другому [1]? Слегка прищурив глаза, Гу Хуайцин посмотрел на сидящую напротив пару.

[1] Пошить [свадебный] наряд другому – выполнять работу, плоды которой будет пожинать другой человек.

Цзин Шао очистил мандарин, разделил его и протянул половинку супругу. Му Ханьчжан принял угощение и привычным движением помог Цзин Шао вытереть пальцы, перепачканные соком.

Внезапно уголки губ Гу Хуайцина медленно приподнялись, и он сделал маленький глоток чая. Горький вкус, смешанный с толикой сладости, распространился с кончика его языка. Под этими небесами действительно существовал тот, кто не желал себе всех красот рек и гор! В нём проснулось восхищение перед Цзин Шао. Не многие люди могли разобраться, чего на самом деле жаждало их сердце. Запросы членов правящих семей, в частности, всегда были чересчур высоки. Чаще всего они чувствовали бесполезное сожаление лишь после того, как теряли самое дорогое. Точно так же, как предки владыки Хуайнани…

– Когда ты решаешь отказаться от чего-то, то идёшь до конца. Я восхищаюсь тобой, братец, – Гу Хуайцин поднял свою чашку чая. – Эта чаша в твою честь.

Вначале он полагал, что им предстоит долгий обмен намёками и туманными фразами, но Цзин Шао говорил с ним откровенно и открыто, выкладывая всё как есть. Недоверчивый король Хуайнань решил поверить своему названному брату и вручил ему письмо.

Стоило Цзин Шао развернуть послание, его глазам предстали величественные росчерки кисти, этот почерк не мог принадлежать никому другому, кроме Отца-Императора. Письмо было мудрёным, его переполняли аллюзии и метафоры. От одного лишь взгляда на него у принца разболелась голова, поэтому он лениво передал бумагу своему Ванфэй.

Му Ханьчжан принял послание в смешанных чувствах, и его взор заскользил по строчкам. Вскоре мужчина слегка нахмурил брови.

– Отец-Император пишет, что два феода были подчинены, но Хуайнань всегда знала своё место, и между предками-основателями в своё время было заключено соглашение, поэтому он говорит правителю Хуайнани не слишком переживать на этот счёт. Однако...

Гу Хуайцин усмехнулся и поощрил:

– Продолжай.

– Однако в письме присутствует такая фраза: «Бедствие, что предназначено лишь мне, не устрашит меня, истинный ужас внушает мысль о крахе государства», – Му Ханьчжан сделал паузу и посмотрел на сидящего напротив него принца. – Боюсь, в этих словах скрыт особый смысл.

Цзин Шао почесал в затылке, но так и не сумел ничего понять. Разве это не просто цитата из сочинений древних учёных, сетовавших на робкий нрав своего императора, которого настолько пугали бушующие во время заседаний двора бури, что его подданные всерьёз опасались за благополучие Дачэнь [2], находящейся в его руках.

[2] «Дачэнь» – название страны.

Му Ханьчжан вернул письмо Гу Хуайцину, после чего повернулся к мужу и спросил:

– И какое же предложение предшествует этому в сочинениях?

– «Те недостойные, кто заключает тайные союзы в своих личных интересах, могут наслаждаться сиюминутным успехом, но будущее страны будет мрачным и тревожным», – процитировал Цзин Шао. Он сделал паузу, и тут принца настигло осознание, что подразумевал под этими словами его отец. Он говорил, что властители Юго-Запада и Юго-Востока были предателями, вступившими в сговор с целью восстания против Империи, беспокоя и волнуя государя, которому в итоге пришлось послать войска для подавления восстания. И теперь Император предупреждал правителя Хуайнани не следовать их примеру и не ступать по этой тёмной, скользкой дорожке, которая вполне могла привести его к могиле.

– Хуайнань из года в год своевременно платит свою дань. Даже когда река Циньхуай выходила из берегов и затопляла город Даньян, мы не уменьшали сумму ни на лян, – с усмешкой на губах Гу Хуайцин отложил письмо. – Быть может, Император желает, чтобы я проявил инициативу и предложил ему весь феод в качестве дани?

– Старшему брату следовало бы порадоваться. Используя подобные уловки, государь пока только проверяет воду, – сказал Му Ханьчжан, медленно потирая пальцем ободок чашки из почти прозрачного белого нефрита. – Полагаю, со временем слова Его Величества будут становиться всё более и более прямолинейными. – Гу Хуайцин был на два года старше Цзин Шао и на год – Му Ханьчжана, так что было не лишним уважить его обращением «старший брат».

Гу Хуайцин кивнул и снова посмотрел на принца.

Цзин Шао на мгновение задумался, бормоча себе что-то под нос.

– Для начала, потяни время и притворись, что не понял его намёков. Отец-Император знает, насколько сильна Хуайнань, и не станет необдуманно перемещать войска к её границам.

Административные вопросы ещё не были должным образом улажены, и если бы они начали новую войну прямо сейчас, это не принесло бы им никакой пользы. Поэтому супруги предложили Гу Хуайцину не торопиться с ответом на многозначное письмо, а подождать, пока они не выведут войска и не вернутся ко двору, чтобы отчитаться перед Императором Хунчжэном. Путь из Цзяннани был долог, дорога туда и обратно могла занять немало времени, так что можно было расслабиться и спокойно ждать, как развернутся события.

Вечер наступил незаметно, Гу Хуайцин предложил паре остаться на ночь в «Садах Шэшуй», но Цзин Шао отказался, опасаясь, что это вызовет ненужные подозрения. Перед самым своим уходом супруги вспомнили про тигрёнка, который послужил предлогом для визита сюда и которого они оставили на целый день в тёплом павильоне.

– Они покусали друг друга? – Му Ханьчжан подошёл к изгороди и нахмурился, увидев кровь на мордочке маленького тигра.

Слуга, стоявший чуть в стороне и следивший за зверятами, тут же пояснил, что тигр не пострадал. Днём львёнок поймал кролика и отдал половину маленькому тигру.

– Мяу-а! – когда Сяо Хуан увидел своего хозяина, он перевернулся на спину, демонстрируя выпуклый живот. При этом его мордочка оказалась прямо перед разлёгшимся на земле львом. Тот высунул язык и слизнул пятна крови вокруг пасти тигрёнка.

– Авву! – Сяо Хуан перевернулся и набросился на соседа, кусая его за уши.

Му Ханьчжан: «…»

Этого негодяя привезли сюда, чтобы лев научил его охотиться. Но маленький лентяй просто ждал, пока кто-нибудь поймает добычу, а затем накормит его. О, такая жизнь была гораздо комфортнее той, что он привык вести дома.

– Ха-ха-ха... – Цзин Шао рассмеялся и перемахнул через изгородь, после чего подошёл к тигрёнку, с восторгом вцепившемуся в ухо маленького льва, и поднял его за шкирку, дабы тот больше не позорил их. Львёнок поднялся на лапы и настороженно уставился на Цзин Шао.

– Авву! – тигр замахал короткими лапками, словно ребёнок, который ещё недостаточно наигрался. Малыш сопротивлялся, не желая уходить, но все его усилия оказались напрасны, и муж его хозяина с лёгкостью унес его прочь.

Два дня спустя они выступили обратно в столицу. Гу Хуайцин не провожал их. Вместо этого он послал человека, который прикинулся продавцом и передал принцу и его супругу несколько коробок с изысканными закусками, чтобы они могли поесть в дороге.

Лу Чжаньпэн не преподнёс им никаких подарков. Он стоял перед экипажем и продолжал бормотать:

– За шесть месяцев, миновавших с твоего отъезда, ты не прислал мне ни единого гостинца из столичных магазинов. Когда вернёшься, не забудь прислать мне парочку хороших вещиц, и убедись, что их хватит на все новогодние гуляния!

– Я не был в столице полгода, да и от тебя не приходило никаких писем, откуда же у меня возьмутся подарки для тебя? – наверное, сказывалось влияние его Ванфэй. Теперь Цзин Шао куда лучше разбирался в вопросах, касающихся денег. Когда Лу Чжаньпэн присылал ему весточки с какими-нибудь запросами, принц обычно выполнял их мимоходом. Но последние несколько месяцев они провели вдали от столицы, так что, естественно, эти письма до них не доходили.

– Сколько моих денег ты потратил, живя в моём доме задарма? Не говоря уже о провизии, ушедшей на прокорм пяти тысяч человек, расквартированных в казармах Цзяннани, – продолжал спорить Лу Чжаньпэн.

– Их пайки и фураж – это отдельный вопрос. Не говори глупостей, – Цзин Шао махнул рукой, отгоняя его, точно муху.

Увидев, что они снова начали ссориться, Му Ханьчжан не смог сдержать улыбки. Он подумал о своём маленьком магазинчике в столице. На время своего отсутствия мужчина передал «Заведение Мо Лянь» на попечение своей матери. Конечно, перед отъездом он убедился, что запас товара был предостаточным, но в преддверии Нового Года прилавки уже могли быть опустошены. Его мать была повышена до законной второй жены, но все эти полгода они не обменивались письмами. Му Ханьчжан не знал, как у неё дела.

– О чём думаешь? – Цзин Шао откинулся на большую подушку и обнял своего Ванфэй, в оцепенении смотревшего в окно.

Внезапно вырванный из раздумий мужчина вздрогнул и едва не выронил печенье. Сжав закуску, он перевёл взгляд на негодника, елозившего рядом.

– Думаю, что Гу Хуайцин и впрямь чрезвычайно осторожный человек. Он подарил нам только то, что можно съесть в дороге, дабы избежать любых возможных подозрений.

Пока Му Ханьчжан говорил, Цзин Шао медленно наклонился поближе и слопал печенье, которое тот держал в руке.

Проведя полмесяца в пути, они наконец прибыли в столицу на тринадцатый день первого лунного месяца.

Множество чиновников вышли к южным городским вратам, чтобы встретить их с триумфом. Император Хунчжэн стоял на городской стене, готовый поощрить Принца Чэна и его армию. Согласно традиции, генералам, совершившим великие подвиги, завтра будут вручены награды.

Войскам не разрешалось останавливаться ближе, чем в ста ли от столицы. Генералы Левого и Правого флангов повели армию к казармам. Дом Чжао Мэна находился в столице, поэтому он отправился к себе. Хао Дадао хотел дождаться наград, которые будут вручены завтра, и его разместили в качестве гостя в резиденции Принца Чэна.

Поместье принца уже было украшено к празднику, и перед входом покачивались большие красные фонари. Даже когда Его Высочества не было в столице, До Фу и Управляющий Юнь со всей ответственностью подготовились к Новому Году. Уже издалека можно было увидеть большую группу людей, собравшихся перед входом.

– С уважением приветствуем Ванъе и Ванфэй, возвращающихся во дворец! – хором произнесли выстроившиеся в два ряда слуги. Помимо личного слуги Му Ханьчжана, Юнь Чжу, а также Юнь Суна и нескольких служанок, среди них стояла очень выделяющаяся фигура, облачённая в розовое: это была наложница Восточного двора, о которой Цзин Шао совсем позабыл – Сун Линьсин!

Конец второго тома

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется