Тем вечером на улицах притихшего Намшака сгустилась странная, тяжелая, угрожающая атмосфера. Менее чем за час температура упала на десять градусов Цельсия, мимоходом поставив рекорд, совершенно необычный для тропиков. Ничего подобного не случалось за весь период, в который велись точные метеорологические наблюдения.

Тяжелые, набухшие угрозой тучи ползли по ночному небу, заставляя голову пригибаться к земле. Отдаленный гром перекатывался над крышами, суля неминуемую грозу. Что-то неладное творилось в этом году над океаном, где обычно формировались циклоны и атмосферные депрессии, отвечающие за погоду в этих краях. В повседневной суете и круговерти это мало кого интересовало, но теперь даже самые толстокожие почувствовали во внезапном холоде некое зловещее предзнаменование.

Странной и угрожающей была не только погода.

В неурочный час, в день, когда не планировалось никаких ристалищ, на Арене начали прогревать разномастные двигатели десять бронероботов. Рык дизелей и свист газотурбинных двигателей эхом отдавался от стен пустой чаши колоссального стадиона, отражаясь к низким небесам, нависшим над Намшаком. Их звук почему-то не был похож на обычные выхлопы сражающихся под крик толпы стальных гладиаторов. Двигатели взрыкивали злее и резче, словно стая одержимых жаждой убийства волков. Бешеных волков, роняющих в свирепом безумии хлопья липкой пены.

Тела бронероботов блестели в режущем свете лампионов.

Рк-91 советского производства. Тюнингованный до неузнаваемости «Сэведж» Рк-92, который сменил его на конвейерах уральских заводов. Грубая северокитайская копия того же «Сэведжа». Американский М6 «Бушнелл». Французский «Мистраль» и его следующий вариант — «Мистраль» II. Германский «Драхе» модификации А. Английский «Циклон» и еще два бронеробота — южноафриканского и израильского производства.

Окраска всех этих бронероботов ничуть не напоминала скучные военные оливковые тона, хаки или грязно-зеленые пятна деформирующего камуфляжа. Они больше были похожи на красочно расписанные гоночные машины Формулы 1. На многих машинах виднелись густо наляпанные рекламные надписи или логотипы местных компаний-спонсоров.

Все бронероботы были участниками гладиаторских схваток на Арене, а пилоты давно и покорно следовали каждому слову Шефа. Они явились сюда по его срочному призыву — для некой «специальной работы», как он выразился.

Застегивая пряжки наспех надетых комбинезонов, пилоты собрались перед линейкой БР. Они уже получили предварительные инструкции по радио от помощника Шефа и теперь весело гоготали и пошучивали:

— «Работа»?..

— Ха, неплохо иметь такого щедрого работодателя, ага?

Работодатель тем временем с трудом выбрался из посеченного пулями полицейского джипа с выбитыми стеклами. Его помощник закричал:

— Тихо! Слушать сюда!

Несмотря на помятый вид, Шеф пытался бодриться. Выпятив жирную грудь, он подозрительно всмотрелся в лица подчиненных — не мелькают ли на них усмешки, не догадались ли они, что он только что без памяти сбежал с поля боя? Нет, на грубых лицах пилотов была написана только жестокая радость предвкушения.

— Вы уже узнали из слов вице-комиссара, моего помощника, что у нас возникла проблема. Опасный террорист, до бровей накачанный наркотиками и одержимый жаждой убийства, заполучил в свое распоряжение БР и в настоящий момент направляется к Намшаку с севера. От вас, джентльмены, требуется остановить его. Я уверен, что вы, бывалые ветераны, не допустите, чтобы он ворвался на мирные улицы нашего города и причинил вред добропорядочным и законопослушным гражданам. Не нужно стесняться, уничтожьте его, используя ваши боевые навыки, отточенные на Арене.

Теперь на лицах пилотов-гладиаторов появились хитрые ухмылки. По его тону они поняли, что обычно заносчивый Шеф сейчас отчаянно нуждается в их помощи.

— Босс, разрешите задать вопрос? — вперед выступил один из пилотов. Это был тот самый Дао, который первым из присутствующих познакомился с Соске.

— Задавайте.

— По правде говоря, нам совершенно без разницы, террорист ли этот парень, которого вы нам приказываете замочить, или примерный ученик воскресной школы. Но, чтоб не растерять энтузиазм и подогреть боевой дух, нам хотелось бы узнать условия сделки. Пока вы не упомянули о вознаграждении и компенсации наших усилий. Хотелось бы узнать, что нам за это будет, босс.

— Ваша озабоченность мне понятна. Но вы не останетесь в обиде. Во-первых, каждый присутствующий получит три тысячи долларов. Независимо от результата.

Ответом на произнесенное с помпой заявление был только разочарованный свист. Но Шеф не смутился и продолжал так же важно:

— Тот, кто прикончит опасного террориста, получит в десять раз больше — тридцать тысяч долларов. Но и это еще не все, будет и дополнительный приятный приз. Знаете, что с прошлого месяца лежит на нашем складе конфискованной контрабанды? Мы перехватили поставку одного китайского наркодилера, направлявшуюся в сектор Газа. Пятьдесят килограммов героина. Согласно официальной процедуре конфискованный груз будет сожжен завтра на рассвете. Безусловно, мы так и поступим. Однако, если аналогичное количество порошка по какому-то странному совпадению окажется в руках тех, кто выполнит мое поручение, я не стану поднимать из-за этого шума. Вы понимаете, что это означает?

Полцентнера белого порошка. Даже если он был не слишком хорошо очищенным, его цена на черном рынке могла составить до миллиона американских долларов. Безусловно, доставка и продажа специального приза могла вызвать дополнительные расходы, но главное теперь было ясно — Шеф обещал этот приз тому, кто принесет ему голову этого назойливого выскочки.

Такая неожиданная щедрость ошеломила наемников и даже вызвала легкое подозрение:

— Это просто здорово, босс. Но не слишком ли великодушно? Как-то непривычно слышать от вас такое, — поинтересовался Дао.

— Все в полном порядке, — успокоил его Шеф. — Дело в том, что устранение этого террориста — крайне важная задача. Мы даже готовы предоставить вам остальное снаряжение, необходимое для этого, а также топливо, масло и запчасти. Взгляните, — он сделал приглашающий жест. На Арену начали выкатываться грузовики с трейлерами — пять штук, один за другим. Они выстроились вдоль беговой дорожки перед шеренгой бронероботов. Брезентовые накидки слетели в стороны, открыв лежащий на платформах груз. Там находились несколько комплектов самого современного съемного вооружения для бронероботов, которое они использовали с помощью манипуляторов. Германская 35-мм автоматическая пушка. Еще один наследник крупповских орудий — 57-мм дальнобойная снайперская пушка. Итальянское 57-мм орудие ближнего боя с механической перезарядкой, по принципу действия и внешнему виду напоминающее громадный помповый дробовик. Американская 30-мм пушка Гатлинга с вращающимся блоком стволов. На следующем трейлере лежала шведская 40-мм автоматическая пушка. Использование безгильзовых патронов и жидкого метательного вещества делали ее одной из самых футуристических и технологически продвинутых оружейных систем, стоящих на вооружении БР.

— Ого! Это же «Эрликон»!

— А там — «Ото Мелара» и «Маузер».

— И «Бофорс» тоже!

Мощные современные артиллерийские системы, способные одним выстрелом разнести на куски легковой автомобиль, вызвали неподдельный восторг пилотов-гладиаторов, которым не разрешалось использовать такие игрушки на Арене. Шеф, наблюдая за их неподдельной, детской радостью, криво усмехнулся и продолжил:

— В драйверах встроенных систем управления огнем не установлены защитные пароли. Поэтому вы можете выбирать то, что вам по нраву. Используйте их с удовольствием! Боеприпасов ко всем видам оружия заготовлено достаточно.

Дао радостно ухмыльнулся:

— Хо-хо, даже хочется поблагодарить этого мерзавца. Но мы действительно можем как следует пострелять из этих малышек? Нас не притянут к ответственности, когда мы случайно подстрелим парочку законопослушных граждан Намшака?

Пилоты весело и возбужденно загоготали.

На вопрос неожиданно ответил другой голос — холодный и мрачный. Из продырявленного джипа появилась фигура в угольно-черном плаще.

— Слушайте внимательнее. Шеф велел вам не стесняться.

Пилоты-гладиаторы смерили незнакомца оценивающими взглядами, потом вдруг одновременно вскинули вверх сжатые кулаки и огласили чашу Арены диким варварским кличем.

— Яху-у-у!

— Круши все!!!

— Всю жизнь мечтал!

— «Кроссбоу», наглый выскочка — мы прикончим тебя!

Дао и остальные пилоты запрыгнули в кокпиты. Стальные великаны, расхватали оружие, словно дети игрушки, и повалили к выходу с Арены, сотрясая мостовую и гогоча.

Глядя им вслед и утирая платочком обильный пот, Шеф сказал Кураме:

— Только что передали, что на ферме в пятнадцати километрах к северу от Намшака видели белый БР, двигающийся на юг. Этот парень серьезно намерен на нас напасть?

— Именно об этом я и говорил вам раньше, — устало потирая шею, ответил Курама. И добавил, чуть погодя: — Будет просто чудо, если эти обезьяны сумеют остановить его.

— Невозможно! Десять вооруженных до зубов бронероботов, и пилоты далеко не новички — будь он хоть Геркулесом, ему не справиться с ними. То, что произошло с М9, наверняка было простой случайностью, это не может повториться!

— Мне бы вашу уверенность, — мрачно проговорил Курама. — Но нам тоже нужно приготовиться.

— Приготовиться?

— Расставить декорации, подготовить сцену. Дайте мне коротковолновый передатчик. Я окажу ему любезность и назову конечную точку маршрута, чтобы он не заблудился.

— Конечную точку? — выкатил глаза Шеф.

— Да. Она будет здесь, — стукнул каблуком о мостовую Курама.

Выжимая из наскоро отремонтированной гидравлики все, что можно, Соске вел белый «Сэведж» на юг, поперек острых хребтов, покрытых буйными тропическими джунглями. Наконец, кручи закончились. Соске пересек пару мощеных дорог, и его глазам открылись бедные и жалкие домишки пригородов Намшака.

Чтобы добраться до центра города, ему требовалось пересечь реку Шентон, охватывающую город с северо-запада широкой дугой. Изначально «Сэведж» комплектовался оборудованием для форсирования водных преград по дну. Но одной воздухозаборной трубы-шнорхеля было мало — даже если бы она и осталась при нем, а не была потеряна давным-давно, еще до того, как он попал к Нами. Бронеробот получил множество повреждений, и за водонепроницаемость электрических систем нельзя было поручиться. Учитывая то, что река была глубокой и быстрой, соваться сейчас в воду было бы просто самоубийством.

Оставались два капитальных моста, которые могли выдержать двенадцатитонный «Сэведж». Мост Пуриноко на магистральном шоссе, и расположенный в километре южнее мост Васару. Можно было не сомневаться в том, что оба моста перекрыты полицейскими кордонами.

За то время, что Соске провел в Намшаке, карта города и рельеф навсегда отпечатались в его памяти. Теперь, без труда сориентировавшись, он выбрал именно мост Пуриноко, поскольку тот был расположен ближе к центру города.

Прежде всего, требовалось предугадать действия врага. Если бы Курама решил бежать в одиночку, поджав хвост, он бы прямиком направился в аэропорт. Но Лемон, который сейчас со своими людьми трясся в фургоне по разбитой горной дороге далеко позади, передал по рации, что в аэропорту тот не появлялся — там караулили его коллеги, агенты из DGSE, оставшиеся в городе.

Курама все еще оставался в Намшаке. Возможно, он не думал, что окажется в положении гонимого, и замешкался, не зная, что предпринять?

Нет.

Невозможно.

Он ждал.

Он готовился, расставляя фигуры на доске для следующей партии, и настраивал ловушки. Последняя схватка будет смертельной и бескомпромиссной. Решимости Кураме было не занимать.

Соске прекрасно это знал. Нет, это не было сверхчувственное озарение или телепатия. Просто старый инстинкт, спинномозговая уверенность ветерана бесчисленных боев

Курама безошибочно почувствовал кипящую ярость Соске, и знал, что тот не остановится на полдороге. Соске знал, что Курама знает. Оба были профессионалами, оба потеряли в бою товарищей.

Оказавшись в такой неустойчивой ситуации, многие тертые волки, опытные бойцы, постарались бы затормозить события, чтобы не рисковать излишне и атаковать в следующий раз, выждав благоприятный момент. Если бы противником был не Курама, Соске и сам бы задумался над этим.

Но в этот раз все было по-другому.

Вокруг монолитного, незыблемого массива рациональной и рассудочной стратегии простирались хаотичные дебри не поддающихся здравому смыслу инстинктивных реакций. Решения здесь принимались вовсе не в соответствии с элементарной тактической логикой «дважды два — четыре», и эти два человека прекрасно знали об этом. Аналитический рассудок уступил место стихийным порывам, первобытной ярости и жажде мести, пусть внешне это никак не проявлялось. Они оба осознавали это, но совершенно не собирались объяснять окружающим

В этой странной, вывернутой наизнанку системе координат Соске и Курама парадоксальным образом оказались товарищами по оружию, которые понимали друг друга лучше, чем старые друзья. Так же естественно и очевидно было то, что их пламенная взаимная ненависть делает невозможным любой компромисс.

Такое же мысленное взаимопроникновение и почти интимная близость, как тогда, в тесной комнатушке в Гонконге. С Гауроном, который читал душу Соске, словно раскрытую книгу.

Соске вывел свою боевую машину к мосту Пуриноко. В гладкой черной воде реки, разлившейся здесь метров на шестьсот, дрожали и плавали дорожки-отражения городских огней с противоположного берега. Но теперь с оранжевыми отсветами уличных фонарей смешались тревожные вспышки синих полицейских мигалок.

Кордон перед мостом состоял из двух патрульных машин и бронетранспортера. К обычным для полицейских в других странах дробовикам следовало приплюсовать практически родные для Юго-Восточной Азии китайские автоматы и турельный пулемет, смонтированный на люке бронемашины.

Нахмурившись, Соске двинул вперед рычаг, увеличивая обороты, и чувствуя, как отзывается сдержанным рокотом усталый русский дизель, как начинает посвистывать турбонаддув и корпус бронеробота начинает мелко вибрировать.

Указатели давления масла двинулись туда-сюда, острая стрелка температурного датчика склонилась ближе к красной критической отметке. Но беспокоиться было не о чем. Старенький «Сэведж» выдержит.

Поглубже вдохнув необычно холодный для этих широт ночной воздух, Соске двинул рычаг до упора. Взревев, точно раненый носорог, «Сэведж» ринулся вперед, сотрясая землю ударами истертых стальных башмаков ступоходов. Проигнорировав поданный дрожащей рукой полицейского знак «Стоп», Соске выскочил на асфальт. Засверкали звездочки очередей, но для БР автоматные пули были не опаснее легкого дождичка. Прыжок, удар башмаком — и бронетранспортер завалился на бок, а полицейские в панике кинулись бежать.

Теперь самое опасное.

Ни на секунду не задерживаясь, Соске на максимальной скорости пустился бежать по длинному мосту, незащищенному и открытому взглядам со всех сторон, остро чувствуя, как тикают последние секунды ошеломления и ступора, охватившего противника после внезапного нападения. Он буквально слышал, как по радио летят торопливые донесения и команды.

Выстрелов не последовало. Он успел.

Влетев в узкую улочку, застроенную покосившимися низкими домиками, он на полном ходу затормозил, так, что каблуки ступоходов «Сэведжа» на полметра пробороздили асфальт, засыпав мостовую крошкой и затянув улицу клубами пыли.

Рокот дизеля сбавил тон, бронеробот присел, напружинившись и пристально вглядываясь вглубь тесной городской застройки.

Несколько припозднившихся прохожих остановились, с удивлением показывая пальцами на БР. Для жителей Намшака это было не такое уж редкое зрелище, но угрожающе резкие движения «Сэведжа» напугали их, и никто не осмелился приблизиться.

Соске прислушался, но, кроме низкого урчания своего дизеля, ничего не услышал. Да, сейчас стоило пожалеть о высокочувствительных поисковых сенсорах и локаторах М9 — на старом бронероботе не было ничего подобного. Единственное, на что он мог полагаться — собственные глаза и уши. Дожидаться больше было нечего, и, решив двигаться дальше, Соске поднял БР в полный рост. Враги все равно никуда не денутся — они появятся, рано или поздно.

Скорее рано.

На перекрестке впереди, через квартал, возникли фигуры двух бронероботов. «Сэведж» и «Мистраль II». Первый сжимал в манипуляторах помповое орудие, второй — автоматическую пушку.

Они совсем не походили на армейские. Кричаще-пурпурный «Сэведж» и выкрашенный в красный и желтый цвета «Мистраль».

Бронероботы с Арены.

Надо полагать, Шеф нанял пилотов-гладиаторов. Опытные, до зубов вооруженные бойцы. Справиться с ними будет нелегко.

Пилот «Мистраля» II, который выступал на Арене под названием «Алмазный лоб», совсем не собирался действовать совместно с «Сэведжем», который следовал за ним по пятам. То, что они занимали позиции неподалеку друг от друга и столкнулись на узкой улочке, когда по сигналу полицейских с моста Пуриноко бросились на перехват, оказалось чистой случайностью.

Теперь «Сэведж», который был известен на Арене как «Супер Стар», и чей не слишком впечатляющий послужной список состоял из двух побед и пяти поражений, нетерпеливо подпрыгивал у него за спиной.

— Вон он! Вон там!!! Да быстрей же ты, уйдет!

— Смотри, куда лезешь! Не наступай мне на пятки, тупица!

— Пусти, я его прикончу. Он мой!

Тридцать тысяч долларов и пятьдесят килограммов героина.

Чтобы заполучить их, нужно было всего-навсего убить этого выскочку — «Кроссбоу». Пилот «Супер Стар» серьезно задумался, не стоит ли расчистить себе дорогу, выстрелив в спину соратнику.

«Алмазный лоб», очевидно, тоже не исключал такой возможности и замешкался, не зная, куда смотреть — вперед или назад.

В этот момент метрах в двухстах впереди мелькнул белый «Сэведж». В его манипуляторах не было видно оружия, поэтому гладиаторы не удивились, когда он нырнул за угол дома. Но то, что он вдруг снова выглянул оттуда, взмахнув манипулятором, словно швыряя что-то, было полнейшей неожиданностью. Длинный предмет, вращаясь в воздухе, словно томагавк, просвистел вдоль улицы. Не успел пилот «Супер Стар» узнать в нем кумулятивную кувалду, как она врезалась в грудь его бронеробота. Блеснула острая вспышка. Кумулятивный пест прошел сквозь нагрудные бронелисты, как раскаленный нож сквозь масло, впустив за собой внутрь корпуса форс высокотемпературного пламени. «Супер Стар» на секунду замер. Изо всех щелей пыхнуло пламенем и дымом. Бронеробот рухнул навзничь, выпустив из манипуляторов помповое орудие, и загорелся.

— Проклятье! — взревел пилот «Алмазного лба», отшатнувшись от вспышки разрыва. Припав на колено, он застрочил вдоль улицы из 35-мм пушки, ничуть не заботясь о том, что снаряды пробивают насквозь тонкие стены жилых домов. Улицу затянуло белым пороховым дымом, от ударной волны выстрелов из окон дождем посыпались стекла.

— Как ты сумел?! Грязный пес! Кусаешься?! Я разорву тебя на части!

Богохульствуя без перерыва, «Алмазный лоб» поливал улицу дождем очередей, но дым и пламя от разгорающегося «Сэведжа» ухудшали видимость с каждой секундой, не давая точно прицелиться.

Снаряды с визгом полосовали пустую улицу, врезаясь в стены, обрушивая ветхие балки и вызывая пожары. Не видя противника, «Мистраль» сделал несколько шагов вперед, и белый «Сэведж» выскочил из дыма навстречу, словно чертик из табакерки. Бронеробот пригнулся так, что его грудная броня, казалось, сейчас начнет царапать асфальт. Он напоминал выпущенный из орудия бронебойный снаряд, и «Алмазный лоб» не сумел уклониться от атаки.

— Что?!

Удар перевернул его вверх ногами, взбесившаяся мостовая прыгнула в экран. Нет, на самом деле, это корпус «Мистраля» врезался в асфальт, когда из-под него выбило ступоходы. На мигающем от перепадов напряжения экране гироскопический индикатор ориентации БР совершил полный оборот. По сравнению с «Сэведжем» «Мистраль» был тяжелее и сильнее бронирован. Но сейчас более высокий центр тяжести сыграл против него — устоять на ногах после такого столкновения оказалось невозможно.

— Черт! Черт! Черт!

Система амортизации кокпита защитила пилота. Он даже не прикусил язык и теперь, яростно рыча, подтягивал под себя манипуляторы, чтобы подняться. Но когда рассыпавшееся и пошедшее волнами от сотрясения изображение на мониторе снова восстановилось, пилот понял, что лежит на мостовой, а белый «Сэведж» стоит над ним, целясь из помпового орудия.

Противник, неизвестно когда, успел завладеть оружием, которое выронил разбитый «Супер Стар». Черное жерло угрожающе уставилось в лицо пилоту «Мистраля». В следующий миг оно немного опустилось, и грохнул выстрел. Бронебойный снаряд разбил турельную пушечную установку, предназначенную для самообороны, и смонтированную в промежности, как раз между ступоходами французского бронеробота.

В наушниках загремел голос пилота белого «Сэведжа»:

— Сколько у вас еще машин? Говори.

— Еще чего!

«Кроссбоу» выстрелил еще раз, снеся правый манипулятор противника.

— П-подожи! Восемь!.. Восемь бронероботов!

— Ты видел человека в черном плаще? Крупный, коротко стриженый, азиат?

— Я... я видел его. На Арене, вместе с Шефом.

Не дослушав, «Сэведж» выстрелил еще раз. Оглушительный грохот, мощный удар, и «Мистраль» отлетел на несколько метров, бороздя асфальт, и замер, курясь ядовитым дымом.

Конечно, маньяк-террорист, получив необходимую информацию, не оставит его в живых — так думал, зажмурившись, пилот «Алмазного Лба». Но прошло несколько минут — а он был еще жив. Осторожно открыв глаза и сморгнув слезы отчаяния, он осмотрелся. Противника рядом не было. Тот уже направился по засыпанной обломками и затянутой дымом улице к центру города.

На мгновение пилота «Мистраля» снова охватила жажда крови — догнать и убить! — но он немедленно понял, что это невозможно. Оба манипулятора его робота были оторваны, и он не был уверен в том, что сможет подняться на ноги. Единственное, что ему осталось — выплюнуть горечь, скопившуюся во рту. Он яростно заорал:

— Издеваешься?! Думаешь, мне нужна твоя жалость? Все равно теперь тебе конец! Погоди у меня — в следующий раз я обязательно тебя убью! Нет, я буду отрывать тебе руки и ноги по очереди, пока ты не сдохнешь! Гори в аду!!!

Неповрежденный внешний динамик бесстрастно оглашал этими жалкими и беспомощными ругательствами пустынные улицы сжавшегося в ужасе Намшака. Не заботясь о летящих вслед проклятиях, Соске быстро вел бронеробота по направлению к центральной части города. Ему повезло, что он немедленно смог использовать помповое орудие. В нормальных армиях на все съемное вооружение, управляемое электроникой, устанавливались специальные устройства опознавания и защитные коды. Бронероботы, при всем своем внешнем сходстве, все же не были людьми. Отличались от обычного незатейливого стрелкового оружия и их системы вооружения. Подобравший бесхозную автоматическую пушку БР противника не смог бы ни разу выстрелить из нее. Даже такому мощному и быстродействующему компьютеру, как тот, что составлял основу системы искусственного интеллекта М9, требовалось значительное количество времени, чтобы взломать защитные коды.

— Повезло, — пробормотал Соске, бросив взгляд на зажатую в манипуляторе помповую пушку.

Гладкоствольная 57-мм пушка «Боксер» производства итальянского военного концерна «Ото Мелара» имела ручное перезаряжание. Когда Соске служил в Митриле, пилотируя М9 и «Арбалет», он всегда старался выбрать это орудие для боевых операций. Можно было сказать, что это его любимое оружие.

В этот момент ожил коротковолновый передатчик.

— Ты слышишь меня, Сагара?

По открытому каналу звучал голос, который он ни за что не спутал бы ни с чьим другим. Курама.

— Достаточно будет, если я скажу «да» — громко и ясно?

— Я на Арене. Если тебе хватит храбрости, приходи и прикончи меня.

— Ты не сбежал. Как бы не пожалеть потом.

— Право, не знаю, кто будет жалеть.

Передача оборвалась.

У них не было времени для бессмысленной болтовни. Одного вежливо приглашали, чтобы убить. Второй готовился убивать сам. Компромиссы и сделки, словесные игры — между ними больше не было места для них.

«Все верно, Курама. Делай то, что считаешь нужным. Я поступлю так же».

С этого момента ему больше не требовалось думать. Его должна была вести чистая, незамутненная пламенная ненависть и жажда крови.

«Если таков мой путь — я согласен. Я должен убить этого мерзавца. Без всяких сомнений».

Предупредительный сигнал прервал течение мыслей Соске. Температура охлаждающей жидкости не снижалась. Неясно было, можно ли доверять датчику давления в гидросистеме. Шарниры опорно-двигательного аппарата издавали тревожные хрустящие звуки. Гироскоп системы ориентации выдал сообщение, что, если не провести коррекцию, через десять минут начнутся сбои в системе стабилизации и поддержания равновесия.

Но до того момента, когда «Кроссбоу» не сможет сделать следующий шаг или нанести следующий удар, оставалось еще много времени. Беспокоиться было рано.

На пути снова появился полицейский кордон: два патрульные полицейские машины. Небронированные, и не вооруженные даже пулеметами. Решив не задерживаться и не терять времени, Соске выстрелил один раз. Этого оказалось достаточно, чтобы полицейские бросились наутек. Блокада была прорвана.

Бронеробот шагал дальше. Теперь его снова окружали бедные, ободранные домишки, натыканные один на другом и скупо освещенные редкими фонарями. На улицах было довольно много людей. Для Шефа этот бедняцкий район был неинтересен и даже враждебен, поэтому он не позаботился о том, чтобы дать сигнал к эвакуации населения.

Со стороны центра, оттуда, где кончались бедные кварталы и начинались деловые и торговые, среди теней и пятен света от фонарей и неоновых реклам возникли тени трех БР, поджидающих дерзкого налетчика. Караулили ли они там с самого начала или собрались здесь после начала стрельбы в пригороде, но в этих силуэтах легко узнавались еще один «Сэведж», «Драхе» и «Циклон». Русский бронеробот, германский бронеробот, английский бронеробот. Даже на полях сражений сотрясаемого бесконечными войнами Ближнего Востока Соске не встречал на одной из противоборствующих сторон такого странного набора боевых машин.

Враги открыли огонь, тоже ничуть не беспокоясь тем, что их снаряды летят в сторону густонаселенных жилых кварталов. Дробя бетон и кирпич, вышибая облака битого стекла и фонтаны пыли, бронебойные снаряды врезались в стены домов рядом с Соске. Точность стрельбы противников оставляла желать лучшего. Неудивительно: ведь пилоты-гладиаторы никогда не использовали на Арене огнестрельное оружие и их системы управления огнем были наверняка мертвы, оставляя прицеливание на усмотрение пилота.

Умело уклоняясь от огневого налета, Соске в движении выстрелил, тоже наводя орудие с помощью ручной системы управления огнем. Он целился в «Драхе», находившейся посредине вражеского строя.

Выстрел.

Промах. Оптические датчики и дальномер работали ужасно. Отметив, куда пришлось попадание, Соске внес поправку и выстрелил снова. Корпус БР жестко тряхнула отдача 57-мм орудия, существенно более мощного, чем автоматические системы меньшего калибра, способные вести огонь очередями. От темного силуэта германского бронеробота брызнули яркие искры, свидетельствующие о прямом попадании. «Драхе» бросило назад, в витрину порномагазина. Яркие розовые лампы погасли и на улице остались только беспомощно торчащие наружу ступоходы. Его рассвирепевшие соратники ответили ливнем огня.

Соске снова укрылся, нырнув за угол следующего здания. Однако неказистое сооружение, сляпанное из хлипких досточек, оказалось ненадежной защитой. Подкалиберные бронебойные 35-миллиметровые снаряды пробивали его насквозь, словно картонную коробку. Полетели щепки и обломки, дом опасно закачался, готовый рухнуть. Противники, естественно, не могли видеть «Сэведж» за препятствием, но так щедро окатили дом дождем снарядов, что БР Соске все же получил несколько попаданий.

Удар, жесткое сотрясение, фонтан искр.

Но все было не так уж плохо — в броню врезался всего один снаряд. Второй срикошетил от толстой балки. Закаленный бронелист отразил слегка замедленный конструкцией здания снаряд, хотя и треснул.

Соске заставил бронеробот прыгнуть и побежать, одновременно перезапуская вышедший от сотрясения из плоскости гироскоп и корректируя настройки системы стабилизации. Не было бы ничего удивительного, если бы почти не поддерживаемая в вертикальном положении машина потеряла равновесие и растянулась на мостовой. Но с «Кроссбоу» этого не случилось.

Почему?

Соске наконец-то понял. Дело было в операционной системе — совокупности программ, управлявших движением бронеробота. Штатная операционная система этого неказистого бронеробота, при всей своей примитивности, была способна на многое, и хорошо держала удары. Но стандартные настройки, рассчитанные на массового строевого пилота, не блещущего боевым мастерством, делали невозможным выполнение маневров и трюков, которые сегодня много раз проделывал Соске. Действительно, тот первый Рк-91, на котором он учился и сражался в Афганистане — он не смог бы повторить эти резкие стремительные броски, стрельбу в прыжке с перекатом. Результатом стал бы напрасный расход боеприпасов, а то и неуклюжее падение, которым не преминул бы воспользоваться противник.

Он вспомнил.

Кто усовершенствовал и переписал устаревшую операционную систему. Кто самоотверженно бился с разваливающимся от износа бронероботом. Кто ласковыми руками перебирал его грубые механизмы.

От одной этой мысли остатки хладнокровной рассудочности в сердце Соске вспыхнули яростным кипящим пламенем. Разгорающимся все сильнее и ярче. Если бы кто-то мог видеть его сейчас в тесном кокпите, его испуганному взору предстало бы пугающее зрелище — в глазах пилота словно забились грозовые разряды очищающего гнева.

— С дороги.

Соске бросил «Кроссбоу» вперед. Он слился с машиной, мгновенно отмечая каждое изменение в сопротивлении контроллеров и показаниях датчиков, молниеносно реагируя и направляя бронеробот твердой рукой.

Он устремился в узкую улочку, уходящую вбок — в мертвую зону, где секторы огня противника были перекрыты густой хаотичной застройкой. Стреляя на бегу, он уже знал, куда отшатнется противник. Заранее рассчитывал, куда нужно прыгнуть самому.. Ему не мешала грубая зернистость и смазанность черно-белого изображения на мониторе — главным было то, что тот безыскусно точно передавал картину поля боя. Он уже просчитал ходы этой жуткой шахматной партии.

Помчавшись по узкой улочке-ущелью между утыканных балкончиками и верандами двух и трехэтажных домов, едва не смыкавшихся над головой, «Кроссбоу» оказался в идеальной позиции. Вражеский БР — английский «Циклон» — был совсем рядом, его макушка виднелась над крышами среди антенн и веревок с сушащимся бельем, но путь отступления для него перекрывали густо натыканные дома.

Остановиться. Прицелиться. Учесть все поправки.

Стол помпового орудия почти уперся в стену дома.

Выстрел прозвучал глухо, 57-мм снаряд пробил обе тонкие стены и врубился в бок «Циклона», находившегося всего в шести-семи метрах. Яркие брызги окалины, дрожащий гул остаточного резонанса стального корпуса — и английский бронеробот завалился набок, точно башня. Что с ним произошло, было не видно, но на крышах задрожали отсветы пламени.

Четвертый.

Оставшиеся «Сэведж» выстрелил в ответ, но практически наугад. Не стоило так поступать — он обнаружил свою позицию. Соске быстро сдвинулся назад, припал на колено и выстрелил из-за угла, всадив в него два бронебойных снаряда.

Пятый.

Вытекающее из пробитых баков топливо — авиационный керосин — загорелось, и вражеский бронеробот с оглушительным грохотом взорвался. Усыпавшие улицу осколки стекла зажглись кроваво-красными отсветами пожарища.

— С дороги.

Впереди возникли три новых противника. Но они действовали так же разрозненно и нескоординировано, и Соске меньше чем за минуту уничтожил двоих выстрелами с большой дистанции. Контратаковать сумел только один — но это было опасно. Визжащий поток 30-миллиметровых снарядов пронесся по улице огненной метлой. Броня «Сэведжа» загудела под попаданиями малокалиберных, но злых снарядов.

Подкалиберный сердечник пробил уже треснувший бронелист на груди, и разбился, послав внутрь корпуса потоки первичных и вторичных осколков. Экран слева от Соске лопнул, засыпав пилота стеклянным крошевом. Обожгло бедро, по виску тоже поползла горячая струйка.

— С дороги!

Не поддаваться боли. Проверить состояние. Серьезное повреждение левого контура гидросистемы. Давление падает. Пожаров нет.

Нестрашно — «Сэведж» все еще жив, хотя струя вытекающего масла начинает отсчет последних, финальных минут. Но бронеробот двигается.

Навести орудие. Огонь.

Попадание. Цель поражена.

Восьмой.

Танец пальцев на панели контроля повреждений, клапаны перекрыты, гидравлика выдержит еще немного, левый ступоход продолжает работать.

Еще не все. Этот ржавый самовар еще не сдался.

В магазине помпового орудия остались всего два патрона. Соске расчетливо потратил предпоследний — уничтожив выскочившего из-за укрытия на улицу противника.

Девятый. Впереди, словно призрачный дворец, сотканный из ослепительного света, сиял и переливался стадион.

Бывший футбольный стадион. Ныне — Арена.

Возродившая древнее кровавое безумие, посвященное мертвым римским богам. И новому, но столь же жадному до зрелищ плебсу.

В беспощадно режущем глаза сиянии ртутных лампионов Соске рассмотрел полицейскую машину и броневик перед воротами, прорезанными в циклопической стене этого Колизея.

Но когда из темноты возник закопченный белый «Сэведж», полицейские думали о чем угодно, только не о сопротивлении. Никто не мог предположить, что террорист — Соске — прорвется сюда. Тем более, так быстро. В патрульной машине виднелась фигура тучного человека в фуражке. Спутать Шефа с кем-нибудь другим было невозможно. Перепуганный и жалкий, он размахивал руками, и что-то кричал, видимо, пытаясь послать в бой своих людей, но они пятились, сжимая бесполезные против бронеробота автоматы.

В этот момент в наушниках прогремел яростный вопль, переданный внешним микрофоном. Вокруг «Кроссбоу» в асфальт врезались снаряды, а наверху, на обрезе стены Арены, возник черный в сиянии прожекторов силуэт бронеробота. М6 «Бушнелл», вооруженный автоматической пушкой с мономолекулярным резаком, выполненным в виде штыка. Последний противник прыгнул прямо на голову Соске, открыв огонь еще в полете. Прицеливание было не очень точным, и Соске сумел уклониться. Он сделал быстрый кульбит — увы, «быстрый» лишь по меркам обычных «Сэведжей — и этого едва хватило, чтобы избежать атаки.

По сравнению с той скоростью, с которой «Кроссбоу» двигался несколько минут назад, его движения выглядели раздражающе медленными. По броне пробарабанили куски асфальта, и Соске выстрелил в ответ, на мгновение упредив удар штыком и не успев еще как следует прицелиться. Дульное пламя лизнуло броню летящего «Бушнелла», и 57-мм снаряд снес правый плечевой сустав противника, отбросив оторванный манипулятор с зажатым в нем орудием.

Тяжелая автоматическая пушка, вращаясь в воздухе, отлетела в сторону и рухнула на крышу полицейской машины, вдавив ее по борта и почти расплющив автомобиль.

— Урод!!! Ты заплатишь за это! — теперь Соске узнал голос последнего противника-гладиатора — это был Дао. М6 врезался ступоходами в асфальт, его амортизаторы протяжно застонали, брызнув струйками белесого пара. Изрыгая яростные проклятия, Дао выхватил оставшимся левым манипулятором мономолекулярный тесак и нанес размашистый удар. Соске в последний миг блокировал удар стволом разряженного помпового орудия, и его перерубило почти надвое.

— Сдохни! Сдохни! Сдохни!!!

В наушниках Соске взвыл предупредительный сигнал. Упругое сопротивление в коленных суставах «Сэведжа», передаваемое контроллерами на ногах, неожиданно исчезло. Бронеробот рухнул на колени. Рабочая жидкость вытекла, давление упало до критического предела. Гидравлическая система держалась долго, но боевые повреждения все же доконали ее.

«Только не сейчас».

Электрические мускулы еще работали, но без мощной поддержки гидравлики Соске мог двигать только манипуляторами, а все движения страшно замедлились. Оглянувшись, он потянулся к упавшей на крышу патрульной машины автоматической пушке, но движение вышло плавным, словно во сне — это был максимум того, что осталось в его распоряжении.

Дао же не собирался дожидаться.

— Даже и не думай! Не выйдет!!! — заорал он, и, прежде чем Соске дотянулся ослабшим манипулятором до пушки, бросил свой однорукий М6 вперед, нанося протыкающий удар острием мономолекулярного резака прямо в грудь «Сэведжа» — в кокпит.

В последний миг Соске прикрылся левым манипулятором, продолжая шарить правым за спиной. Мономолекулярный резак Дао пронзил предплечье, рассыпая фонтаны искр и жужжа высокооборотной пилой. Внешние бронекольца манипулятора, электрический мускульный пакет, гидроцилиндры, внутренняя титановая ферма скелета — все они поддавались один за другим. Визжащее острие вылезло наружу и уперлось в грудной панцирь, буравя его с диким визгом.

— Отправляйся в ад!!! — донесли динамики вопль Дао, сопровождаемый безумным хохотом.

Искры сыпались, словно из-под полотна болгарки, яростная вибрация заставила зубы Соске мелко застучать и заныть, вонь горелого металла била в ноздри.

Внешний слой брони поддался, и острие погрузилось в грудной отсек. До кокпита оставались считанные сантиметры, визг стал нестерпимым, раздирая уши. Еще немного — и он окажется рассечен надвое. Несколько кабельных пучков тоже были перерезаны, почти все мониторы погасли, а контуры управления левой части машины совершенно не отвечали на команды.

Все было кончено.

Если бы это был какой-нибудь другой, обычный бронеробот, его системы управления отказали бы полностью, и беспомощного пилота ждала быть только смерть.

Даже если бы это был новейший БР третьего поколения, к примеру, М9 «Гернсбек» или даже «Арбалет».

Но это был Рк-91.

Правый манипулятор «Кроссбоу», единственный оставшийся функциональным, продолжал двигаться, упрямо пытаясь нашарить автоматическую пушку. Многократно дублированная, простая и невероятно надежная, можно было бы даже сказать — дубовая — система передачи команд к исполнительным органам еще не умерла. Она продолжала работать.

Старый советский бронеробот по праву заслужил почетное место в Вальхалле для бронероботов — если она существовала, конечно — как надежнейший в истории. Что бы ни случилось, он до самого последнего издыхания слушался своего пилота. Не бросал его одного.

Стальные пальцы крепко стиснули рукоять автоматической пушки. Манипулятор согнулся в локте, поднимая длинное орудие. Нужды в прицеливании не было и, уткнув ствол в бок напирающего «Бушнелла», Соске кликнул спусковой кнопкой. Выстрел встряхнул сцепившихся стальных титанов и 40-миллиметровый снаряд вонзился в бронеробот Дао. М6 дернулся и замер.

Воцарилась тишина.

Нависший над «Сэведжем» американский бронеробот не двигался. Визг высокооборотного полотна мономолекулярного резака, ушедшего глубоко в грудь «Сэведжа», тоже оборвался.

На закопченную белую броню из сочленений «Бушнелла» закапало масло и еще какая-то красная жидкость. Шипели, испаряясь, тонкие струйки пара.

Вопли Дао как ножом отрезало.

Десятый.

Соске прикрыл глаза, глубоко вздохнул и попытался спихнуть с себя тяжелое тело врага. Но «Сэведж» больше не ответил. Двигатель чихнул пару раз и заглох, вся электроника и системы управления отключились. Гидравлика, потеряв последние капли масла, осталась обескровленной. Впрочем, нагнетать давление все равно уже было нечем.

Битва «Кроссбоу» закончилась.

Соске молча дернул рычаг аварийного открывания люка. Над головой щелкнули пиропатроны, отбросив тяжелый кругляш крышки и поставив ее на стопор.

Он выполз из кокпита наружу, прихватив закрепленный на крышке люка автомат и запасные магазины.

Полицейские давно разбежались. Дураков, желающих полюбоваться сражением бронероботов из первого ряда, не нашлось. Лишь вдали раздавались испуганные и сердитые возгласы.

Взгляд, случайно брошенный на сплющенную тяжелой автоматической пушкой полицейскую машину, заставил его присмотреться получше и прищуриться. Зажатый мятым металлом бочкообразный труп нельзя было спутать с кем-то иным. Это был Шеф.

Пытаясь удрать с Арены, он угодил в самый разгар схватки Дао и Соске. Не повезло.

Он сдох даже не от руки мстителя. Глупая смерть. Впрочем, для Соске Шеф все равно не был главной целью.

Приложив к плечу приклад опущенного, но готового к стрельбе в любое мгновение автомата, Соске пересек засыпанную битым камнем и обломками дорогу и нырнул в вестибюль Арены.

Курама ждал его там.

Неважно, какие ловушки там подготовлены.

Он должен был идти.

Для Курамы, который деловито готовил засаду в комнатке охраны глубоко в недрах Арены, столь раннее появление Соске оказалось неприятным сюрпризом.

Одиночку не смогли остановить целых десять бронероботов.

— Тупые, бесполезные придурки.

Раздраженно сопя, Курама ударом ладони загнал магазин, снаряженный патронами калибра 5.56, в приемник новой германской автоматической винтовки. У него оставались еще два запасных магазина — негусто. Времени было мало, и он также не успел запастись гранатами или минами-ловушками.

Он установил только одну, состоявшую из небольшого брикета пластита С4 и дистанционного радиовзрывателя — единственного, который оказался под рукой.

Впрочем, этого будет достаточно.

Если он сможет правильно заманить противника в западню, останется только нажать кнопку, чтобы размазать его по стенам. Вопрос был только в том, позволит ли Сагара Соске обмануть себя?

Время еще есть, возможно, будет разумнее отступить и скрыться?

Нет, безусловно, такие мысли вызывал не страх — это была чистая логика. Курама понимал, что имеет дело с опытным бойцом, обладающим умением хладнокровно оценивать ситуацию и выбирать правильную тактику. Прежде чем вступать с ним в бой, следовало все тщательно обдумать и взвесить. Курама не был склонен недооценивать боевые возможности Сагары, но и не считал, что уступает ему хоть в чем-то. Поэтому он принял решение остаться здесь, встретиться лицом к лицу и убить его.

Когда все будет кончено, он немедленно и без капли сожаления оставит этот занюханный городишко. В Намшаке, как в столице, имелся аэропорт, принимающий международные рейсы, и он сядет в самолет, направляющийся в северную Америку. Да, и обязательно в первый класс. Вкус шампанского, которое он закажет сразу же после взлета, будет еще приятнее, когда он вспомнит, как уничтожил этого назойливого наглеца.

Привычно сжав винтовку, Курама бесшумными шагами покинул комнату охраны.

Поводя стволом готового к стрельбе автомата перед собой, Соске мягкими, но быстрыми шагами спешил по пустому и гулкому коридору на первом этаже стадиона.

Изначально построенное как футбольная арена, это сооружение заключало в себе широкий коридор, опоясывающий центральное поле под высокими трибунами. На втором этаже находился такой же коридор, окруженный множеством небольших помещений для магазинчиков, ларьков, подсобок и туалетов. Этажи соединяли многочисленные лестницы и проходы, выводящие внутрь стадиона, к трибунам.

Соске не имел представления о том, где именно поджидает Курама, и есть ли на Арене настороженные на него ловушки. Хотя, если подумать, у его врага не было времени подготовить их в достаточном количестве.

В правом ботинке хлюпало, и двигаться так аккуратно и бесшумно, как сейчас требовалось, было тяжело. Туда натекла его собственная кровь.

Еще в кокпите, когда он получил попадания перед схваткой с Дао, небольшой осколок засел в бедре. Кровь стекала вниз, вымочив штанину и скапливаясь в ботинке.

Теперь каждый шаг, каждое напряжение мускулов посылало вверх и вниз по ноге волны обжигающей боли. Что было еще хуже, он чувствовал, как голова становится легче и легче, словно собираясь улететь в небеса, а зрение временами затуманивается муаровым флером. Теперь между физическим состоянием Соске и состоянием его бронеробота была не такая уж значительная разница. Разве что «Кроссбоу», до конца выполнивший свой долг, теперь, наконец-то, смог отдохнуть.

Высокие потолки терялись в полумраке над головой, слегка рассеиваемом отсветами уличных фонарей и лампионов и занимающихся пожаров, проникавшими через широкие пыльные окна. Они рождали странно вытянутые тени, прыгающие, словно живые, по обшарпанным стенам. Жутковато искаженная тень Соске неотступно преследовала его. Он сам не мог узнать себя в этом черном силуэте с гротескно деформированным автоматом в руках. Тень демона или бога смерти, дрожащая и пляшущая в багровых отсветах пожаров. Шаря глазами в поисках мин-ловушек или засад, Соске следил за ней краем глаза. В какой-то момент его пронзило четкое осознание.

Демон.

Бог смерти.

Он заслужил это звание, верно?

Вот он, торопящийся по коридору — сколько живых душ он к этому моменту отправил в царство теней?

Достаточным ли оправданием множеству смертей могла послужить причина, гнавшая его по этому коридору? Ведь даже убийство Курамы сейчас не было для него самоцелью. Он хотел выследить ублюдка и заставить его выложить все, что он знает о Амальгам. Ради этого он громоздил чудовищную гору трупов. И в глубине ее скрывалось тело Нами. Нами — бодрой и жизнерадостной девчонки, грезившей своей прекрасной мечтой. Нами, живой и горячей еще совсем недавно — ее остывшее тело теперь оно тоже лежало там.

Если бы Соске сейчас снова встретился с Чидори Канаме, что бы он смог сказать, глядя ей в глаза? Как объяснить эту гекатомбу, возвышающуюся за его спиной?

«Здравствуй, я пришел спасти тебя. Не обращай внимания. По дороге мне пришлось убить и пожертвовать жизнями множества людей, обречь на смерть милую девочку, такую же, как ты. Но беспокоиться не о чем — ведь теперь я здесь».

Бросить ей в лицо ужасную правду? Но как? Узнав о том, что ради нее умирали люди, она совсем не обрадуется. Эти слова сломают Канаме, разорвут ее на части, лягут на душу невыносимым грузом. Она часто шумела и спорила, ругала Соске, не останавливалась перед тем, чтобы стукнуть или отвесить ему отрезвляющего пинка. Но — кровь, страдания и смерть? В ней не было ни капли жестокости, Канаме невозможно было представить радующейся, глядя на чужую боль и смерть. Напротив, в ней скрывалось море сострадания и доброты, она была воплощением милосердия, пусть даже этого и нельзя было сказать с первого взгляда.

То, как Соске позволил ненависти пожирать себя, то, как он крушил, жег и убивал — все это причинит ей непереносимую боль.

Карма.

Соске наконец-то понял ужасное значение, заключенное в этом коротком слове.

Его карма была страшно отягощена. Пропасть, отделяющую его от мира, в котором жила она, невозможно было ни измерить, ни преодолеть. Эти законы были нерушимы, как… как беспощадный второй закон термодинамики. Даже если случится невозможное, и они снова встретятся, снова смогут взглянуть друг другу в глаза, прикоснуться, они никогда — НИКОГДА — не будут счастливы.

Им никогда не вернуться обратно.

В школу.

Вдвоем.

Никогда.

Конечно, с самого начала было ясно, что это невозможно, и он прекрасно об этом знал. Соске не видел смысла переживать или казниться по этому поводу, относясь, как к очевидному факту. Ведь ни отчаяние, ни горе не могли ничего изменить. Холодно и спокойно он смотрел поверх яростно бушующих волн несущей его реки, имя которой было — злая судьба. Смотрел на другой берег, на девушку, что осталась там. Он знал, что ему не суждено ступить на тот берег. Река несла его вперед, не останавливаясь ни на секунду.

Конечно, он ненавидел Кураму. И информация, которую он надеялся из него выдавить, была необходимой. Но даже если бы этих причин не существовало, он все равно продолжал бы идти вперед — ему не давало остановиться еще что-то: изначальное и неодолимое. Существовавшее на совершенно другом уровне, чем простое упрямство или яростная ненависть. Глубинное и мощное, даже, скорее, инстинктивное — то, толкало его, упрямо и настойчиво, не давая ни минуты покоя.

Идти вперед. Не останавливаться.

Влача за собой по пятам призрачную фигуру демона, Соске прошел уже половину кольца — окружающего Арену коридора.

Ловушек не было, и он не чувствовал чьего-либо присутствия. Нет, постойте…

Когда впереди замаячила широкая лестница, ведущая на второй этаж, он мгновенно насторожился, почуяв угрозу. Там кто-то был.

В следующее мгновение Соске прыгнул в сторону, и одновременно наверху лестничного пролета блеснули вспышки дульного пламени.

Грохот очереди и визг раздирающих воздух пуль ударили по ушам одновременно. Оказавшись за углом, Соске мгновенно глянул в сторону, противоположную направлению, откуда велась стрельба, и пригнулся. Затуманенный болью и усталостью рассудок встряхнулся, переходя в острый и стремительный боевой режим.

Стрелял Курама. Полумрак не давал возможности разглядеть лица, но по смутным очертаниям силуэта противника и экономным и уверенным движениям Соске безошибочно узнал его.

Соске контратаковал, выставив оружие на пару сантиметров из-за угла и выстрелив несколько раз одиночными. Попаданий не было, но противник пригнулся и исчез из поля зрения. Соске немедленно сменил позицию, стараясь занять более выгодную, чем тот угол, из-за которого стрелял только что. В ту же секунду Курама дал несколько отвлекающих выстрелов и отступил. Это выглядело подозрительно, и Соске не стал преследовать его по пятам, чтобы не налететь на пулю.

Поискав взглядом другой путь наверх, он увидел вход на узкую, предназначенную только для персонала лестничную клетку метрах в пятнадцати левее. Над ней висел знак «Пожарный выход».

Она выглядела еще более подозрительной.

Лестница просто кричала: «Поднимись по мне»! Противник вполне мог действовать, заранее рассчитав наиболее вероятные ходы Соске. А мог и не задумываться об этом. Соске решил, что перестраховываться тоже неправильно. Или он просто подсознательно тянет время? Недопустимо. Оценив вероятность засады как пятьдесят на пятьдесят, он решительно двинулся к пожарной лестнице.

Не раздумывая больше, Соске одним прыжком взлетел на первый лестничный марш, и правый ботинок отвратительно хлюпнул затекшей кровью. Когда он выглянул в широкий коридор второго этажа, Курама чуть не подловил его: он выстрелил из тени колонны, покрытой замысловатыми граффити.

Однако Соске ожидал чего-то подобного и не попался: выглянул и тут же нырнул обратно, немедленно выстрелив в ответ. Рядом в бетон врезались пули, выбив яркие искры, воздух наполнился пронзительным визгом рикошетов.

Хотя противники находились на расстоянии, позволяющем разговаривать, не повышая голоса, им не нужны были слова. Ни тот, ни другой не пытались отвлечь внимание противника или оскорбить его — оба сосредоточились на перестрелке. Точная стрельба и быстрое перемещение.

Сражение — ничего больше.

Внимательно отсчитывая беспрерывно следующие один за другим выстрелы, Соске воспользовался моментом, когда противник замолк, чтобы поменять магазин, и сменил позицию. Курама выстрелил вдогонку, но слишком поздно, Соске уже снова укрылся между колонной и массивной бетонной подставкой для цветов и выстрелил оттуда.

Курама не ответил и растворился в полумраке, скрывшись из поля зрения. Кажется, он отошел вглубь коридора. Соске выглянул на мгновение, проверяя реакцию. Ее не последовало. Противник отступил. Соске начал преследование.

Они снова обменялись выстрелами, в мгновенных вспышках дульного пламени их силуэты на выщербленных стенах коридора казались кинематографическими монстрами, двигающимися рывками несинхронизированных кинокадров.

Курама снова сбежал.

Соске увидел издали, как его силуэт исчез в узком проходе, ведущем в сторону Арены, под трибуны и окончательно уверился в том, что его заманивают.

Следовать за демонстративно отступающим противником напрямую было слишком опасно. На открытой части Арены, среди амфитеатра, состоящего из рядов низких скамеек, видимость была прекрасной. Он бы ничуть не удивился, узнав, что там его ожидает снайперский выстрел из какого-нибудь укрытия. Если он собирался преследовать Кураму, у него не было другого выхода, кроме как выйти на Арену в таком месте, откуда открывался хороший вид, и которое было бы более-менее защищенным.

«Комментаторская кабина».

То место, откуда рефери судили, а конферансье комментировали ход матчей.

Соске повернулся и бросился к прочной металлической двери с надписью: «Вход только для служащих и имеющих разрешение». Он схватился за ручку и проверил — дверь была не заперта. Открыв ее, он увидел узкий коридорчик.

Только в этот момент Соске осознал, что действовал слишком неосторожно.

Его противником был Курама.

Отступая, он прекрасно понимал, что Соске не последует за ним по пятам, очертя голову, а станет искать обходные пути и выгодные позиции. Ситуация отличалась от той, что сложилась на пожарной лестнице между первым и вторым этажом чуть раньше. Там у Соске было больше вариантов, теперь пространство его решений сузилось. При условии, что он двигался осмотрительно, стараясь избежать ловушек и не подставиться под выстрел из засады, какой путь он мог избрать? Какую дверь?

Только эту.

Резкая волна по позвоночнику, посланная проснувшимся шестым чувством, заставила его отпрыгнуть назад от полуоткрытой двери. В тот же самый миг брикет пластита, поджидавший его на противоположной стороне двери, взорвался, выбив дверь вместе с косяком. Бледная вспышка. Металлическая дверь прыгнула Соске в лицо, заслонив все поле зрения. Удар пришелся в левое плечо, его снесло, как пушинку.

Мир завертелся перед глазами, а потом — следующий удар, теперь об противоположную стенку коридора. Отлетев от нее, и еще не растратив всю инерцию, Соске покатился по захламленному коридору, сшибая мусорные бачки так, что банки и бутылки дождем взлетели в воздух. Наконец, его тело замерло у противоположной стенки. В глазах плясали выжженные на сетчатке отсветы взрыва, а сверху саваном опускался белый едкий дым.

Курама поймал его.

Эта короткая мысль еще докручивалась в контуженной голове Соске, когда его тело уже автоматически пыталось подняться. Каждый мускул отозвался острой болью, но руки и ноги все еще были при нем. Если бы не митриловский пилотский противоперегрузочный комбинезон, изготовленный из прочного и устойчивого к огню полимерного волокна и оснащенным пластинами и чашками-протекторами, прикрывающими суставы и жизненно-важные органы, ему бы пришлось намного хуже.

Но даже и сейчас левое плечо не двигалось. Вероятно, оно было сломано или вывихнуто. Жгучая боль терзала тело при любом движении, обессиливающая слабость повисла на плечах неподъемным грузом. Он с усилием встал на дрожащие колени и, чтобы подняться, правой рукой тяжело оперся на автомат, который он так и не выпустил в полете.

Голова плыла и кружилась, перед глазами плыл туман. В ушах все еще перекатывались и гудели раскаты взрыва. Глядя вперед, он одной рукой поднял автомат, хотя не был уверен в том, что тот все еще может стрелять.

По ту строну дымного облака, подсвеченного отсветами каких-то горящих обломков, разбросанных по коридору, возник Курама. Приняв безупречную стрелковую стойку, он целился точно в грудь Соске. Единственное, что тот мог попытаться сделать — выстрелить в ответ, вскинув ставшее неподъемным оружие выше, практически без надежды опередить здорового и быстрого противника.

Курама выстрелил.

Тупой удар сотряс тело Соске. Пуля попала точно и пробила комбинезон — тот мог сопротивляться пистолетным пулям и легким низкоэнергетичным осколкам, но остановить пулю автоматической винтовки практически в упор был неспособен. На оштукатуренную стенку за его спиной брызнула кровь.

Падая, Соске гаснущим сознанием отметил еще несколько выстрелов, но даже не смог понять — попали ли в него следующие пули или нет.

Впрочем, первого попадания было вполне достаточно.

Все было кончено.

Перед глазами сгустился мрак, и последним, что почувствовал Соске, был шершавый бетонный пол под щекой. Он упал ничком и потерял сознание.

Курама не предполагал, что противник выживет после взрыва мины-ловушки, и был неприятно удивлен, когда Соске сумел подняться на ноги и попытался выстрелить в ответ.

Парень оказался живучим.

Всадив в Сагару Соске несколько пуль, Курама осторожно шагнул вперед, продолжая держать его на мушке. Он собирался поставить точку контрольным выстрелом в голову, но дым и пламя ограничивали видимость и мешали сделать это с той позиции, где он находился раньше.

Он был уверен, что первый выстрел был смертельным. Даже если бы Курама оставил неподвижно лежащего противника и ушел, тот должен был бы неминуемо умереть. Скорее всего — не приходя в сознание.

Но в следующий момент Курама замер на полушаге, почувствовав присутствие посторонних.

Пришелец был не один. Двое или трое, возможно, даже четверо. Более чем вероятно, их количество этим не ограничивалось. Их сопровождал почти не различимый шорох одежды — если бы он не был настороже, враги застигли бы его врасплох.

«Те самые парни».

Бойцы спецподразделения, которое атаковало блокпост Шефа в горах возле Мунамера. Получается, они последовали за ним сюда. Естественно, Курама не имел намерения сражаться с ними до победного конца, но проложить себе дорогу к отступлению было необходимо.

Времени у него оставалось прискорбно мало и шуметь в сложившейся ситуации — то есть стрелять — ни в коем случае не следовало. Оставив Соске на потом, Курама бесшумно сменил позицию. Первым делом он всадил пулю в плечо человека в черном комбинезоне, неосторожно высунувшегося на полкорпуса над ступеньками лестницы, ведущей с первого этажа.

Выстрел и последовавший за ним крик боли эхом разнеслись по широкому коридору. На лестнице мелькнул второй противник: согнувшись, он оттащил раненого назад, а Курама немедленно перебежал к южной стороне коридора и перед ним показались еще двое, подкрадывающиеся с другой стороны. Он выскочил неожиданно и поймал их в прицел быстрее. Навскидку срезал обоих.

Все решала скорость и опыт — реакция и рефлексы Курамы оказались на более высоком уровне.

Один человек в черном комбинезоне упал, не успев даже вскрикнуть, второй сумел выпустить ответную очередь из пистолета-пулемета. Но пуленепробиваемый плащ Курамы — точнее, замаскированный под плащ тяжелый бронежилет — без труда выдержал попадания маломощных пистолетных пуль. Отскочив, он умело добил противника второй очередью.

Убитый еще не успел повалиться на пол, когда Курама коршуном налетел на него и выхватил из разгрузки ручную гранату. Выдернув чеку, он немедленно отправил ее за угол поперечного прохода, где прятались новые противники. Оттуда донесся металлический звук удара — граната стукнулась о противоположную стену и отскочила дальше по проходу — потом рокот катящегося по полу стального яйца.

Донесшиеся проклятия и неразборчивые крики прервал резкий треск разрыва.

Влетев в затянутый клубящимся едким тротиловым дымом узкий проход, Курама безжалостно и точно расстрелял двух корчащихся на полу израненных противников.

Курама фыркнул коротким носом. Его лицо, каменное, словно у игрока в покер, не выражало ничего, но он был страшно зол на этих неизвестных врагов, которые сегодня уже дважды вставали на его пути. В самый неподходящий момент. Кураме хотелось выплеснуть накопившуюся ярость на них, перебить, а последнего взять в плен и заставить рассказать все — кто они такие, откуда, к какой организации принадлежат. Но времени не было. Не имея представления о том, сколько их, оставаться здесь было слишком опасно. Курама развернулся и торопливыми шагами направился обратно, его черный пуленепробиваемый плащ тяжело хлопал кевларовыми полами, словно мокрыми черными крыльями. Все, что ему осталось здесь сделать — дострелить для верности уже мертвого или умирающего Сагару Соске и покинуть это негостеприимное место.

Как ни странно, Соске не было там, где он его оставил.

В рассеивающихся облаках белесого легкого дыма он увидел лишь большое кроваво-черное пятно на бетонном полу. Поверженный, казалось бы, и неспособный двигаться противник исчез.

Нет, постойте. Чуть подальше виднелись кровавые отпечатки подошв. Человек направился куда-то неверными, петляющими шагами, шатаясь из стороны в сторону. Следы вели к большому мусорному контейнеру, который лежал опрокинутым возле угла коридора.

— Не может…

Вспышка выстрела вырвала из полутьмы смертельно бледное, бескровное лицо Соске, целящегося из автомата точно в него. Что-то тяжелое с размаху ударило в бок, заставив тело Курамы судорожно дернуться и откинуться назад.

Соске выстрелил снова. Семиграммовые автоматные пули пробили бронежилет, и засели в груди Курамы, ломая ребра и рассекая легкие.

Курама больше не мог устоять на ногах. Попятившись к стене, рухнул на колени и, выронив автоматическую винтовку, сполз в лужу крови, которая принадлежала Соске.

То, что случилось, нельзя было назвать ни военной хитростью, ни геройством, ни терпеливым выжиданием момента для неотразимой атаки.

Нет.

Просто Соске еще не успел умереть.

Игнорируя боль, он сумел пройти пару десятков шагов и сохранил достаточно сил для того, чтобы несколько раз нажать на спусковой крючок.

Вот и все.

Чудовищным усилием встав с колен, Соске неверными шагами приблизился к поверженному врагу, едва преодолев расстояние от своего укрытия — десять метров. Левая рука не двигалась совершенно, и каждый вздох наполнял его тело режущей болью. Он чувствовал, как стекает по бокам и капает на пол кровь. То, что он сумел подняться на ноги, означало лишь то, что позвоночник и спинной мозг не были задеты, не более того. Соске прекрасно знал, что ему осталось жить считанные минуты.

Но перед тем…

— Курама, — выдохнул Соске, собрав весь оставшийся в легких воздух. Подняв автомат трясущейся рукой, он нацелил дуло тому в лицо. Тяжелый автомат дрожал и прыгал, опускаясь все ниже и ниже — не слишком угрожающее движение.

— Говори. Где Чидори?

— И что ты… собираешься с этим… делать?.. — прохрипел Курама, который лежал неподвижно, опершись на стену спиной. На губах его вздулись кровавые пузыри.

— Спасти ее.

— Ты… дурак?.. — в едва слышном голосе Курамы, балансирующего на грани жизни и смерти, прорезалось удивление.

— Скажи мне. Где она?

— Мне... будет приятнее… умереть… со стиснутыми зубами.

Это было логично. Какого еще ответа можно было ожидать? Но Соске опять повторил, тоже негромко и совсем не угрожающе — скорее, в его голосе слышалась мольба:

— Ответь мне.

Тот помолчал и слабеющим голосом проговорил:

— Не… понимаю. Зачем мы с тобой… убивали друг друга?

— Из-за нее.

Непонятно было, понимал ли сам Соске, что говорил? Или он уже бредил?

— Великая сила любви?.. Мне тяжело… смеяться… — пробулькал Курама, со свистом пытаясь наполнить воздухом пробитые легкие. Окровавленные губы искривила усмешка, словно он услышал что-то необычайно остроумное.

Способа, которым можно было бы заставить его говорить, не существовало, и в едва слышных словах умирающего слышалась все та же твердость, которую не поколебали уже разверзающиеся перед ним мрачные глубины ада.

— А что здесь не так? — поинтересовался Соске. В его голосе не было сарказма или попытки возразить. Нет, он искренне хотел узнать, что думает по этому поводу собеседник.

Действительно, что во всем этом было не так?

Почему судьба поставила их друг против друга?

Почему Соске стоял, едва держась на ногах, а Курама лежал перед ним неподвижно, не в силах даже вытереть кровь, текущую изо рта.

Как так получилось?

Цепочка случайностей? Невозможных совпадений? Но результат был один: он стоял и задавал свой главный вопрос. Единственный вопрос.

Единственная реальность. Тяжелая как смерть.

Любовь? Соске не очень-то понимал смысл этого слова.

Но он безошибочно осознавал, что сила, которая свела их и поставила здесь друг против друга, была настолько загадочной, неодолимой и могучей, что даже Курама — этот хладнокровный убийца — не мог отрицать ее существования. Неужели он так и будет упорствовать?

— Скажи мне.

— Сан Карлос, — неожиданно ответил Курама. Его голос звучал безразлично и монотонно. Едва слышно. — Если не там… то в Никаро… или на Гренаде. Где-то там. Больше… ничего не знаю.

— Понял.

— Все… бесполезно… Делай… что хочешь.

— Не знаю, смогу ли.

— Так и не успел… бросить курить.

Последние слова.

Курама устало прикрыл глаза и замолчал навсегда.

Колени Соске стукнули об пол.

— Сан Карлос.

Он не заметил, как выронил послуживший ему верой и правдой трофейный автомат. На пыльный бетон под ним часто закапало. Неудивительно, в животе зияла открытая рана. Голова мягко, не неодолимо поплыла, поле зрения сузилось — сознание Соске гасло, уходило, растворялось…

— Никаро… или Гранада… — бессвязно, на настойчиво шептали его губы.

Нужно сказать. Передать кому-нибудь. Но кто займет его место? Кто захочет сражаться, чтобы вернуть ее назад?

Он не знал.

Он больше ничего не знал.

Не знал, что хочет сказать или попросить — все куда-то пропало.

Он упал.

Затылок стукнулся о шершавый бетон, мягко, как во сне. Он больше не видел над собой потолка. В неизмеримой дали возникло бледное лицо Мишеля Лемона. Кажется, тот подбежал и наклонился к нему.

Он что-то кричал?

Санитар.

Интубационный набор.

Эпинефрин.

Атропин.

Другие слова, которые были ему странно знакомы. Он не раз слышал их — когда-то давно.

Но они его больше не заботили.

Последним образом, возникшим перед его гаснущим взором, стала фигура девушки.

Нами? Нет, девушка была повыше ростом. Кажется, она сердилась — брови нахмурены, кулаки уперты в бока. Сначала она смотрела хмуро, но секунду спустя на ее губах мелькнула улыбка, она взмахнула рукой и крикнула:

— Не грусти!

Чидори.

Я так хочу увидеть тебя. Ничего не могу с собой поделать. Знаю, это невозможно, но… я так хочу смотреть на тебя.

Останься со мной.

Стукни по спине и обругай. Ничего, ничего больше — мне больше ничего не нужно.

Чидори.

Мне так одиноко.

Так холодно.

Хотя бы… последний раз…

Она услышала голос.

Из далекого далека.

Из-под иных небес.

Ее сознание балансировало на грани зыбкого, беспокойного сна. Где-то поодаль ровно, бесконечно шумели волны, в вечном беге разбивающиеся о пологий берег. Уходящие и возвращающиеся.

Слабый, едва слышный голос отдавался эхом, звучал в унисон с мягкими вздохами прибоя.

Вокруг нее, в плавном танце туманных световых пятен и массивов информации, текли бесконечной чередой, сменялись и превращались друг в друга бесчисленные осколки цветов и звуков.

Она поймала этот исчезающий голос, затерявшийся в радужной и многоголосой круговерти. Так случалось нередко, и она слышала множество подобных голосов. Они звучали некоторое время, и иногда она словно откладывала их в невидимый ящик — чтобы сохранить. Но, рано или поздно они гасли и бесследно исчезали, как будто их никогда и не было — стоило ей забыть про них.

Так станет и с этим голосом — она знала это.

— Я встретила его.

Так заговорил далекий слабый голос.

Сначала девушка не поняла, о ком идет речь

Сначала. Но осознание пришло к ней очень скоро

.

Если голос говорит о «нем» — это «он». И никто другой.

Можно было только гадать, кому принадлежал этот голос. Она никогда не встречалась с его хозяйкой, и, наверняка, никогда не встретится.

Сейчас та находилась в другом измерении — в ином мире, чем этот. И она была вместе с ним. Так же как и она сама когда-то — так думала девушка. Наверное, эта связь дала им возможность услышать друг друга.

Связь.

Законы невидимых сфер, где они блуждали, не позволяли им болтать так, как захочется. Короткие мыслеобразы — единственное, что им было позволено. Узнать больше друг о друге им было не суждено.

Голос продолжал печально:

– Но — нас разлучили.

Здесь не существовало настоящих слов, грамматики и лексики, и нельзя было понять, имеет ли собеседница в виду «нас разлучат» или даже «нас хотят разлучить».

— Разлучили? Почему?

Так спросила она.

– Потому что я умерла.

Ответ снова был неясен: хотела ли незнакомка сказать «я умру» или «я хочу умереть»?

— Это плохо.

– Осталась только тоска.

— Не хотелось бы мне оказаться на твоем месте. А как он поживает? Где он сейчас? Я давно о нем не слышала.

– В Намшаке. Тяжело ранен.

Похоже, здесь существовали не только слова — она поняла многое, помимо этих коротких фраз. Поняла, что он продолжает сражаться. Что он остался один. Что он все еще ищет ее — даже сейчас.

В груди стало тесно, сердце сжалось.

Она хотела, чтобы он остановился.

Нет. На самом деле она не знала.

Не знала, что делать. Чего хотеть.

Ей осталось только спросить:

— Он встретил и тебя тоже. Значит, он все же не обычный человек.

– Не думаю. Он самый простой парень, как ни посмотри.

— Но он встретил меня. И тебя. И ее тоже. Даже его.

– Странно. А я подумала, что он — единственный. Для меня. Странно, что он встретился и с тобой.

— Не знаю. Может быть и так.

– Нет смысла извиняться, да?

— Пожалуй. Ты тоже прости меня.

– Ничего. Может быть, в другом месте все повернулось бы иначе. А теперь я ухожу. Шепот уже близко.

— Знаю.

– Прощай. Но, напоследок…

— Что?

– Если ты снова увидишь его — прости. И крепко обними.

— Обещать не могу.

– Понимаю. Но достаточно и этого. Ты помнишь — больше ничего не нужно.

Хрупкий голос таял, растворялся в неизмеримой дали, пока, наконец, не пропал навсегда.

Канаме проснулась оттого, что по ее лицу скользнул солнечный луч. Поморщившись, и еще не открыв глаза, она услышала легкий гекзаметрический шум волн. Девушка лежала на роскошной кровати с балдахином в светлой, просторной и элегантно обставленной комнате. На открытом окне ветерок ласково играл прозрачной занавеской. Здание стояло на высоком холме, и со второго этажа открывался великолепный вид на изумрудно-зеленое море. Протянувшись вдаль, оно ослепительно сверкало и искрилось под солнечными лучами. Нежданно-негаданно уснув посреди для, Канаме теперь почувствовала, что слегка продрогла и натянула на себя простыню. Она была одета только в шорты и легкую прозрачную рубашку.

Она потянулась, пытаясь поймать ускользающую тень сна. Что же ей снилось? Что-то важное? Канаме никак не могла вспомнить. Как всегда.

Ей стало грустно.

В дверь спальни негромко постучали.

— Войдите…

— Прошу прощения, — вошла девушка ненамного старше самой Канаме, серьезная и замкнутая. Строгий брючный костюм, очки в простой оправе, короткая стрижка гладких рыжеватых волос. Глядя, как Канаме, лениво потягиваясь, садится на постели, она поклонилась и негромко спросила:

— Вы уснули, миледи?

— Сама не заметила, как задремала. Что вам нужно?

— Если угодно, я принесла чай. Уже три часа. Мне дали указание спросить, не закончили ли вы с оценкой данных по БР типа «Бегемот», которые я принесла вам утром?

— На столе. Юэсбишная флешка.

— Благодарю вас, миледи.

Налив дарджиллинг [1] в чашечку мейссенского фарфора, девушка аккуратно поставила ее на столик, рядом с тарелочкой печенья. И заботливо поинтересовалась:

— Вы устали?

— Нисколько. Просто вздремнула.

— Кажется, вам снился дурной сон.

— С чего вы взяли?

Глядя в глаза Канаме, девушка коснулась согнутым пальцем уголка глаза:

— Следы слез.

Канаме бросила взгляд в огромное зеркало рядом с кроватью. Действительно, помимо растрепанных волос, еще и глаза заплаканные. Не самый лучший вид.

— Наверное, — пробормотала она, утирая слезы. — Дурной сон. И, кажется, он снился не только мне.

Прикрыв глаза, она попыталась вспомнить тот светящийся, словно кружащиеся в луче прожектора снежинки, вихрь литер и формул, что проносился перед ее глазами, те странные, едва различимые голоса, нашептывающие что-то непонятное. Непонятное, но ужасно печальное.

«Как трудно вспомнить. Но, кажется, она видела его. Да, его…

Как бы мне хотелось быть с ним… Хотя бы ненадолго. Почему, почему я не могу»?..

Слезы сами собой навернулись на глаза. Она подняла чашечку и сделала маленький глоток. Хотя чай был необычайно вкусным и ароматным, она никак не могла перестать плакать.

____________

1. Сорт чая.