— Папа уже дома? — вздохнула Лили. — Мама встретила Папу? Она сказала ему «добро пожаловать»? Темнеет. Интересно, что случилось? Папы Юны и Эя уже дома. Они всегда приезжают домой на одном автобусе. Знаете, иногда я, Юна и Эй идем встречать их.

— Понятно. А папа очень рад, да?

— Да. И правда. Он поднимает меня и целует в щеку. Но это немного смущает. Мне не нужен поцелуй папы для счастья. Я не маленькая, знаете ли. Но папа все еще считает меня маленькой. Поэтому он целует меня перед всеми этими людьми. Это вроде как проблема.

Каран улыбнулась трогательной попытке Лили казаться взрослой. Девочка снова вздохнула. Он подперла руками подбородок и испустила долгий вздох. Это была поза взрослой женщины — наверное, она копировала свою маму? Обычно Каран расхохоталась бы и поддразнила Лили, назвав ее юной леди, но сегодня она не могла себя заставить. Она ощущала тяжесть на сердце, будто печаль девочки передалась и ей. Каран была способна только на улыбку.

— Мадам.

— Да, милая?

— Папа вернется домой, да?

— Конечно.

Каран замерла посреди вытирания подноса и глянула на Лили. На тарелочке девочки лежал недоеденным ее любимый сырный кекс.

— Гецуяку-сан — твой отец — наверное, очень занят на работе. Готова поспорить, он пропустил обычный автобус. Уверена, он приедет домой на следующем.

Каран слабо вздохнула, закончив предложение. От этих слов Лили даже легче не станет. Девочка не хотела слушать банальные подбадривающие слова.

Женщина ощутила печаль и стыд из-за того, что не может облегчить печаль девочки.

Глаза Лили, всегда такие живые и полные радости, теперь были затуманены.

Ее отец, всегда приходивший домой в одно и то же время, минута в минуту, до сих пор не вернулся. Она сильно беспокоилась.

Каран не могла заставить себя посмеяться над этим, как над преувеличенными тревогами. Лили чувствовала, что с Гецуяку что-то случилось, и потому у нее болело сердце. Ренка — мама Лили и жена Гецуяку — даже пошла встретить его на автобусной остановке, хоть ей и тяжело было передвигаться. С Гецуяку должно было случиться нечто, вызвавшее тревогу и неуверенность его жены и дочери. Хотя дело не только в Гецуяку.

Эта неуверенность — смутная неопределенность — накрыла весь город Номер 6.

Это можно было назвать нависшей угрозой.

Несколько дюжин горожан уже оказались в руках смерти — стали жертвами. Каран не была уверена, подходит ли термин «жертвы», но ей казалось, что страх и ужас, вызываемый этими словами, идеально соответствуют атмосфере города; в этом она не сомневалась. Каран и сама была озабочена, кроме мыслей о Сионе, ее сердце снедала неопределенность.

Это правда происходит?

Люди умирают направо и налево.

Без предупреждения они падали и начинали задыхаться. Сама Каран этого еще не видела, но она слышала, что жертвы теряли свои зубы и волосы, покрывались морщинами и умирали, выглядя на сто лет старше. Она слышала, что даже самые яркие парни и красивые девушки в итоге выглядели жутко. Исключений не было.

Почему? В чем причина?

Новый вирус? Ядовитый газ? Чума?

Процветали домыслы, но точную причину назвать никто не мог. Никто не мог найти связующее звено между жертвами. Их возраст, строение тел, окружение, работа и история развития широко разнились и едва ли пересекались.

Кроме того, что все они были гражданами Номера 6.

Один свалился перед Ратушей; один на улице; одна на собственной кухне. Во всех случаях жертвы были одни. Не было повышенной концентрации происшествий в каком-то одном месте. Все они происходили вразброс. Многие, видевшие прямо перед собой смерть жертв, были целы и невредимы. Это могло случиться с любым знакомым посреди беседы, с другом, идущим рядом, незнакомцем, идущим позади. Повсюду воздух разрывали вопли и плач.

Никто не мог предсказать, кто станет следующим, или где и когда это случится. Уже это вызывало страх. Непреодолимый страх.

Моя сестра только что погибла. Ей не было и тридцати. Теперь она превратилась в пожилую женщину.

У меня соседка недавно умерла. Мы просто беседовали.

«Что теперь будет?» — «Страшно, правда?» — все такое. Затем она согнулась от боли…

Что здесь происходит?

Теперь это всех волнует.

Может, завтра я стану следующим… нет, может, даже через минуту…

Я могу оказаться следующей жертвой.

Какого черта мэр делает? Почему он не пытается справиться с этим?

Он разве не собирается помочь горожанам?

Страх превратился в недовольство политиками, которые сидели сложа руки в такой ситуации. Недовольство обернулось критикой, переросшей в бурлящую ярость.

Мэр через различные средства массовой организации призывал горожан к спокойствию и советовал быть осторожными. Но даже когда на экране вспыхивало изображение мэра, прямо перед ним падала очередная жертва, еще одна среди дюжин. Кто-то снова и снова бился в конвульсиях и быстро старел. Сохранять спокойствие было невозможно.

Дай нам лекарства.

Помоги пострадавшим.

Дай нам правду.

Крики горожан эхом отдавались в каждом углу города. А теперь еще и отец Лили не возвращался домой. Ее мама вышла и тоже не возвращалась.

Грудь маленькой девочки готова была разорваться от неопределенности. Наверное, она отчаянно пыталась не заплакать.

Каран прекрасно понимала страдания и боль волнений о члене семьи при неспособности что-либо сделать. Она испытала на себе тревогу, когда остается только ждать. Эта боль впиталась глубоко в ее тело.

— Лили, — она погладила волосы девочки. — Доедай кекс.

— Мадам…

— Ты ведь любишь отца, да, Лили?

Лили посмотрела на Каран и кивнула.

— Ага. Я люблю-ю-ю его. Я очень-очень люблю папу. Я люблю маму и малыша в мамином животике тоже.

— Да, и твой папа тоже тебя любит, очень-очень сильно, верно? Он целует тебя в щечку и говорит, что любит тебя, верно?

— Да. Папа всегда говорит мне: «Я люблю тебя».

— Тогда все будет хорошо. Твой отец вернется прямо к тебе, Лили. Знаешь, люди всегда возвращаются к тем, кого больше всего любят.

Лили моргнула.

— Это правда, мадам?

— Да. Это правда. Самая настоящая правда.

Рот Лили расслабился. Лицо расплылось в улыбке. Он взяла свой кекс и откусила от него кусочек.

— Вкусно.

— Там еще остались. Три, если быть точной. Один твой маме, один папе и один тебе, Лили. Если хочешь, можешь забрать их домой.

— Спасибо, мадам.

Доев кекс, Лили сложила руки вместе и громко поблагодарила за еду.

— Мадам.

— Да, милая?

— Я и Вас люблю.

— Боже, Лили, это чудесно. Спасибо.

— И Сиона тоже… не так сильно, как папу или маму, или Вас, мадам.

— Хм?

— Сион тоже вернется, да?

— Лили…

— Люди возвращаются к тем, кого любят больше всего, верно? Так что Сион должен вернуться к Вам, мадам. Верно? Он вернется, верно? — Лили поудобнее уселась в кресле и свесила ноги через край. — Когда я поранилась, Сион мне помог.

— О? Помог?

— Ага. Я играла с Эй и упала. Я упала, а Эй подошла и упала на меня сверху, так — бамс! — и было правда больно. Эй немного толстая. Но знаете, она очень быстро бегает. И хорошо рисует. Мне тоже нравится рисовать. Мы вместе картинки рисуем.

— Значит, вы хорошие подруги?

— Да. Очень хорошие подруги. Но иногда мы и деремся. Иногда мы так сильно ссоримся, что мне кажется, будто мы до конца жизни не будем играть вместе.

— Но если вы можете ссориться, а потом снова мириться, значит, вы действительно хорошие подруги. Так ты упала, Лили? А Сион помог?

— Да. У меня из ноги кровь сильно текла. И было очень больно. Я плакала, и Эй тоже плакала. А Сион проходил мимо, он подошел, отвел меня к крану и смыл кровь, и… о, затем нанес какое-то лекарство на ранку. Он сказал: «Кровь перестала, так что и ты заканчивай плакать». А потом потрепал меня по голове. Он и лицо Эй вытер тоже.

— А… когда это было?

Лили перестала качать ногами, склонила голову набок и посмотрела на Каран.

— Дайте подумать, ум-м-м… незадолго до того, как Сион ушел. Когда он еще ходил на работу в парк. Знаете, мадам, Сион правда милый. Мама тоже так считает. Она сказала, он очень добрый, и красивый, и хороший человек. Сказала: «Когда Сион придет домой, ты должна спросить, можешь ли стать его невестой».

— О, Лили, ты — невестой Сиона? Какая радостная новость.

— Но ведь Эй, ну…

— Что с Эй?

— У-ум, она сказала, что «влюбилась с первого взгляда» в Сиона. Я спросила ее: «Что значит любовь первого взгляда?», а Эй сказала: «Это значит, само собой, что будет свадьба». Но если Сион и Эй поженятся, я не смогу стать его невестой. Мама сказала, я не могу уступить Эй, но это так тяжело.

— О, Боже.

Каран громко рассмеялась. Всего на миг, но она смогла забыть о неуверенности и меланхолии, злокачественными опухолями, разросшимися в ее сердце.

Насколько помнила Каран, Лили не упоминала имени Сиона с того самого дня, как он пропал. Лили, наверное, чувствовала, что воспоминания о Сионе принесут Каран страдания. Или, возможно, ее предупредила Ренка.

«Лили, с этого момента я хочу, чтобы ты не говорила о Сионе перед Каран».

«Почему?»

«Потому что ей станет грустно».

«Мама, Сион сделал что-то очень плохое? Его поэтому схватили и увезли? Все так говорят».

«А ты что думаешь?»

«Я? Я думаю… Сион бы ничего плохого не сделал. Он такой хороший. Он бы ничего такого не совершил. Никогда».

«И ты права. Видишь, ты знаешь. Ты меня поражаешь, Лили. Что бы ни случилась, здесь должна быть ошибка. Сион такой чудесный мальчик. Никого лучше не найти. Он добрый, красивый и такой хороший человек. Знаю, Лили, когда Сион вернется, почему бы тебе не спросить, можешь ли ты стать его невестой? Не проиграй Эй».

Наверное, мама с дочкой вели подобный разговор, усмехаясь друг другу.

Каран была окружена заботливыми людьми.

В дни сильного разочарования и тоски, ей всегда казалось, что она сражается одна. Но это было не так. Люди вокруг нее, люди рядом с ней, молча выражали свою заботу.

Все это время меня поддерживала такая маленькая девочка. И…