Люди наводнили улицу.

Сотни, тысячи людей бежали в одном направлении. Это напоминало течение огромной реки. Но большая река текла бы мягко; ее не переполняла бы жажда убийства. Она бы не хлынула подобно этим людям.

Каран стояла, прислонившись спиной к стене, и смотрела на проходящих мимо. Дома, выстроившиеся рядком вдоль улицы, плотно закрыли двери и погасили свои огни.

Затаились ли их обитатели внутри или они были снаружи, в этом людском потоке?

Своей спиной она ощутила холод брошенных домов.

— На «Лунную каплю»!

— У нас тоже есть право на жизнь!

— Покажите нам мэра! Почему вы наводите оружие на своих же людей?

— Мы этого не потерпим!

Каран только это смогла различить. Остальное было злобными криками, воплями, окликами и ответами, которые смешивались, искажались и переплетались друг с другом в воздухе.

Сам звук излучал столько энергии, что Каран охватило ощущение течения. Каран уперлась каблуками в землю и сильнее прислонилась к стене. Иначе ее бы забрал этот поток, этот циклон. Ее тело и душу унесло бы прочь.

— Ааагх!

Внезапно она услышала крик, который звучал пронзительнее остальных звуков. Это было очень неожиданно. Он пронзил рев толпы и ударил в барабанные перепонки.

Грузный мужчина, стоящий по диагонали перед Каран, упал на бок, схватившись за горло. На мгновение все затихли.

— П-помогите... помогите, кто-нибудь... помогите...

Мужчина встал, проковылял пару шагов и снова упал. В считанные секунды его волосы побелели, тело начало усыхать. Мужчина перестал шевелиться.

— Вот. Опять это случилось. Еще один случай!

— Мы будем следующими!

— Сделайте что-нибудь! Мы должны быстро что-то предпринять!

Гудение толпы сотрясло воздух, люди снова начали двигаться. Никто не пытался поднять упавшего мужчину и унести его с дороги. Люди наступали на него, переступали через него, обходили и пихали вперед.

До весны было еще далеко, ночь была прохладной, но у всех на лицах блестели капельки пота.

Каран тоже почувствовала, как пот катится по щеке. Ей невыносимо хотелось пить. Ей казалось, что она падает в обморок; руки и ноги коченели, она едва не теряла сознание. Каран прикусила губу.

Я должна вернуться. Лили и остальные ждут.

Все еще опираясь на стену, Каран пошла назад к магазину. Она двигалась против людского потока.

Фасад магазина был окутан темнотой. Она зашла в переулок и прошла к заднему входу. Свет горел — в кладовке, половина которой служила спальней Сиона. Каран убиралась там каждый день, чтобы она всегда была наготове, если Сион вернется домой.

В этой комнате было светло.

Фуф. Она испустила долгий выдох, удивив саму себя. Хотя услышать ее никто не мог, дверь слегка приоткрылась. Выглянуло и осторожно огляделось маленькое белое личико.

— Лили.

— Мадам!

Лили подбежала к ней.

— Я так рада, что Вы вернулись, мадам. Знаете, у меня было такое чувство, правда было. Будто Вы снаружи. Я знала наверняка.

Каран крепко обняла Лили. Она едва не прослезилась от мягкости и теплоты маленького юного тела девочки.

— С мадам Кокой все в порядке?

— Да...

— Она плакала?

— Да.

Каран отвела Коку, мать, у которой застрелили сына, домой. Кока сидела на земле рядом с телом сына, ее глаза были пусты, как будто она разучилась плакать.

Все слова утешения были лишены смысла.

Если бы с Сионом случилось подобное…

У нее от одной мысли грудь сдавливало. Она ясно ощущала отчаяние Коки. Поэтому Каран не могла подобрать для нее нужных слов.

— Мадам Кока смеется, таким гро-о-омким голосом. И смеется она все время, — выпалила Лили.

— Знаю.

— Думаете, она будет снова нам смеяться? Сможет ли она вообще?

Лицо Лили потемнело. Каран не могла ответить. Как может кто-то выстоять против потери самого любимого человека?

Она мягко положила руку на нагрудный карман. Там лежало три письма. Они были от Сиона и мальчика по имени Нэдзуми. Это были торопливо написанные записки, почти слишком короткие, чтобы называться письмами.