Однажды Я наблюдал убийство.

Это случилось, когда Я ещё ходил в детский сад. Мои родители работали и часто не появлялись дома. Поэтому моей бабушке приходилось за мной присматривать. Родители поженились поздно, так что бабушке по материнской линии, вдове, было уже за семьдесят. Она была уже очень пожилой женщиной. Наверно, ей было тяжело заботиться обо мне.

Несмотря на отсутствие внимания со стороны родителей, Я был всем доволен. Скорее всего, потому, что бабушка старалась изо всех сил. Мы с ней были неразлучны.

В тот день мы как обычно присматривали за домом. Я убедил бабушку поиграть в прятки, и она должна была искать. Мне было пять лет. Открыв покосившуюся дверцу старого шкафа, Я залез под груду старых футонов и затаился.

Бабушка не могла меня найти, поэтому заметно волновалась. Наблюдая за ней сквозь дырку в дверце шкафа, Я тихо про себя смеялся.

Внезапно послышалось, как открылась входная дверь.

Подумав, что Я выбежал наружу, бабушка поспешила туда.

Вскоре Я услышал крик и незнакомый, грозный голос.

Всё, что Я мог в своём возрасте, — это дрожать от этой тревожной атмосферы.

Я слышал, как приближаются шаги двух людей. Одним из них была бабушка. Инстинктивно Я свернулся в комок меж футонов и задержал дыхание. И в то же время Я ощущал странное чувство долга, как будто наблюдать за происходящим было моей обязанностью.

Я с трудом различил бабушку и мужчину за сломанной дверцей.

— Чёрт, этот дом должен был быть пуст! Поторапливайся!

Подгоняемая злым голосом мужчины, бабушка принялась открывать ящики. Она, видимо, искала наличку или банковскую книжку, но так как не знала, где они, и к тому же была в панике, просто выдвигала и задвигала ящики. Мужчина злился всё сильнее.

Через некоторое время бабушка передала грабителю запечатанный конверт, скорее всего, заполненный наличными.

— Без обид, старуха. Не хочу, чтобы меня поймали. Ты просто оказалась дома в ненужное время.

Мужчина достал острый объект (Я думаю, это был карманный или кухонный нож, но в панике Я не обратил внимания на детали). Бабушка от испуга что-то неразборчиво прокричала. От этого мужчина разозлился ещё больше и заломал ей руки за спину.

Бабушка закричала:

— Помоги мне… Ма-а, помоги мне!

Вряд ли ребёнок вроде меня мог что-то сделать, но она всё равно лихорадочно звала на помощь.

Но даже слыша вопли любимой бабушки, Я не вылез из шкафа.

— Ма-а! Помоги мне! Помоги!

Смотря на орущую бабушку, Я хотел напомнить ей: «Мы играем в прятки, Я не должен выходить, пока ты меня не найдёшь».

Сверкнуло лезвие.

Предсмертный хрип.

Стон.

Слабый, самоуничижительный смешок.

Слёзы.

Лужа крови.

До самого конца Я сидел абсолютно тихо. Я всё ещё играл в прятки.

Я до сих пор играю в прятки, не в состоянии вернуться в реальный мир.

— Ты — Масато Яхара?

Я надевал сменку около старой, покосившейся стойки для обуви, когда ко мне обратилась девушка. Я узнал её голос. Ощущая нехорошее предчувствие, Я вздохнул.

— Ты уверена, что тебе нужен Я? Ко вроде как в классе.

— Пожалуйста, не пытайся уйти от разговора.

Мики Кодзуки смотрела на меня, до дрожи сжав кулаки.

Я подозревал, что у неё есть что мне сказать. Избегая смотреть ей в глаза, Я начал говорить:

— Это чтобы я держался подальше от Ко?

Лишившись заготовленной фразы, Кодзуки нахмурилась.

— У него совсем нет магического сопротивления. Если Я — маг, не осознающий собственной силы, — буду рядом с ним, то Я буду плохо на него влиять и запятнаю его своим атрибутом. И никому от этого хорошо не будет. Что-то вроде этого?

Кодзуки широко раскрыла глаза от удивления.

Что за чёрт? Я думал, её мировоззрение будет чем-то более интересным, но в итоге даже Я смог в нём разобраться.

Мгновенно потеряв интерес, Я поставил мокасины на пол.

— То есть Я — маг, да? Ты меня переоцениваешь. В любом случае все убегают от меня прежде, чем Я успеваю наложить на них заклятье.

— Ты… понимаешь магию?

— Кто знает. Я просто перевёл свои слова на твою тарабарщину.

— Если… ты всё это понимаешь, держись подальше от Коты. Ты говоришь, все бегут от тебя, но есть одно исключение.

Не было необходимости уточнять, о ком идёт речь.

— Так будет лучше для Коты. Если он будет окружён моей магией, то примет мой атрибут и не будет поглощён вредными атрибутами вроде твоего или Мацуми.

— Да пошла ты.

Я уставился на Кодзуки. Теперь Я понимал, что она за человек, и это только усиливало мою ярость.

— Ты слишком высокого о себе мнения. Кто ты вообще такая, что позволяешь себе лепетать о том, что защитишь Ко, или другую подобную чушь. Разве Ко просил тебя об этом? Нет, не просил!

— …Я думаю, это будет лучше для…

— Лучше? Громкие слова для всеобщего посмешища. Держи свой тешащий самолюбие бред при себе, хорошо? И вообще, разве именно Ко ты хочешь защитить? Мда… ты не можешь этого отрицать. Стараясь затащить к себе Ко, ты пытаешься защитить…

Последние слова Я безжалостно бросил ей в лицо.

— …свой хрупкий выдуманный закрытый мирок.

Видимо, в понимании самой себя она не заходила так далеко. Её лицо сразу побледнело.

Я подошёл к Кодзуки, которая маленькими шажками отступала от меня, и поднял её за воротник формы.

— После разговора с тобой, Я понял, что мне не о чем беспокоиться. Ты не стоишь моего времени.

Впервые на лице Кодзуки проявился страх. Нет, она сжимала кулаки, чтобы унять дрожь, ещё когда окликнула меня. Она очень старалась скрыть свой страх. Она была настолько жалкой.

— Рано или поздно он станет презирать тебя. Этим всё и кончится. До скорого.

Я больше не хотел её видеть. Отпустив её, Я развернулся и ушёл прочь, ни разу не обернувшись.

Учитывая все слухи о Кодзуки, Я предполагал, что она будет твёрже. Но она была ещё одним человеком, не имеющим веры в свой собственный чёртов мирок. Ко был нужен ей, чтобы укрепить свои собственные убеждения.

Она была такой же, как и все остальные. От неё был слышен звон цепей.

Этот звук тише, чем у других, но не более того. Она была ещё одним пустым местом, бесконечно далёкой от идеала, к которому Я стремился.

Она была таким же пустым местом, как и Я.

Цепи.

Я начал видеть цепи на девятом году обучения.

Пока мои сверстники парились о вступительных экзаменах или обменивались клятвами дружбы, Я чувствовал, как отдаляюсь от остальных.

Из-за стресса некоторые из них перерезали вены. Но Я воспринимал это как разрушение песочного замка, не более. В конце концов, они не собирались умирать, когда увечили себя. Я — Я, видевший настоящую смерть, — знал, что это лишь способ выделиться из толпы.

Когда Я окончательно стал для всех посторонним, спокойно наблюдая за ними, Я заметил кое-что.

Всё, что они ценили, было искусственным.

Когда в мутном потоке событий нашего мира течёт бесконечно много информации, простой конструкции из папье-маше достаточно, чтобы все они без колебаний поверили в неё.

Ими всеми управляют.

Они танцуют в полной гармонии. А ими управляют дьявольские, жестокие цепи.

Затем Я начал видеть эти цепи. И от этих проявившихся цепей Я даже начал слышать звон. Они грохотали так, будто хрипели. Шум от них был настолько хриплым, что вытягивал из меня жизненную силу. И когда он вытянул её всю, до последней капли, Я потерял любые идеалы. В погоне за дешёвыми удовольствиями, Я уже не обращал внимания, цветной мир или одноцветный, реальность вокруг или выдумка. В конце концов, Я совершил ряд аморальных поступков. Реальным для меня было только удовольствие, но и оно было призрачным. Время утекало, а ничего не менялось. Цепи полностью опустошили мой мир.

Когда Я смог вновь ухватиться за свой пустой мирок, мне в голову пришла мысль, показавшаяся самой естественной.

Я хочу кого-то убить.

Убийство поглотило все цвета моего мира и урезало мою реальность до того состояния, в котором она сейчас. Забавно, но при всей своей притягательности, оно лежало за пределами моей досягаемости. Куда бы Я ни обернулся, меня встречало желание убийства. Как бабочка в паутине, сколько бы Я ни дергался, сдвинуться не мог. Там где был Я, ничего не было видно.

«Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Я протянул руку, стараясь убежать от цепей и их звона. Моей руки коснулось желание убийства. Оно начало управлять мной.

«Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Но Я поверить не мог...

Что существует человек, свободный от этих цепей.

— Хи-хи… хи-хи-хи… Вы двое довольно любопытные.

Я сразу понял, что заговорившая с нами немного неуравновешенная девушка с детским лицом — другая.

Её улыбка казалась свободной от любых забот внешнего мира.

— Чё ты хочешь?

Кто она такая? Она, так же как и Кодзуки, хочет извлечь выгоду из того, что цепи Ко хрупкие?

— Ририко просто хочет стать хорошим другом для Хираги!

Она никак не отреагировала на мою открытую враждебность. И не похоже, что она придуривается. Люди — существа, скованные страхом. Любой хоть как-то отреагирует на угрозу насилия.

Тогда, что с ней не так?

Похоже, её нельзя описать просто словом «другая». У неё явно отсутствовало что-то фундаментальное.

— Самое любопытное — это сигналы, которые от вас исходят.

Она говорила так, будто верила, что это самые элементарные в мире вещи, понятные даже ребёнку. Ни Я, ни Кодзуки не были способны на такое.

Эта девушка не желала спасения. У неё не было сомнений в её собственном мире. Она полностью отвергала всякое взаимодействие с обществом.

Внутри закрытого мира, похожего на надёжно запертую комнату, ей не нужно было расти.

До меня доходили слухи о ней. Слухи о старшекласснице, которая посещала психиатрический госпиталь с самого своего поступления.

— Эй, ты же Ририко Мацуми?

— Да, конечно. Ририко это Ририко.

По слухам, для неё не существовало границ. Не различая, где начинается, а где заканчивается её «я», она рассматривала всё, кроме своего тела, как другие части себя. Она ложно полагала, что не только её тело, но всё, чем она может хотя бы в малейшей степени управлять, — есть её часть. Хотя в моём случае это скорее метафора, но иногда Я ощущал, что не могу выпустить из рук телефон, как будто он стал частью меня. Но для неё единство с электронными приборами не было аллегорией. Для неё использование сигналов мозга для управления конечностями ничем не отличалось от переключения пультом телевизионных каналов. И телевизор, и пульт были частями её тела.

Этот мир невозможно было понять, но тем не менее она в нём жила.

Мир не такой, как у других.

— Весьма любопытные. Белый и ультрамариновый, да? А большинство людей оранжевые. Но вы двое отличаетесь. Ририко нравится белый. Так и хочется что-то сделать.

Я не знал, что означают эти цвета на её языке. Я знал только то, что они что-то означают.

Я посмотрел на Ко. Пусть сейчас он в замешательстве, но он никогда не станет отторгать кого-либо, даже если этот кто-то — Мацуми. Но и Ко, скорее всего, не сможет понять её мир.

…Впрочем, так ли это? Это же тот самый Ко, что за месяц понял меня.

— Эй, эй, а можно Ририко вас прочитает?

— Прочитаешь меня?

— Ах да. Большинство людей не умеет сканировать. Но, знаете ли, Ририко умеет, умеет сканировать.

Может быть, Мацуми настолько не различает границу между собой и электроприборами, что уверена в способности самой выполнять роль механизма?

Но происходящее быстро заставило меня понять, что это ещё не всё.

— Биип би-би-би бип-бип би-биип.

Нет, она не просто ненормальная. Всё намного хуже. В этот миг Мацуми превратилась в прибор.

Ясно. Как же Я не заметил этого раньше?

У этой девушки вообще не было цепей.

И едва Я это осознал, мне показалось, что мир зашатался от фальшивого машинного звука. Я не мог держаться на ногах. Мир покосился просто потому, что Я осознал изменение в самом себе. Я не смог удержаться на месте и начал падать. Я катился. Катился и катился. Катился и катился, и катился, и катился...

Как это могло произойти?

…Аа… Я просто не мог в это поверить. Я не мог поверить, что может существовать человек, не скованный цепями. Вот почему мой мир перевернулся с ног на голову.

— Биип би-би-би бип-бип би-биип.

Солнце исчезло. Вместо него мой мир освещали глаза Мацуми. Зрачки этих мёртвых глаз были подобны линзам зеркального фотоаппарата. Излучая тепло, они испепеляли меня. Горячо! Горячо! Горячо!

Биип би-би-би бип-бип би-биип.

Шум преследовал меня, летевшего сквозь пространство, и проникал в моё тело. Повсюду: и вблизи, и вдалеке — продолжал звучать шум. Я уже давно перестал понимать, откуда он идёт. Я уже сам начал издавать этот шум.

Глаза парили в пустоте.

Они развернулись в мою сторону.

— Аа…

На какую часть меня они смотрят?

Они смотрят, как Я горю и кувыркаюсь в пустоте. Нет, прошу вас, не раскрывайте миру банального меня. Мои жалкие комплексы. Мои банальные мысли.

— Нет…

Я не хочу знать.

— Биип би...

Я не хочу знать. Я не хочу знать. Я не хочу знать.

— НЕТ!

Я закричал, и парящие глаза из линз исчезли. Тут же на меня накатила тошнота, и тьма поглотила мой мир. Когда свет вернулся, Я увидел выглядящего обеспокоенным Ко и надувшуюся Мацуми.

— Необязательно так кричать.

— Мацуми-семпай, что это сейчас было?

— Стой, стой, одну минутку. Ририко сейчас переведёт в слова.

Мацуми вновь перестала быть человеком.

Она каким-то образом получила информацию о Ко и сейчас придаёт ей понятную нам форму. Компьютер, который переводит двоичный код в буквы и картинки.

— Бессознательно отвергает свою мать из-за истерического темперамента. Отношения с отцом непостоянные. Ни один из родителей не выполняет стабильно родительские функции. Сестра любит убивать кошек. Семья заставляет избавляться от кошачьих трупов. Будет слушать всё, что ему скажут. Уязвим к промывке мозгов. Имеет неестественные способности к пониманию мировоззрений других людей. Не имеет «я», поэтому относится к остальным…

— Хватит! Мацуми-семпай, прекрати, пожалуйста!

Она снова становится человеком.

— Ну как? Как вам? Понравилось моё сканирование? Ририко всё правильно прочитала?

— Семпай, мы можем идти?

— Чтооооо? Ририко собиралась поболтать ещё! Он же белый! Единственный белый!

— Прости, но нам надо спешить.

— Ририко поняла. В таком случае Ририко думает, что ничего не поделаешь. Ририко кажется, что она ещё встретит тебя, Танихара.

Я остановился.

Люди постоянно неправильно читают мою фамилию «谷原». Ничего особенного в этой ошибке не было.

— Э, разве ты не Танихара?

— Семпай, читается Яхара.

Мне понятно, что это значит.

«Сканирование» Мацуми собирает информацию визуально.

Мы пробирались сквозь заброшенный торговый район, закрытый из-за открывшегося неподалёку супермаркета.

Я смотрел на Ко с тихим ужасом.

Даже встретившись лицом к лицу с Ририко Мацуми, он всё равно пытался понять её. Если бы удача не была на нашей стороне, он бы полностью принял её.

Плевать, если его захватит Кодзуки. Его будут называть чудиком, но он сможет жить в обществе. Но только не Мацуми. Если он примет в себя нечто настолько безумное, то тоже сойдёт с ума. Это прямо как скачивание заражённого вирусом приложения.

— Запомни. Никогда больше не разговаривай с этой пустоголовой. Она на тебя плохо влияет. Понял?

Ко кивнул. Но не потому, что Я его убедил. Он просто посчитал, что этого требует ситуация.

Я не знал его настоящих намерений. …Чёрт! Я не знал, есть ли у него вообще какие-либо намерения.

— Масато, ты понял, что это была за фигня — сканирование?

Сканирование.

Учитывая, что она получала информацию визуально, Я мог предположить, в чём фокус. Но объяснить это было сложно.

Я подозревал, что она смогла угадать моё имя, потому что уже знала его подсознательно. Несмотря на то, что она много времени проводила в госпитале и не появлялась в школе, она всё равно была одной из учениц. У неё было достаточно возможностей услышать наши имена.

Единственной странностью было то, как она это вспоминала.

Обычные люди быстро забывают ненужную им информацию. Например, мы не помним лицо каждого человека, которого встречаем на улице.

Но что если «сканирование» позволяет ей извлечь воспоминания из самых глубин мозга, воспоминания, которые любой бы уже давно потерял? И если это так, то один раз увидеть нас в коридоре для неё будет достаточно, чтобы узнать наши имена.

Она смогла совместить имена и внешность и раскопать всю информацию о Ко. Но всё это могло быть просто результатом невероятной прозорливости, основанной на её способностях к запоминанию, наблюдению и анализу. Разумеется, она не могла выполнить этот трюк в любой момент — только во время транса, в который она себя вводила с помощью самогипноза под названием «сканирование».

На первый взгляд может показаться, что умелая гадалка способна отследить весь ход чужой жизни. Даже Я могу в большинстве случаев догадаться девственник передо мной или нет. Но Мацуми была на совершенно ином уровне. Она смогла определить его характер, семейные обстоятельства, место жительства. Это было почти сверхъестественной силой.

Это было ненормально.

Я могу рассказать обо всём Ко, но ничего хорошего из этого не выйдет. Это только приблизит его к принятию Мацуми.

— …Ни капельки.

Я уклонился от ответа.

Может, он и не поверил мне, но настаивать и проявлять недовольство не стал. Раньше Я не замечал этого, но теперь вижу: с ним тоже что-то не так.

Светофор впереди показал красный свет, и мы на автомате остановились.

— Какого чёрта мы остановились?

— Так красный свет.

— Здесь нет машин.

Аа… Я слышу его. Я снова слышу этот звон.

Краем глаза Я видел цепи. Восхитительные цепи, ведущие себя так, будто управляют нами. Цепи, существующие для того, чтобы не давать нам двигаться.

Я мог только ненавидеть эти цепи. Они сковали меня и поглотили все цвета моего мира.

…Я думал, что всё именно так.

И поэтому Я желал стать человеком без цепей. Я верил, что желаю освобождения.

Но вот Я встретил свободного от них.

И что Я ощутил, увидев его?

Страх.

Я испугался человека без цепей. Я ощутил ужас. Настолько огромна была пропасть между нами.

У меня не было ни единого шанса стать таким же свободным.

«Звяк, звяк. Звяк, звяк.»

Как будто напоказ, послышался звон цепей.

Ты никогда не освободишься.

— Заткнитесь.

Ты будешь скован до самой смерти.

— Заткнитесь!

Но ты уже знаешь это, не так ли?

Цепи никогда не будут разорваны, потому что ты сам не желаешь их разорвать.

— Я СКАЗАЛ, ЗАТКНИТЕСЬ!

«Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Звон продолжался.

Звук цепей. Звук здравого смысла. Звук морали.

И звук моего желания убить.

«Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк»

— Аа… Я хочу кого-то убить.

Расставшись с Ко, Я не смог заставить себя вернуться домой и поэтому сел на пригородный поезд. Станция выглядела шикарно по сравнению с недавними трущобами, но пыль и угрюмая атмосфера говорили о том, что и она отжила своё.

Я бесцельно бродил кругами. Местный универмаг, который, вероятно, снесут через несколько лет. Старомодный кинотеатр, в который даже с девушкой не сходишь. Книжная лавка, которая теперь ориентируется на отаку. Город, связанный, скованный, обмотанный линиями электропередач и канализационными трубами. Если выпарить грязь, ил и угольную смолу, то, наверное, из него получится вкусный, дымящийся раменный бульон.

Я уселся на лавку около станции и стал наблюдать за прохожими. Люди вокруг словно марионетки: каждый уставился в свой смартфон. Социальные сети, заставляющие 24 часа в сутки обмениваться ничего не значащими любезностями. Популярные сайты, навязывающие бессмысленные нормы поведения. Блоги, заполненные комментариями не от людей, а напрямую от душ. Всё это — леденящий кровь план по укреплению цепей. Огромная ловушка.

Как определить людей, которым лучше умереть?

Предположим, что критерием станет «причинение вреда обществу». В таком случае убийцы невиновных должны умереть. Люди, чья польза обществу намного меньше их вреда, тоже должны умереть. Люди, распространяющие анархию, смертям которых будут скорее радоваться, а не горевать. Очевидно, этим людям тоже лучше умереть. Разве мир не станет лучше, если просто вырезать всех этих животных и оставить только хороших людей?

…Наверно, станет. Если будет меньше рецессивных генов, то человечество станет мудрее. Если, чисто гипотетически, мир будет под угрозой и необходимо будет сократить население, то можно быть уверенным, что такие моральные нормы, как защита слабых и увечных, исчезнут сразу и начнётся бойня. …Ну, на самом деле ничего настолько радикального и не требуется. Я лишь хочу сказать, что есть множество людей, которых можно убить, и никто не станет возражать по этому поводу.

— Йо.

Я окликнул женщину в безукоризненном рабочем костюме. Скорее всего, она направлялась домой из офиса.

У меня сразу сложилось впечатление, что хотя она усердно трудится и приносит пользу обществу, она часто растаптывает чувства других людей. О, может быть, у меня начинает проявляться сверхъестественная интуиция, как у Мацуми? Или это только моё воображение? Мне плевать. Я всё больше убеждался, что она была вредна обществу, — ей лучше бы умереть.

— Вы ко мне обращаетесь?

— Да, хотя сойдёт кто угодно. Здесь много таких. Я загадаю загадку. Что нельзя съесть на завтрак?

— Обед и ужин [1]… Простите, что вам надо?

— Кто заставил тебя?

— Что?

— Кто заставил тебя сказать «обед и ужин»?

Женщина застыла, её охватил страх.

— Никто меня не заставлял… Что вообще происходит?..

— Ну разумеется! Никто не заставлял! Тогда почему все отвечают одно и то же? Чёрт! Должна же быть сотня других вещей, которые нельзя съесть на завтрак. Тогда почему «обед и ужин», а не, скажем, «то, что съел вчера»?

«Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Ой, заткнитесь. Цепи этой бабы были особенно громкими. У женщин они обычно более крепкие и страшные, чем у мужчин.

— Как ты меня бесишь. Ты хочешь, чтобы Я тебя нахрен зарезал?

— О… о чём ты? У тебя с головой всё в порядке?

«Звяк, звяк. Звяк, звяк»

— Вали отсюда! Если не свалишь — убью!

Не скрывая своего отвращения, она сбежала.

Хах. Осознав, что натворил, Я натужно рассмеялся.

Похоже, Я слетел с катушек.

Смертельно устал ходить. Из последних сил Я добрался до ближайшего парка и улёгся на лавочку. Перегревшись, мой мозг отрубился. Сознание покинуло меня, и Я погрузился в сон без сновидений.

Я открыл глаза.

Было видно только голубое небо.

Мыслей всё не было. Слепящий свет солнца ударил в глаза и вернул меня в сознание.

Ноющая боль в спине напомнила, что Я уснул в парке. Я потянулся за сигаретой, но пачка была пуста, и Я пришёл в уныние. Что за дерьмо.

Я схватился за голову, медленно вспоминая события предыдущего дня.

Во мне что-то разладилось.

Я осознавал, насколько меня поглотило отчаяние, но пока Я ещё был способен на спокойные рассуждения.

Но вряд ли Я смогу полностью вернуться в норму. Встретив человека без цепей, Я теперь был не в силах сдерживать желание убийства. Оно кипело во мне, стремясь выйти наружу. Я мог сойти с ума в любой момент. Отчасти Я даже хотел сойти с ума в надежде, что это придаст мне толчок и Я совершу убийство. Уже только поэтому Я знал: мне не сдержать это желание. Оно было сильнее, чем сексуальное влечение. Оно скорее походило на голод, терзающий всё моё естество. Оно не утихнет.

Я или убью, или сойду с ума.

Одно из двух.

Я решил ненадолго вернуться домой. Я не знал, скажут ли мне что-то родители, но если Я не вернусь, они, скорее всего, заявят в полицию из чувства долга и желания иметь формальное оправдание. К тому же у меня не было денег. Но Я знал, как решить обе проблемы одновременно. Этот метод Я применял ещё со времён средней школы.

Я вошёл в дом, пнув по пути корзину для мусора. Родителей дома не было. Порыскав по полкам там же, где бабушка в день её убийства, Я вытащил две купюры по десять тысяч иен и убрал их в кошелёк.

Ну и куда мне теперь идти? У меня не было конкретной цели. Но в таком состоянии Я не могу ни остаться дома, ни вернуться в школу.

На самом деле, Я некоторое время думал о том, чтобы пойти в школу. Благодаря моей репутации всякие болваны обходят меня стороной.

А ещё там был Ко.

Кота Хираги. Человек без твёрдого «я». Обычно люди анализируют себя, свой характер и на основе этого формируют «я». В каком-то смысле, они сами дают себе определение.

Но не Ко. А значит, его «я» не приняло формы. Я не знаю, почему он стал таким, но судя по информации, добытой сканированием Мацуми, причина этому — семейные обстоятельства.

Поскольку его «я» не определено, Ко всегда принимает ту форму, которую желает его собеседник. Каждый раз, когда он с кем-то взаимодействует, его характер чуть-чуть изменяется. В итоге он стал способен по-настоящему понимать других людей. Скорее всего, он легко привыкнет к магии Кодзуки. Он полностью осознал моё безумие. И он не противостоит ему. Поэтому, если он не будет осторожен, он полностью поймёт Мацуми и примет её.

Кстати, Мацуми назвала цвет Ко «белым». Я думаю, это похоже на правду. Ко может принять любой цвет. Это само по себе опасно. Именно поэтому Кодзуки так настойчива. Она старается окрасить Ко в свой цвет и тем самым не дать ему принять зловещие цвета вроде моего.

Приятное чувство, когда тебя принимают другие. Впервые Я узнал об этом после встречи с Ко.

Наверно, Кодзуки такая же. Поэтому она хочет забрать Ко себе.

Всё-таки Я не могу пойти в школу.

Это опасно для меня, потому что там Ко.

Ко — воплощённое сочувствие. Он, несомненно, примет даже меня, утонувшего в желании убийства. И когда это случится, Я перестану считать себя ненормальным, лишусь остатков воли к сопротивлению, и рано или поздно начну действовать. Я легко мог себе это представить.

Я забрал пачку сигарет из моей комнаты и дрожащими руками закурил. Никотин немного успокоил меня, но желание никуда не исчезло.

Я опустил в карман нож-бабочку — лучшее успокоительное. Я могу убить в любой момент. Да, могу сделать это, когда захочу. Сейчас это знание помогало мне сохранять рассудок. Но на самом деле оно было незначительной мелочью. Оно только раззадоривало меня.

Чтобы воспользоваться ножом, мне нужно было пересечь тончайшую черту. Но эта черта была подобна целому миру.

Но Я знал.

Нынешний Я способен её пересечь.

Когда Я пришёл в себя... когда Я по-настоящему пришёл в себя, была уже ночь. Я обнаружил, что снова гуляю по загибающемуся району.

Хотя Я ничего не знал об убийстве времени, Я знал достаточно об убийстве. Мне просто надо позволить себе расслабиться. Мой ум требовал удовольствий и отстранился от всякого смысла. Иными словами Я деградировал. Я стал разумным животным, неспособным применять свой разум. На самом деле, этому описанию соответствует бесконечное количество людей. Я в этом совсем не одинок. Гип-гип, ура! Необходимы другие люди, чтобы продолжать гнаться за удовольствиями. Отношения без обязательств — лучше всего на свете. Человеческий мусор — лучше всего на свете. Правда, если это мужчины, то они рано или поздно опустятся до сексуального насилия. А Я хотел этого избежать. Я не хотел трахать визжащих баб. А рисковать ради чего-то нежеланного было абсолютно неприемлемо.

Поэтому Я искал женщин. Тех, кто живёт по принципу «купи-продай». Таких же животных, ищущих наслаждений, как и Я. Тёлки, подсевшие на наркотики и утонувшие в удовольствии, становятся омерзительно послушными. Когда Я закончу свои дела, они обязательно будут, не жалея слов, стонать о том, насколько они одиноки или нести другую подобную чушь. Плевать Я хотел на их жалкие чувства.

— А ты неплох.

Одна из таких женщин заговорила со мной, когда Я играл в дартс в развлекательном центре. Как её зовут? Мне кажется, она представилась, но Я забыл.

— Часто играешь?

— Что-то вроде того.

Благодаря этому бессмысленному обмену фразами, Я получил разрешение войти на её территорию. Отвратительный, но тем не менее необходимый ритуал.

Девушка не была одной из так называемых «гяру» [2]. Её нельзя было назвать красоткой, но лицо было достаточно привлекательным, чтобы она могла извлекать из этого выгоду. Она была одета в дешёвое чёрное платье с безвкусными розовыми рюшами. По своему опыту Я определил, что она доступна.

Ритуал уже длился достаточно долго, чтобы можно было перейти к следующему шагу.

— Есть какие-то планы?

— Думаю, нет.

— Тогда пойдём со мной.

Даже зная наверняка, что за этим последует, она безо всякого сопротивления последовала за мной.

И где же мы этим займёмся? В парке? Нет, спина болит, лучше будет найти какой-нибудь дешёвый отель… Такие мысли наполняли мою голову, пока мы спускались на лифте.

Покинув здание, мы подошли к подземному переходу под железной дорогой. Я уже обхватил её за талию, как неожиданно услышал голос.

— Яхара, это ты?

Неподалёку стоял староста с пластиковой папкой в руках. Он явно возвращался домой с дополнительных занятий. Сюити Акияма.

Я хотел притвориться, что ничего не слышал из-за шума от проходящего поезда, но машинально обернулся, и наши взгляды пересеклись.

— Чего ты хочешь добиться, прогуливая школу? Твои друзья беспокоятся о тебе.

Его слова были правильными, но неискренними. Как будто кто-то заставил его сказать это. К тому же он что, действительно думал, что у меня есть друзья?

«Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Ох, да заткнитесь уже!

По той или иной причине, мой недавний гедонизм смог заглушить цепи. Но рядом с этим человеком это было невозможно.

Его цепи были толстыми, более крепкими и зловещими, чем у кого-либо ещё.

Чувствуя подступающую тошноту, я запустил руку в карман и схватился за нож — моё единственное успокоительное.

— И что будет дальше, если ты продолжишь пропускать школу? Ты впустую потратишь отведённое тебе время. Если не приложишь усилий сейчас, многие пути для тебя будут закрыты, и ты будешь сильно об этом жалеть. Даже ты должен понимать такие простые вещи.

— Что за хрень ты вообще несешь? Какого чёрта ты всех по себе судишь?

— Мне кажется, мои суждения являются общепринятыми.

— Как будто я не знаю!

Именно это Я и ненавижу больше всего на свете.

— Знаешь и всё равно бунтуешь против них. Тебе не кажется, что ты ведёшь себя как ребёнок?

Акияма поправил очки.

Может быть, с их помощью он исправляет не зрение, а самого себя? Учитывая его ненормальность, он вполне может вот так бредить наяву. Он видит только исправленный, прекрасный мир. Ненужные ему вещи просто не попадают в его поле зрения. Похоже, он забыл, что нечёткий и трудный для понимания мир, который он видит без очков, — реальный.

Акияма перевёл взгляд на девушку. Встретившись с укоризненным взглядом прилежного ученика, она неловко поёжилась.

— Твоя девушка? Ты не слишком навязываешься, таская её за собой в такой час?

Он говорил непринуждённо. Скорее всего, он сомневался, что какая-либо женщина захочет провести время со мной.

— Она не моя девушка, если ты не понял.

— Да?

— Просто тёлка, которую Я подцепил на улице. Мы собирались пойти и потрахаться. Понял?

— Извини, что?

Глядя на замершего в замешательстве Акияму, девушка натянула смущённую улыбку. Разумеется, Акияма просто не сможет принять сказанное.

Я засмеялся.

Только посмотрите на него, он даже не может это скрыть. Из-под маски отвращения проглядывала зависть. Он завидовал мне. Этот ублюдок настолько брезглив, что даже не признаёт своих желаний.

— У тебя… хватает смелости, говорить всю эту безнравственную чушь настолько беззастенчиво.

— Завидуешь?

— Я прекрасно вижу, насколько ты гордишься своими грешками. Могу ли я спросить, как часто ты этим занимаешься?

«Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Неприятно. Заткнитесь. Цепи этого парня не замолкают.

— Да постоянно! Что? Хочется также? Легко научу. Всё просто. Надо всего лишь солгать о своём возрасте при регистрации на сайте знакомств. Твоя учёба тебе ничем не поможет, слышишь? Знаешь, если бы мы все просто отдались своему животному стремлению к удовольствию, то жили бы счастливо как звери.

Акияма смотрел на меня, не говоря ни слова.

— Я вспомнила, у меня есть кое-какие дела. Я пойду домой, ладно?

— Конечно.

Девушка потеряла интерес. Наблюдая за тем, как она уходит, Я так и не смог вспомнить её имя.

Акияма наблюдал за ней намного дольше, чем Я.

— Яхара.

Проговорил он, глядя в пространство.

— Я думаю, что невежливо вот так в открытую озвучивать мысли других людей. Но похоже, у тебя своё мнение на этот счёт.

«Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Это звук шептал мне.

Убей.

Убей. Убей. Убей.

Пришла пора стать убийцей. Это единственный путь для тебя.

Хотя Акияма был скован этими проклятыми цепями крепче, чем кто-либо другой, он был достаточно безумен, чтобы ощущать от них не боль, а удовольствие. Никакой другой человек не символизировал эти цепи яснее, чем он. Это и делает его идеальной жертвой, ведь так?

— Будешь читать мне нотации? Хорошо, Я согласен тебя выслушать. В любом случае, пойдём куда-нибудь, где поменьше людей.

— Согласен. Я тоже предпочёл бы, чтобы никто не вмешивался в нашу беседу.

— Да, именно. Чтобы никто не вмешался.

Я не хотел, чтобы кто-то вмешался.

Пока Я не покончу с этим.

В отличие от больших городов наподобие Токио, в нашей провинции надо пройти совсем чуть-чуть, и высотные здания сменятся рисовыми полями и пустыми участками. За небольшим универмагом и длинной заброшенной стоянкой находилась настолько же заброшенная фабрика. Я не знал, что именно на ней раньше производили. Запахи масла и металла создавали ощущение, что мы находимся под землёй. Это делало фабрику идеальным местом... Я также понятия не имел, для чего изначально служил огромный железный пресс, но когда я коснулся его — ощутил приятную прохладу.

— Я удивлён, что ты знаешь такое место.

— Я же тебе сказал, что постоянно развлекаюсь с девочками. Вот и присмотрел парочку таких.

Акияма скривился от отвращения.

Честно говоря, Я удивлён, что он последовал за мной в настолько подозрительное место. Он серьёзно не понимает, что может оказаться в опасности? Ну, да… скорее всего, он просто не способен себе такое представить. Вот такая мне досталась жертва. Парень, абсолютно уверенный в том, что не может быть впутан в какое-либо криминальное происшествие.

Да, он именно такой. Чёрт! Мне кажется, он будет шокирован даже видом курящего одноклассника.

— Ну что? Я готов выслушать проповедь.

— Прежде чем я начну, ты не против выйти на свет? Здесь слишком темно, я не вижу твоего лица. А без этого в нашей беседе нет смысла.

Он правда думал, что если сможет видеть моё лицо, то его речь подействует?

— Мне кажется, здесь где-то был фонарь...

Прищурившись, Я обнаружил фонарь рядом с горой брошенных окурков. Я щелкнул выключателем. В тусклом свете возникла фигура Акиямы.

— Учитывая, что ты завёл меня так далеко, я полагаю, что ты хоть немного выслушаешь меня.

Я подавился смешком. Акияма вообще не рассматривал вероятность подвергнуться нападению. И уж тем более не рассматривал вероятность убийства.

Я почти уверен: он думает обо всём этом, как о какой-то банальности.

Жалкий хулиган из плохой компании наконец нашёл кого-то, кто его понимает, и, впечатлённый искренностью, собирается исправиться.

Какая красивая история. Даже Я, прожённый циник, думаю, что было бы хорошо, если бы такие истории встречались чаще. Я видел немало преступников, и большинство из них законченные скоты. Ущербные на генетическом уровне. Без мозгов, без сочувствия, без воображения и страха.

Но этот парень настолько уверен в своих способностях к убеждению, что последовал за мной сюда. Отчасти Я даже хотел услышать, что же он скажет, во что же он так верит. Чёрт! Может быть, ему даже удастся тронуть меня.

— Начнём с вопроса. Ты доволен тем, как ты сейчас живешь?

— Конечно нет. Мне постоянно хочется измениться.

Даже прямо сейчас.

В любом случае Я уже приготовился измениться. Разумеется, Я понятия не имел, как именно Я изменюсь.

— Тогда почему бы не стать более ответственным? Я же вижу, ты не глуп. Всё же просто. Всё, что необходимо человеку, — найти цель и приложить необходимые усилия, чтобы её достичь. Сейчас ты скатываешься в разврат, но если ты поглядишь вокруг, посмотришь шире, я уверен, ты легко преодолеешь эти соблазны.

Я неуместно засмеялся, услышав такое от настолько зашоренного человека.

— Ты хочешь сказать, что если Я стану таким же образцовым учеником как ты, то в моей жизни будут сплошные единороги и радуга?

— Твоей целью не обязательно должна стать учёба. Главное найти что-то, чему ты можешь посвятить всего себя. И этого будет достаточно, чтобы заполнить твою жизнь. Я уверен, ты можешь отыскать такое занятие, в которое сможешь погрузиться с головой.

— Ничего подобного нет.

— Ты уверен? Что насчёт спорта: бокс или регби?

Меня от него тошнило. Он просто сводит все виды отморозков мира в одну категорию, а затем повторяет банальные заезженные фразы. Такой вопиющий недостаток воображения заставил меня сомневаться в том, действительно ли Акияма отличник.

— И когда ты найдешь себе такое занятие, перед тобой откроется множество других путей.

Сейчас эти пути исчезают.

— Идиот! Никто из тех, кто готов пахать на будущие возможности, ни за что не окажется в такой ситуации.

— Не опускай рук. Просто представь себе идеальное будущее и стремись к нему.

Я и предположить не мог, что его наставления пройдут настолько мимо меня. Его слова вроде бы были верными. Может быть, они были бы более убедительными, произнеси их кто-то другой.

Но за ними не стояло ничего. Его проповедь не содержала искренних чувств говорящего. Он как будто читал какую-то методичку по исправлению хулиганов. Слова принадлежали кому-то другому, не ему.

И помимо всего этого... звон цепей.

Наши с ним мысли шли параллельно, они никогда не могли сойтись.

— Твои цепи. Спасибо за предложение, но Я не буду ими связан.

«Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Я больше не мог сдерживаться.

Я просто должен убить его. Я больше не могу это слушать. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Когда Явспорю его плоть, для меня также откроются ворота в будущее. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Я больше не хочу быть здесь. Я никогда не вернусь. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Это место заброшено, никто не услышит его воплей. Его предсмертные стоны прозвучат для меня одного. Их будет достаточно, чтобы заглушить эти цепи. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Будет хлестать кровь. Я не знаю, как изменится мой мир. Но хотя бы этот одноцветный мир окрасится алым. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его. Я просто должен убить его.

— Цепи? Я не вижу никаких цепей... О чём ты говоришь, Яхара?

Он нахмурился, осматриваясь вокруг.

— Я расскажу тебе, чтобы ты умер без сожалений.

— ...Яхара?

— Цепи. Заданные заранее, навязанные нам мнения. Они сковывают нас. Это бесполезное определение. Они — просто правила, без всякого порядка. Навязанная нам мораль. Их шум раздражает. Я всегда хотел сбежать от них. Единственный способ сбежать для меня — убийство. Другими словами этот шум — звучание моего желания убить.

Я вытащил из кармана нож-бабочку. Взмах руки, сверкающее лезвие.

— Наконец-то Я смогу сбежать отсюда.

Мои сомнения исчезли.

В тот же миг моя рука ощутила плоть. Мягче, чем Я ожидал. Я не ощущал, что вообще что-то разрезал. Я не мог понять, не хватало опыта.

— Наконец-то ты сможешь сбежать... хмм...

Громко падали капли крови.

Если задуматься, это странно. Хотя в наших телах постоянно течёт кровь, мы думаем о ней только в такие моменты. Мы не видим за деревьями леса. Мы не глупы, — но всё равно находимся под впечатлением, что всё в порядке.

— ...В этом я с тобой согласен.

Что означала эта улыбка? Похоже на радость ребёнка, разрушившего муравейник и давящего его обитателей.

— Твоя жизнь бессмысленна... Ты просто букашка и заслуживаешь смерти.

Акияма говорил монотонным, безразличным голосом.

Он вытащил нож.

Он вытащил его, и кровь — жизнь, полилась из моей груди.

Отпустив мою руку, Акияма вытащил из меня нож и отбросил его в сторону. Жидкость лилась, как из откупоренной бутылки. Красная жидкость полилась из моего рта. Не имело значения, что именно льётся, ничего хорошего это не означало.

— Ты меня недооценил. Ты действительно думал, что я не понимаю, зачем ты привёл меня сюда?

Я знал это. Акияма — ненормальный.

— Ты должен был догадаться, ещё когда я попросил тебя включить фонарь. Мне нужен был свет, чтобы видеть твои движения.

Все, каждый по-своему, осознают, что они чем-то скованы. Даже если ты не видишь цепей, ты чувствуешь, как они душат тебя.

Но Акияма был совершенно другим. Он не сомневался в собственном мире. Он ни на мгновение не сомневался, что весь остальной мир понимал под правосудием точно то же самое, что и он.

Акияма на свою беду был слишком прилежным учеником, и в итоге, его никогда не упрекали и не ругали взрослые. Поэтому он пребывал в иллюзии, что всё, что он делал, было правильным.

В этом и была его ненормальность.

— Я хорошо понимал твои намерения. И из нашего разговора я понял, что ты не сможешь от них отказаться. Поэтому я решил, что тебя необходимо уничтожить.

Мысли Акиямы большинством общества воспринимаются как правильные. Но нет человека, механизмы души которого работали бы без сбоев. Может быть, изначально его отклонение от нормы было небольшим. Кто-то мог это заметить и поправить его. Но он всегда был прилежным учеником, и никому не надо было его поправлять. И Акияма всё больше превращался в то, во что хотел. Его мировоззрение исказилось полностью, но даже если бы кто-то указал ему на это, точка невозврата была уже пройдена.

Тщеславие. Никого это слово не описывало лучше, чем Акияму. Я должен был догадаться.

— Ты, кажется, сказал, что я умру без сожалений? Я ничего не напутал? Похоже, это я теперь должен произносить прощальную речь.

Смотря свысока на моё упавшее тело, Акияма наступил мне на лицо.

— Я всё это тебе объясняю, чтобы ты умер без сожалений. Изменится ли твой мир, если ты кого-то убьёшь? Я дам тебе ответ, который ты так долго искал.

Зрение затуманилось. Скоро оно пропадёт совсем. Ощущение боли тоже покинуло меня. Единственное, что я чувствовал, — это холодная пустота в том месте, где меня проткнул нож.

— Этот ответ — «не изменится». Или всё-таки изменится? Ты не слишком хороший пример. Ты всего лишь червяк. Что ты чувствуешь, когда давишь таракана? Я думаю, то же, что и все остальные. Ничего, кроме отвращения.

Шум окружающего мира тоже стал исчезать. Замечательно. Мне больше не нужно слушать разглагольствования Акиямы.

Я упал в пустоту.

Всё исчезло.

Всё, что осталось, — это мои мысли.

Просто ради поддержания диалога.

Да, только ради этого. Если бы Я успешно убил Акияму, изменился бы мой мир или нет?

Ах, Я наконец-то могу дать ответ. Я представляю себе всё так ясно, как будто это реальность. Если бы Я действительно убил Акияму...

Мой мир не изменился бы.

Не изменился бы ни на йоту.

Просто передо мной лежал бы труп. И Я бы потерял всякую надежду на спасение. Я бы сошёл с ума.

Я размышляю об этом, и мне кажется, это было бы неплохим исходом.

Но я продолжал размышлять.

Если Я каким-то чудом выживу, то постараюсь убить Акияму. Я обязательно его убью.

Не для того, чтобы изменить мой мир.

Не для того, чтобы уничтожить звук цепей.

Я убью его, потому что он меня бесит. Я убью его просто из ненависти.

Я стану самым банальным, никчёмным убийцей.

Именно так.

Я, хоть и горько это признавать, — обычный человек.

«Звяк, звяк. Звяк, звяк»

Я слышу их. Я слышу их, хотя не должен быть способен слышать что-либо вообще.

Я знал это. Я уже давно это знал. Этот мерзкий звон никогда не был звоном цепей других людей. Это...

...Звон цепей, которые всегда были со мной.

____________

1. Загадка менялась при переходе от языка к языку. в японском масато спрашивал «какой хлеб(pan) нельзя съесть?»,обычный ответ «сковородка»(fryingpan), а вариант от масато— «военный преступник категории а»(a-kyuusenpan).в английском — «когда дверь не является дверью?» ответ — «когда она открыта».

2. Гяру