Быть телохранителем — почти самая обычная работа для бутея.

Бутеев как правило нанимают чиновники, знаменитости или прочие важные шишки, если им или их детям требуется защита. Впрочем, иногда телохранителя-бутея нанимают, если другому бутею вас «заказали».

В общем, эта работа обычно требует нахождения в доме клиента, но на этот раз... клиент, то есть Шираюки, желает оставаться в моей комнате.

Я, конечно, не особо жажду жить там, где каждую секунду есть риск оказаться в истеричном режиме, например, в женском общежитии, поэтому идея в целом неплохая, но...

О чем думает Шираюки, если она пожелала переехать на второй день моей охраны?

— Муто-кун, я правда не доставляю неудобств?.. Позволь, я хотя бы бензин оплачу...

— Не стоит беспокоиться! В этом нет ничего особенного!

Муто-кун, почему-то удивительно вежливо разговаривающий с одноклассницей, выскакивает из фургона Логи, в котором сидит Шираюки, и до головокружения быстро принимается выгружать ее багаж.

...Он всегда был таким трудолюбивым?

— Кстати... если я правильно помню, это третье мужское общежитие?

— Э... да.

— Ты какую-то свободную комнату попросила себе под склад... или типа того? Если так, то звони, когда соберешься возвращаться в женское общежитие! То есть... ну, если потом ты захочешь, например, пообедать или кофе выпить...

— О, Кин-тян! — Шираюки, видя выходящего из общежития меня, широко улыбается.

Муто-кун, который, кажется, хотел еще что-то сказать, смотрит на Шираюки, потом на меня и снова на Шираюки, на его лице написано искреннее изумление.

— Кин-тя... Тояма?

— Ой, Муто-кун. С сегодняшнего дня я буду жить у Кин-тя... Тоямы-куна.

— У Киндзи?

— Не пойми неправильно, это работа. Я теперь телохранитель Шираюки. Идея вообще Арии, так что не болтай, ладно?

Муто выслушивает объяснения, у него отвисает челюсть, но сказать ему нечего.

...Что за реакция? Это мне сейчас нечего сказать.

Потому что мне придется жить с этими двумя ненормальными, которые в любой момент могут здание разнести в пыль.

Вернувшись в комнату, которая сейчас напоминает поле окончившейся битвы, я вижу, как Ария что-то собирает. Присмотревшись, я понимаю, что она устанавливает и настраивает инфракрасные камеры, наверное, купила с рук.

— Что ты делаешь?

— Не видишь? Превращаю комнату в крепость.

— Ты не можешь делать все, что заблагорассудится!

— А чего ты так удивляешься, ты же бутей? Это первая и необходимая ступень для защиты клиента, согласись? Мы должны установить наблюдение за всеми комнатами и коридором, чтобы сразу же заметить, когда враг приблизится к нашей клиентке. Хорошо, что в полу и стенах так много дыр, места для камер найти несложно.

— Кто, интересно, тут все продырявил.

— Так, теперь окна. — Игнорируя мое возмущение, Ария тянет руку, чтобы установить камеру в угол окна. Но малявке ростом метр сорок два это не удастся никогда. Бурча, Ария подпрыгивает, пытаясь достать до верхнего угла стекла. Но только задевает золотую статуэтку Далай-ламы и получает ей по голове. Так тебе и надо.

От дверей тем временем доносится:

— П-прошу простить мою назойливость... — И входит нервничающая Шираюки. Она снимает школьные туфли и низко кланяется мне, ее длинные черные волосы обвивают шею, будто шарф.

— С э-этого момента я под вашей защитой. Меня зовут Хотоги Шираюки.

— Я знаю...

— Я-я очень неумелая, поэтому прошу, позаботьтесь обо мне!

— Э... Я тебя уже давно знаю, с чего ты так нервничаешь?

— Эм... когда... когда я думаю, что войду в комнату Кин... Кин-тяна, я... вдруг очень теряюсь. — Шираюки смущенно улыбается.

Теряешься? А это не ты пару дней назад влетела сюда, размахивая катаной направо-налево?

— Кстати, раз я только переехала, можно я приберусь здесь? Ведь это из-за меня такой бардак, — говорит Шираюки, заходит в комнату... и злобно зыркает на Арию, которая закрепляет на кухонном окне датчик проникновения. — Ой-ёй-ёй. Тут и мусор кое-какой нужно выкинуть, — улыбаясь как обычно, Шираюки произносит последние слова звонким голосом.

...Я промолчу.

Хотя вспомнил вот.

— ...Шираюки, давай больше никаких струн, ладно? — Я еще помню, про какую ловушку рассказала мне Ария, и предупреждаю Шираюки.

Хотя от моих слов ее глаза широко распахиваются.

— Струн? О чем ты говоришь, Кин-тян?

...Притворяться собралась.

Неважно, меня их война не касается. Я слишком ценю собственную жизнь.

Шираюки далека от избалованной богатой девчонки, не умеющей ничего, Шираюки — почти богиня в домашних делах.

Из комнаты, которую, я считал, невозможно отчистить, она выбрасывает крупный мусор, пылесосом собирает мелкий, шпатлевкой замазывает дыры и царапины в стенах и полу, вытряхивает ковер... и через три часа комната выглядит как новая.

Напоследок Шираюки украшает комнату вазой с тепличной японской гвоздикой.

...Невероятно... — изумленно выдыхаю я, ставя сиреневый одежный шкаф Шираюки к стене.

Когда я хотел помочь ей с уборкой, Шираюки тут же заявила: «Я не позволю Кин-тяну этим заниматься!» — поэтому остался мне только такой чисто физический труд.

...И через миг, когда Шираюки уходит в кухню, Ария подлетает ко мне.

— Киндзи, ты должен тщательно осмотреть этот комод, ясно? Там может быть что-то опасное.

— Опасное? Это личная вещь Шираюки.

— Но кто-то мог что-то с ним сделать во время перевозки!

— Знаешь, это называется паранойя.

— Кодекс бутея, правило седьмое: «Надейтесь на лучшее, готовьтесь к худшему». Я сейчас на балконе поставлю растяжку, поэтому осмотреть шкаф не смогу. Но если и ты этого не сделаешь, в сито превращу.

— ...Ладно-ладно.

— Одного «ладно» достаточно!

Сердитая Ария отмахивается от моих вялых возражений и уходит на балкон...

А я, хоть и не особо этого хочу, осматриваю комод.

...Ну в самом деле, не хранит же Шираюки тут ничего опасного.

Шурх — Выдвигаю ящик, вижу всякую косметику.

Выдвигаю другой...

— ?..

Там что-то странное.

Тканевые нечто сложены аккуратными стопками, будто чашки для димсама. И на каждом маленький бантик.

— ?..

И разделены еще светлыми деревянными табличками со словами «Обычный день» и «Особый случай», «обычные» тканевые штуки кипенно-белые, а «особые» — идеально черные.

«Особый случай»?

То есть это типа облачение?

Обдумывая идею, я достаю одно нечто.

На ярлычке черного написано, что это стопроцентный шелк, блестящее, тонкое, как струна.

По широкому краю треугольное нечто отделано кружевом с цветочным узором.

Я рассматриваю почти прозрачную ткань...

— !..

Хлобысь! — Я зашвыриваю черный кусок ткани в ящик и заталкиваю в комод.

Опасно...

Это было очень опасно.

Потому что эти тканевые штуки в ящике... похоже... нижнее белье!

И по-моему, это были G-стринги — брат однажды устроил мне ликбез, когда еще был жив. Стринги и шортики — это же эротическое белье!

Ну... ну и Шираюки.

Обычно ведет себя достойно и строго... но втайне носит такое белье?

Хотя если вспомнить, когда я недавно пялился на ее грудь, на ней что-то такое и было...

Вот... вот черт.

Спокойно, Киндзи.

Если я сейчас войду в истеричный режим, я же буду извращенцем?!

— Ой, Кин-тян, прости. Из-за меня тебе пришлось втащить комод. Он тоже мой...

Слыша голос из-за спины, я резко оборачиваюсь.

Незамеченная Шираюки подошла ко мне. Она снимает перчатки, на ней фартук с цветами, похоже, сразу после уборки она решила что-то приготовить.

— А, ну, да не вопрос. Хоть в чем-то я могу помочь.

— Спасибо, Кин-тян... Ты невероятно сильный. Настоящий мужчина.

Счастливо щурящаяся Шираюки, кажется, не заметила, чем я тут занимался полминуты назад.

Но этот фартук и юбка...

Идеальный изгиб талии так и манит взгляд, я пялюсь на нее.

Ничего общего с Арией с тельцем младшеклассницы, о фигуре Шираюки ученики Бутей осведомлены прекрасно.

По словам старшеклассников, подглядевших за Шираюки на уроке плавания, модели из журналов ей проигрывают.

Вот опять.

Я только что почти представил Шираюки в «особом» белье.

Мне конец, если я додумаю эту мысль, даже учитывая, что я ее друг детства.

И поэтому я тут же...

— ...А, кстати, временно ты под опекой Арии. Мне пора.

— М, куда ты?

— Я-я прогуляюсь. Неважно, куда.

— Верно. Я ужасно назойливая, прости. — Шираюки извиняется перед человеком, который хочет сбежать отсюда как можно быстрее.

Слава богу, что она такая деликатная. Всегда бы такой была.

***

Идти мне в общем-то некуда, поэтому я шагаю к единственному на весь Академический остров семейному ресторанчику «Рокси», чтобы убить время.

Я слушаю мелодию, под которую будут танцевать чирлидеры на церемонии закрытия Адсида...

Из ниоткуда возникает кулак и молотит меня по голове.

Я снимаю наушники, поднимаю взгляд и вижу злую Арию.

— Какого хрена ты тут делаешь, Киндзи?!

— У меня есть причина. А ты чего вышла?

— Ловлю дезертира. Вот чего!

Дзинь — Ария выуживает из-под юбки наручники.

На серебре выгравированы латинские слова, спецнаручники для обладателей сверхъестественных сил.

Я запомнил их, когда увидел в комиссионке, столько они стоят. Но Ария купила?

— Я — дезертир? А сама-то не сбежала от работы?

— Я оставила вместо себя Рэки.

— Рэки?

— Поручила ей присмотреть на расстоянии.

Хлоп — Ария плюхается на диван напротив меня.

Рэки.

Настоящее ее имя неизвестно.

Что само по себе странно, но не только это: Рэки редко разговаривает и не показывает никаких эмоций. Эта девушка-киборг — из Снайпа, она помогала нам в деле с угоном автобуса.

Она гений, получила ранг S уже в первом классе старшей школы, но все равно целыми днями тренируется на крыше школы, а еще носит огромные наушники и слушает непонятно что. Ее понять сложнее, чем даже Арию.

...Так Ария и Рэки привлекла.

Так и вижу вечно направленный на Шираюки прицел.

— Но за ее время мы ей платим. Она представляет подразделение Снайп от Японии на Адсиде, поэтому она очень занята. И рассчитывать на нее надолго мы не можем. Неважно, главное — чтобы ты и я отработали достойно. Эй-эй! Ты. Меня. Слышишь?

— Да не тяни мое ухо! Я думал о Рэки, естественно, я слушал. Да и вряд ли кто-то хочет напасть на Шираюки. Зачем так напрягаться.

— Будь серьезнее, Киндзи! Это настоящее задание.

— С чего ты вообще вызвалась быть телохранителем Шираюки? — Выведенный из себя, я выбалтываю вопрос, который занимает меня вторые сутки, а Ария...

Хлоп. Хлоп-хлоп. Хлоп-хлоп.

Моргает глазами по отдельности.

Это код.

Так бутеи передают друг другу информацию, чтобы не разглашать ее вслух.

Расшифровывается как азбука Морзе...

«Дюрандаль слышит, опасно».

В смысле?

Ария манит меня пальцем. Я незаметно наклоняюсь к ней, пока не чувствую на ухе ее дыхание. Она тихо говорит.

Вот черт... Не думал, что и ее дыхание пахнет так сладко. Приятно.

— Дюрандаль — один из тех, кто подставил мою мать. Помнишь, утром я говорила о превосходном мечнике? Очень вероятно, что это он и есть. Если мы его поймаем, срок маме уменьшат до шестисот тридцати пяти лет. А если все пройдет хорошо, мы сможем даже обратиться в Верховный суд, чтобы с нее сняли обвинения.

А.

Вот в чем дело.

Вот в чем причина.

Вот почему она изменилась до неузнаваемости, едва услышав имя Дюрандаля.

Тут же, как я все сообразил, звонит мой телефон, будто кто-то и правда нас подслушивал.

Я смотрю на экран, покачивается прицепленный леопон...

Шираюки.

— ...Алло.

— Кин-тян, обед скоро будет готов. Сегодня я попыталась приготовить кое-что из китайской кухни.

— Неужели? Понял, скоро буду.

— Эм. Я буду ждать. Но если ты с другом, ничего страшного, если ты задержишься.

— Ага... — Боюсь, узнай она, что я сейчас с Арией, она расстроится. — Да я один. Уже возвращаюсь.

— Я пока еще здесь.

— Кин... Кин-тян? Это сейчас Ария сказала?

Блин.

Что за непонятливость.

— Ария только что прошла мимо.

— Ты о чем? Я с тобой разговаривала минуту назад... Идиот что ли?

— Кин-тян. — Следом за пугающим голосом Шираюки доносится хруст быстро нарезаемой острым ножом редиски. — Почему ты лжешь мне? — Как в фильмах ужасов!

— Ладно, ладно! Я сейчас же иду домой! — Я захлопываю телефон и сердито тяну Арию за хвост.

Она пищит, и гнев мой немного утихает.

Ну а что, две минуты назад она тоже потянула меня за ухо.

***

Когда мы возвращаемся, стол заставлен блюдами.

Жареный рис с крабовым мясом, жареные креветки, свинина в кисло-сладком соусе, лапша, морские гребешки с устричном соусе. Я и количеству еды уже рад, так еще и все то, что я люблю.

Шираюки приносит поднос с жасминовым чаем. На ней все еще школьная форма и фартук, Шираюки стоит рядом со мной. Я слегка отворачиваюсь, чтобы избежать ее взгляда, а она тихо говорит:

— Прошу, ешь, Кин-тян. Я приготовила все это для тебя.

Подчиняясь жалобному выражению ее лица, я беру кусочек свинины в соусе... ммм. Действительно вкусно. Хрустящая, но не жирная. А мягкий сочный вкус обволакивает язык и восхитительно сочетается со сладким уксусом.

Шираюки — мастер готовки.

Ария, например, недавно попыталась сделать тамагояки, но получалось у нее что-то вроде омлета, и тот пережарился. Шираюки и Ария — как небо и земля. Даже не так, стратосфера и дно Японского желоба.

— Съедобно?

— Очень вкусно.

Ответ в общем-то обычный, а Шираюки от радости и смущения прикрывает ладонями щеки.

И вроде мечтает о чем-то, бормочет «...Какое счастье, мой муж...». Интересно, о чем она?

Неважно. Я не могу нормально есть, когда на меня так пристально смотрят.

— Шираюки, поешь тоже? Не надо постоянно волноваться только обо мне.

— Но в-ведь... это... ты, Кин-тян.

— Что за ответ?

— ...Ладно. — Шираюки, смущенно улыбаясь, послушно садится.

Рядом с ней скрестившая руки на груди Ария, на виске дергается нерв.

— А почему у меня нет еды?

— Вот тебе.

Бах! — Шираюки ставит перед Арией чашку с рисом, а голосом можно замораживать океаны.

В рис воткнуты даже не разделенные одноразовые палочки.

— Что это значит?!

— Если ты чем-то недовольна, думаю, я могу освободить тебя от работы моим телохранителем.

Ария скрипит зубами, злобно зыркает на фыркнувшую и отвернувшуюся Шираюки.

Но в итоге с опаской пробует рис.

***

Мы с Арией спорим, чем заняться. Я хочу сходить в кино, посмотреть иностранный фильм, а Ария — какую-то двухчасовую программу о животных. Мы бодаемся, как два барана...

А Шираюки входит в гостиную с колодой карт.

— Кин-тян, это... это гадальные карты жриц...

— Гадальные?

— Да, Кин-тяну, кажется, интересно будущее, хочешь, я погадаю?

— А. Ну давай.

Ее предсказания достаточно верны.

Ария фактически девушка, поэтому ее тоже интересуют гадания.

— Что делаете? — спрашивает она, подключая к телевизору жесткий диск, чтобы записать свою программу. Потом подходит к нам.

...Если ты можешь ее записать, чего было спорить?

— Кин-тян, что именно тебя интересует? Любовь, богатство, любовь, здоровье или, может, любовь?

— ...Как насчет далекого будущего, скажем, когда я пойду в университет или на работу?

Шираюки, кажется, вздыхает, но тут же сияет ангельской улыбкой и, ответив «хорошо», раскладывает карты, переворачивая некоторые.

...Будет ли у меня вообще нормальная жизнь?

Смогу я перевестись в нормальную школу и работать, как обычный человек?

Чтоб узнать ответы на эти вопросы, я согласен даже на гадание.

— Ну и? Что ты видишь? — От вопроса Арии глаза Шираюки темнеют. — Что?

— Ой, нет, ничего. Насколько я вижу, ты будешь благословлен. Это замечательно, Киндзи.

— А поконкретнее ничего нет?

— Э-эм, ну, ты женишься на темноволосой девушке... шучу.

Ненастоящее какое-то счастье на лице Шираюки.

Что происходит?

Что она узнала? Теперь мне реально интересно.

— Тогда я следующая! — Нетерпеливая Ария тянется через стол, и, видимо, окончания своего предсказания я не услышу.

— Дату рождения говорить не обязательно, да? Я Дева.

— Ох, неожиданно.

Ария почти выходит из себя, но сдерживается и садится около стола, ожидая результат.

Шираюки неохотно собирает карты и раскладывает снова.

— Если описать твою жизнь одним словом, это будет «бессмысленная», — равнодушно сообщает она и снова собирает карты.

Очевидно же, что она не всерьез.

— Стой! Погадай нормально! Ты же жрица!

— Значит, ты не доверяешь моим предсказаниям!.. Не прощу!

— Подраться хочешь?!

Сверк-сверк-сверк — Я чувствую их желание убить и вижу искры злых взглядов.

Это плохо.

— Что ж, раз ты, Ария, так сильно хочешь выяснить отношения, я сделаю тебе такое одолжение. И пусть я не могу воспользоваться тайными боевыми искусствами храма Хотоги, у меня все еще есть козырь в рукаве. — Шираюки смотрит на Арию из-под челки сверху вниз, и Ария вскакивает.

— У меня тоже! И не один, а два!

— У меня три.

— А у меня четыре!

— Пять.

— Бесконечность!

— Замолчите обе! Почему вы даже во время гадания не можете посидеть спокойно!

Не все мы пацифисты, что поделать.

Я вмешиваюсь, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля, и отвожу девушек друг от друга.

— Бе! — Ария корчит рожу, показывает язык, фыркает и хлопает дверью своей комнаты.

Судя по механическому шуму, она проверяет систему безопасности при помощи беспроводного устройства, что позаимствовала в Коннекте.

Я же, избавившийся от нее хоть ненадолго, чешу голову... и оборачиваюсь к Шираюки.

Шираюки вздыхает и расслабляется.

— ...Хотя я не желаю говорить о ком-то плохо, — говорит она, перебирая карты, — Ария — очень милая девушка, но слишком шумная. И совсем не понимает Кин-тяна. Она так груба к Кин-тяну... Мальчики, возможно, считают ее милой, но я... ее ненавижу, — заканчивает она.

...Я вообще впервые слышу, чтобы Шираюки о ком-то говорила плохо.

Она смотрит на меня.

Ждет, наверное, критики в адрес Арии.

— Ария, да?

Вообще-то я заметил кое-что между Арией и Шираюки.

Не знаю, стоит ли говорить, но проверить не помешает.

— Ты действительно... ненавидишь Арию?

— М?

— Э, как бы сказать. Разве ты не понимаешь Арию? Сложно поверить, что вы общаетесь всего несколько дней. И... я могу ошибаться... но я считаю, что ты раньше так себя не вела.

— ...

— Я думаю, что Шираюки, которую видит Ария, гораздо ближе к тебе настоящей, чем та, которую ты показываешь остальным... Я, конечно, не хочу, чтобы вы ругались, но ведь если вы так часто спорите, значит, у вас есть что-то общее?

Шираюки — всегда очень послушная девушка.

И мир таких людей видит хорошими.

Все очень высокого мнения о Шираюки. Она нравится учителям, даже не знающим, что она — вооруженная жрица, и ученики ее любят.

Но у такой кроткости есть и недостатки.

По крайней мере я так считаю.

В результате у Шираюки нет шанса высказать то, что она думает на самом деле.

Однако когда Шираюки провоцирует Арию, я вижу настоящую ее.

— ...Кин-тян, ты... — тихо заговаривает после паузы опустившая голову Шираюки. Ее глаза под челкой закрыты. — Ты действительно понимаешь настоящую меня.

— ...Ну... мы же росли вместе. Хотя я все еще не все знаю.

— Мне кажется, ты понимаешь меня лучше, чем я сама. — Голос Шираюки мягок, она медленно двигается, смотрит на меня, садится ближе, будто ничего не случилось. — Ария... влетела в наш с тобой мир. Как пуля.

А есть ли этот наш мир?

— И не только это, она не испугалась меня в полной силе, отказывается отступить. Ты совершенно прав, Кин-тян, я безмерно ее ненавижу, но... еще думаю, что она невероятная.

Ого...

Что и требовалось доказать, не ненависть в чистом виде, а сложные чувства.

— Но именно поэтому... я не позволю ей украсть Кин-тяна. Ведь она... прекрасна.

— ...При чем тут это. Я же говорил, мы с Арией только работаем вместе. Раскроем дело и распрощаемся. А ты — другое дело, ты — мой друг детства.

— Друг... я твой друг. — Расстроенное лицо сияет снова. Не знаю, как ей это удается, Шираюки беззвучно льнет ко мне.

Эй, эй, мы сейчас коснемся плечами! Нет, уже касаемся!

— Кин-тян давно-давно понимает меня. С тех дней, когда мне было запрещено покидать храм Хотоги, я помню все добро, что ты сделал для меня... И чувствую, что мне очень повезло. — Шираюки наклоняет ко мне голову.

Мягкие, шелковистые волосы ложатся на мою руку.

Пахнут чем-то древесным.

— Да, пожалуй... было такое.

Когда мне было года четыре или пять, из-за работы брата мне пришлось некоторое время прятаться в лесу.

И на окраине леса я познакомился с Шираюки.

В то время Шираюки по каким-то причинам запрещали покидать храм, и она послушно следовала неписанному закону.

Из-за этого она невероятно боялась чужаков и очень напугалась, впервые меня встретив. Но скоро мы подружились она позвала меня играть с ней и другими маленькими жрицами Хотоги.

— А когда мы с Кин-тяном смотрели на фейерверк... я была так счастлива... — Опустившая голову на мое плечо Шираюки продолжает предаваться воспоминаниям. — Кин-тян тогда восхищался огромными цветками фейерверков... и забрал меня из храма, что вместе на них посмотреть. Тогда я впервые ушла из храма.

— Эм... Не думал, что ты запомнишь это так четко.

А я вот помню... что потом нас отругали, а Шираюки заперли в кладовке.

— Несмотря на строгое наказание, ты все равно пришел поиграть со мной в храм Хотоги.

— Я пришел потому, что из-за работы брата там прятался. Других детей вокруг не было.

Во что мы тогда играли? Я помню, как предложил футбол, все маленькие жрицы твердо отказались, поэтому мы, наверное, складывали оригами, играли в дом или «Птицу в клетке».

Птичка-птичка, птичка в клетке.

До сих пор помню детскую песенку.

А брат с жалостью называл Шираюки и других жриц «птицами в клетке».

***

Я сижу в углу класса, который временно занят комитетом по подготовке к Адсиду, и думаю об Арии.

В последние дни она из кожи вон лезет, чтобы выяснить хоть что-то о Дюрандале, носится везде как угорелая. Ночью скрипнет пол — она тут же вскочит, пистолеты наизготовку. Но врагов все нет и нет, а с Шираюки приходится жить вместе, поэтому Ария постоянно в плохом настроении.

— Хотоги-тян, ты поучаствуешь? Хотя бы в Ару-Кате на закрытии.

— Мы для тебя место заняли.

Бутей — все-таки школа, поэтому есть тут и школьный совет.

В который, согласно правилу, входят только девочки.

Это правило появилось в те времена, когда совет состоял из мальчиков. В конце концов все переросло в войну за финансы студсовета. Эта школа безнадежна.

Комитет подготовки, соответственно, состоит из членов школьного совета.

Вы спросите, почему я пришел на это скучное и опасное — кругом только девушки — собрание? Потому что Ария велела присматривать за Шираюки, естественно.

— Хотоги-тян красавица, ты определенно произведешь хорошее впечатление.

— Точно. И поднимешь престиж нашей Бутей! И не только нашей!

— И ты занимаешься хореографией, с Ару-Катой не будет проблем, верно?

Я смотрю на Шираюки, вполуха слушая болтовню девочек.

— Ох, пожалуйста... позвольте мне постараться за кулисами Адсида. — Шираюки ловит мой взгляд и ясно в нем видит сообщение: «Да перестань, об основном ты позаботилась, остались формальности».

Не знаю, может, она телепатически меня услышала.

— ...У меня не так много времени, поэтому простите, — произносит Шираюки четко.

В такие моменты ее голос удивительно мелодичный, ему хочется верить.

Если Арии стоит быть актрисой озвучки, то Шираюки — диктором.

Лениво перебирая такие мысли, я зеваю и встаю.

...Собрание только закончилось, а в классе уже гвалт.

— ...Эй, пойдем сейчас в Одайбу?

— Отлично!

— И меня возьмите! В «Маруи» на днях ремонт доделали.

— Здорово! Хочу новую мини-юбку на лето!

— Кстати об Одайбе, в «Эстелле» сегодня скидка на тортики с карамельными листиками!

— Кто о чем, а ты вечно о еде! Конечно, о чем еще, если парня нет!

Вот уж точно!

Впрочем, хоть они все и улыбаются мило... я на это не куплюсь.

У вас, девочки, парней нет потому, что вы пистолеты под юбками носите...

Однозначно.

— Хотоги-тян, идем с нами? Посмотрим новые коллекции летней одежды?

Шираюки пустым взглядом смотрит на позвавшую ее первогодку.

— Ох, мне нужно домой, закончить задание для СОС и сделать путеводитель для гостей Адсида...

Девочки опускают головы и...

— Настоящий президент. Такая трудолюбивая...

— Хотоги-тян не знает усталости.

— Невероятная...

И хвалят ее. Без иронии, все действительно уважают Шираюки.

Но... в то же время я чувствую непреодолимую пропасть между ними и Шираюки.

На закате мы вдвоем идем домой...

Класс Комитета очень близко к мужскому общежитию, поэтому мы идем пешком.

...Обычно я не люблю идти домой с девушками, но сейчас исключение. Да и я ее телохранитель, что тут поделаешь. А если бы Ария узнала, что я отправил Шираюки одну, она бы из меня швейцарский сыр сделала.

— Я-я так нервничала сегодня, ведь Кин-тян все время смотрел на меня. Как... у меня получилось? — Несущая сумку двумя руками Шираюки кажется очень смущенной.

Но я вижу, что в глубине души она очень счастлива, что мы вместе идем домой.

— По-моему все тебе доверяют, здорово ведь? — Шираюки от моего непрямого ответа краснеет ярче алых хакама своего одеяния жрицы и опускает голову.

— К-Кн-тян... м-меня... похвалил... — бормочет тихо она.

Слушай, лучше под ноги смотри. Ну вот, со столбом разминулась только чудом.

— Ты не собираешься участвовать в Ару-Кате? Все ждут.

— Я-я не могу. Как? Танцевать следует более милым и энергичным девочкам. Незаметная я должна поддерживать репутацию Бутей.

— У тебя очень низкая самооценка. Это плохо. Придется только притвориться, согласись? И вдруг тебе понравится. Верь в себя, и пусть все увидят настоящую тебя.

— Но...

— Или ты... боишься Дюрандаля? Его не существует. Он на тебя не нападет.

— Да... Я поняла. Дюрандаля... не существует... но я все равно не могу.

— Почему?

— Хотоги будут злы.

Хотоги.

Шираюки говорит о жрецах и жрицах храма Хотоги, которые еще и ее семья.

— С чего бы им злиться из-за такого? — Я много раз слышал ответ на этот вопрос, поэтому примерно представляю, что она скажет.

Хотоги в обмен на возможность посещать светскую школу наложили на Шираюки ряд ограничений.

Они говорят, это ради поддержания чести семьи, но на самом деле это просто глупые запреты.

— Я... не могу показываться перед большим количеством людей, — упрямо говорит Шираюки. Она не знает причины, но продолжает отказываться. Видимо, ее невозможно убедить.

— ...Ты и первогодке отказала из-за Хотоги?

— Да.

— Слушай...

— Без позволения я не могу покинуть храм или школу.

Да о чем ты.

Даже семья не может запретить тебе гулять.

Это уже на грани нарушения прав человека.

Я хочу это все озвучить, но замечаю кое-что в Шираюки...

— Девы храма Хотоги — вооруженные жрицы. Со дня рождения до мига смерти наши тела и души принадлежат Хотоги, — негромко произносит она. — Смысл нашего существования — служение Хотоги. Это правило. Конечно, мы можем при необходимости служить другим храмам и получать образование... но на низшем уровне. Хотоги возражали даже против посещения Бутей...

— Но ты ведь ушла? Больше незачем следовать устаревшим обычаям. Ты уже в старшей школе, как ты можешь выслушивать выговоры?

— ...

— Ты можешь сегодня нам не готовить. Встреться с девочками в Одайбе.

— Нет. И я... всегда считала, что... там страшно. — Шираюки опускает голову еще ниже.

— Страшно? В «Маруи»? Это же обычный магазин одежды?

— Но в начальную и среднюю школу я ходила в Академию жриц.

Академия жриц — что-то вроде духовной семинарии, закрытая женская школа-интернат, куда отправляют учиться дев обеспеченных семей.

— И я... никогда не была в магазинах или кафе. Я... не знаю, как себя вести.

— В смысле?

— Они знают то, чего не знаю я. Я не смогу говорить ни о чем, кроме школы. Еда, караоке, сериалы... я не представляю, что сейчас популярно. Они... не поймут.

— Шираюки...

— Но все хорошо, ведь со мной Кин-тян. Только он меня понимает. Только ты принимаешь настоящую меня, как много лет назад. Больше мне ничего не нужно.

Шираюки... Шираюки. Неужели ты точно такая, как тогда? Ты так давно вырвалась от Хотоги... но все равно осталась «птичкой в клетке».

***

Тем вечером я принял душ, вытерся, натянул домашние штаны и погасил свет везде, кроме ванной.

Кинул футболку в стирку и посмотрел на часы.

Десять вечера.

Ария все еще не вернулась. Днем она оставила записку, что заглянет в Леззад, наверное, все еще копает информацию о Дюрандале.

От утренних тренировок Ария меня освободила, раз я телохранитель Шираюки, но заявила: «Теперь я буду внезапно на тебя нападать» и держит свое слово.

Ловля лезвий мне все еще не дается, но я упрямо пытаюсь.

Думаю обо всем этом, волосы сушу...

Топ-топ-топ — И слышу тихие быстрые шаги из коридора. Почему-то они звучат напуганно.

— ?

Что происходит? Я оборачиваюсь.

— ...Кин-тян! Что случилось?!

Шарах! — Дверь распахивается настежь!

И открыла ее Шираюки в своем облачении жрицы.

Почему-то она напугана, смотрит на меня огромными глазами.

— А?!

Слушайте. Что за ситуация.

Обычно — хотя я уже не понимаю, что значит это слово — разве не женщина должна заниматься собой, а мужчина ее защищать?

— Ч-что происходит?

— Эм, н-но... Кин-тян, ты... поз-позвонил.

— ...Позвонил?

— Ве-велел сейчас же прийти и бросил трубку.

— Я тебе не звонил!

— Номер был неизвестный, но это мог быть ты... ведь ты сказал «Я в душе»!

Да ладно. Она придумывает.

— Как я мог мыться и одновременно тебе звонить?! И с чего бы вообще?!

— Н-но те-те-телефо!..

Кажется, Шираюки только сейчас заметила, что я не совсем одет, ее взгляд ползет с моего лица на шею, грудь, живот... ну и так далее. Ее лицо бледнеет до синюшности, а потом вдруг вспыхивает алым под аккомпанемент звонкого «Ой!».

И с дыханием проблемы.

— Уйди!

В смысле?

— Прости!! — И отскакивает под невообразимым углом.

Она как-то перегруппировалась в прыжке, и на пол приземляется уже стоя на коленях.

— П-прости-прости-прости! — Она свернулась в комок, из ушей вот-вот пар пойдет.

Зырк — Она вскидывает голову слишком резко не может сфокусировать зрение.

— Кин-тян принимал душ! А я представила Кин-тяна обнаженным! Я от-отрабатывала приемы кудо-дзюцу и совершенно забыла, что ты в душе, честно!

— Я ж ничего не спрашивал!

— Но стоило только представить,и у меня дыхание перехватило! Прошу, прости меня! Шираюки — плохая девочка! Я должна быть хорошей, но я плохая, фантазирую о том, о чем нельзя! Какая же я глупая! Какие ужасные у меня мысли!..

Началось.

— Эй...

Если я позволю ей продолжать говорить, слегка ненормальная Шираюки станет абсолютно ненормальной.

Поэтому я опускаюсь рядом с ней на одно колено.

— Все хорошо, хорошо. Ничего страшного. Кто-то просто ошибся номером. Необязательно так извиняться. — Я, конечно, пытался ее только успокоить...

Но, кажется, приближаться к ней в одних штанах было очень необдуманно.

Шираюки закрывает ладонями глаза.

...Но почему-то мне чудится, что сквозь пальцы она подсматривает.

— Ничья! — вдруг кричит она.

Когда Шираюки отводит от лица руки, я вижу, что она полностью красная, будто у нее жар.

Да что с ней? Будто жарче стало. Ты плита кухонная что ли?

— Ничья? В смысле?

И тут Шираюки клинит, с ней такое бывает.

— Будет честно, если Кин-тян тоже увидит меня полуобнаженной!

— А?

Фьюх! — Правая рука распахивает белый ворот.

Шурх! — Левая тянет сложный узел оби.

Шираюки, будто не может больше находиться в одежде, стаскивает с себя облачение жрицы!

— Стой-стой-стой! Это совсем не честно! Не надо раздеваться! — быстро говорю я, удерживая на ней одежду.

— Я должна раздеться, должна, должна-должна! Все хорошо! Все будет хорошо, Кин-тян-сама! Я совсем не против! Не беспокойся!

Д-да как я могу позволить тебе раздеться?!

Если я опять увижу «особое» белье, я точно войду в истеричный режим!

Поэтому я изо всех сил сжимаю на ней ее блузу и хакама.

— Прекрати, Кин-тян! Отпусти! — восклицает Шираюки.

— Перестань вырываться! — кричу я.

— Я дома... — сообщает Ария.

...

...

...Ария?..

Твою мать.

Из рук вернувшейся ну совсем некстати Арии валится бумажный пакет. Выкатывается из него персиковая булочка Мацумото, плюхается рядом с белым гольфом Шираюки.

При появлении Арии Шираюки визжит и хватается за оби.

В темных глазах слезы, ее одежда сбита.

Я все еще держу ее хакама, на мне по-прежнему только штаны.

И последний гвоздь в мой гроб — наши вопли «Прекрати, Кин-тян! Отпусти!» и «Перестань вырываться!».

— ...Ты... ты-ты-ты... — Ария рычит, будто лев. Шурх! — Руки отточенным движением ныряют к кобурам. — Кретин Киндзи!!

Бах-бабах!! — И без предупреждения палит полудюймовыми пулями из обоих пистолетов!

— А?

Пули рикошетят в меня от пола.

Стой! Стой, стой!

На мне же нет школьной формы!

— ...Я-я на пару часов вас оставила, и вот что происходит? Ты, да ты! Извращенец ненормальный! Умри!

Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! — Ария кричит, и в пол около моей ноги вонзаются пули.

— Стой! Да погоди ты! Я все объясню! — Я шарахаюсь назад, пули Арии решетят пол.

— Скотина! Животное! Насекомое! Микроб!

Бах! Бах! Бах! Бах! — Пистолеты палят и палят, странно, что доски пола еще не проломились.

В итоге меня загнали на балкон.

Мне некуда бежать! Позади Токийская бухта!

— Ты, ты-ты-ты, сначала облапал меня, а теперь к Шираюки полез?! Ты, ну ты и извращуга!

Ее пистолеты теперь направлены на меня.

Господи, что мне делать?

Даже если я спрячусь в шкаф, она меня вместе с ним с балкона скинет!

— Все не так, Ария! Не отрицай!

Ария хмурится от странных слов Шираюки, оборачивается к ней.

— Н-не отрицать что? — оскалившись, уточняет Ария. Шираюки отвечает:

— Кин-тян не домогался меня! Все было по согласию!

— П-по чему все было?..

— По согласию! Это я хотела раздеться! Кин-тян не сделал ничего плохого!

— Т-ты хотела раздеться?! Че-че-чем вы тут занимались вообще?!

Шираюки выхватывает у Арии пистолеты.

Слова она, конечно, подобрала не очень... но неважно, молодец, Шираюки! Продолжай в том же духе!

— Н-но... да-да-даже если по согласию, это все равно ненормально! — Красная и дышащая через раз Ария хватает Шираюки за руки.

Они обе валятся на пол.

— Ай!

— Киндзи! Для телохранителя это недопустимо! — скалясь, кричит Ария, перекатывается через Шираюки. — Ладно бы у вас отношения были! Н-но она — твой клиент... Ты не бутей, а мусор! Хлам! Абсолютный!.. — визжит Ария, удивительно, что стекла не лопаются. — Я из тебя сито сделаю!

Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! — Она стреляет в меня!

— !.. — Я спрыгиваю с балкона мужского общежития, чудом успев зацепить обо что-то скрытую в оби веревку, и вишу на ней, как человек-паук какой-то.

На волоске от смерти... почти буквально.

Только подумал, как:

— Иди проветрись!

Бах! Щелк! — Веревка рвется от пули кричащей Арии, и я падаю на карниз, качусь по нему...

Бульк! — И прихожу в себя уже в Токийском заливе.

Телохранителям... запрещено вступать в близкие отношения с объектами защиты.

Это основа основ, прописанная в каждом учебнике Эссолта.

Потому что если телохранитель сблизится с клиентом, он расслабится и в случае непредвиденной ситуации решения принимать будет необъективно.

Хотя в нашем случае виной всему гиперопека наставников, и не работа это вовсе, а так, игра в телохранителей.

Но Ария, перевозбужденная от одного имени Дюрандаля, заставила меня работать серьезно, даже разозлилась, когда я не оправдал ее ожиданий. Что за геморрой.

***

Короче. После той истории с Шираюки и душем, когда я искупался в Токийском заливе, я простыл.

На следующее утро Ария, увидев меня, расклеившегося, с термометром во рту, фыркнула «Бесполезный»... и даже нападать не стала.

Шираюки распереживалась и хотела заботиться обо мне даже ценой прогула уроков. Но я решил, что оно того не стоит, и отправил ее в школу.

Все раздражители ушли, мне осталось просто валяться в постели.

Температура взлетела почти до тридцати восьми градусов по Цельсию.

Иногда я чувствовал себя терпимо, а иногда голова просто разрывалась.

Кажется, температура — последний оплот защиты моего организма от вирусов, я понемногу проваливался в небытие.

Не знаю, сколько я так провалялся.

Было, наверное, где около полудня.

Кто-то зашел в комнату.

Наверное, меня проведать... Шираюки, наверняка.

У меня болело абсолютно все, я и звука издать не мог... вот и продолжал лежать.

А на мой горячий лоб... легла чья-то рука, словно проверяя температуру.

Мягкая... такая рука.

Я прихожу в себя в два часа дня.

На термометре все еще тридцать восемь, но, кажется, я привыкаю, чувствую себя полегче.

— ...

Медленно сажусь, в комнате больше никого нет.

Пить хочу. Наверное, потому, что пропотел весь.

Встаю, чтобы поискать воды, на негнущихся ногах, спотыкаясь, выползаю из комнаты, а когда хочу закрыть дверь... м?

Чувствую на ручке двери какие-то пакеты.

— ?

Осторожно открываю и вижу внутри «Особенную микстуру из пуэрарии» компании Ямато.

Завернутая в пергамент или что-то типа того, микстура невероятно действенная для меня, которому не помогают почти никакие лекарства.

...Шираюки, да?

Она действительно меня понимает.

Но эта микстура... Я рассказывал о ней, да? Да ладно, неважно.

Благодаря пуэрарии в следующий раз, когда я просыпаюсь, температура спала до нормальной.

Уже вечер, я выхожу из спальни и сталкиваюсь в входящей Шираюки.

— Ой, Кин-тян. Ты поправился?

— Ага. Температуры нет, голова не болит.

— Хорошо... как хорошо... — Всхлип. — Уааа...

— Не рыдай из-за такой ерунды.

— Ладно. — Шираюки утирает слезы и моментально снова сияет улыбкой.

— ...Все благодаря «Особенной микстуре из пуэрарии», которую ты купила. Я выпил немного, поспал и теперь здоров.

— А? Мне... казалось, Кин-тян не любит лекарства, и я хотела приготовить для тебя что-нибудь полезное...

— Что? Но ты же ее купила? Прости, ее можно найти только в одной аптеке в Амеёко. Страшно, наверное, было ехать туда одной. Спасибо тебе.

— Э... а... — Шираюки задумчиво прикрывает белыми пальцами губы... — Эм... мм. — И уходит куда-то.

***

Я иду по одному из зданий Эссолта, по-моему, это спортзал, несу электрогитару, к игре на которой не имел никакого отношения еще каких-то несколько дней назад.

Сегодня репетиция церемонии закрытия Адсида, а Ария, как вы помните, заставила меня помогать ей, танцующей Ару-Кату, поэтому я играю на взятой взаймы 59DC.

— Скажу спасибо я тому...

Я тоже пою, но в хоре.

Я со средней школы иногда пел, плюс, эта песня всего две минуты длиной. Да и Ширануи тут, поет и играет он великолепно, репетиция не такая уж сложная... но все равно мне как-то странно. Удивительно, что зданиям Эссолта можно найти и мирное применение, даже грустно как-то.

Напротив Муто, решившего показать все, что он умеет делать с ударной установкой, танцует с помпонами Ария и другие девочки.

Короткие юбки мечутся следом за быстрыми движениями.

Вот черт.

Почему они должны быть одеты в это? Муто, конечно, заявил, что это праздник для глаз, но для меня это ночной кошмар.

Потому что если я не буду осторожен — здравствуй, истеричный режим.

Смотрим на руки, Киндзи.

— Ладно, на сегодня достаточно. Спасибо всем за работу, — произносит Шираюки, и девочки расходятся.

Это, конечно, уже хорошо, но я не хочу находиться в помещении, где пахнет множеством женских духов... поэтому пакую гитару и иду на крышу.

Погода ясная. Солнце греет приятно. Восхитительная погода.

Я ложусь на спину. Вдыхаю свежий весенний воздух.

Кайф-то какой.

Нет ничего лучше майского ветерка.

Я восхищаюсь весной, а ветер доносит до меня сладкий аромат с ноткой гардении.

— ? — Я открываю глаза.

Шарах! — Мой рай превращается в ад.

Белая кроссовка топчет мой лоб.

— Чего?!

Бах! Пих! — Теперь кроссовка замахивается для пинка, но мне удается увернуться.

— Прекращай халявить! Иди защищать Шираюки, бесполезное ты создание!

Пинающая меня по уху Ария стоит надо мной в чирлидерском платье. Руки с помпонами уперты в боки, она действительно зла.

— А-Ария? — Я и подумать не мог, что она станет здесь меня искать. Я дерзко смотрю на нее, сажусь... — М?

Ого. Нестандартное чирлидерское движение она совершает — поднимает прямую правую ногу почти вертикально вверх. Против солнца кроссовку почти не видно.

...А, я понял. Любимое упражнение на ловлю лезвий, только с ногой вместо меча.

Я готовлюсь заблокировать сокрушительный удар.

Хлоп! — Но ладони встречаются выше ее ноги...

Кроссовка тридцать третьего размера уже неостановима и достигает цели — моей головы.

Плюх — И снова я валяюсь на полу.

Я не могу... Сжальтесь, госпожа Ария.

На спаррингах в Эссолте мы, естественно, учились отбивать удары ног, но сейчас мне точно не выжить.

Стоящая Ария расправляет плоскую грудь.

— Бесполезный. Хоть бы раз поймал! Я с тобой не в игрушки играю! — Она скалится, злобно глядя на меня.

— Н... но... — Я тру голову и встаю. — ...Ты если реально хочешь быть моим напарником, подумай обо мне тоже. Мне даже один день отдохнуть нельзя? Я только вылечился. А заболел вообще потому, что одна психованная ночью столкнула меня в холодную и грязную Токийскую бухту!

Слыша мою злость, Ария произносит:

— Э... извини за это. Я думаю, что перегнула палку... — Малиновые глаза глядят в сторону.

Такое милое личико рождает во мне инстинктивное желание помочь ей.

— Ладно, давай больше не будем о моей простуде. Все прошло после того, как Шираюки купила мне «Особенную микстуру из пуэрарии».

— А? — Ария вдруг напрягается, ее глаза округляются.

Что это с ней? Я же ничего нового не сказал?

— Н-но... я... — она бормочет что-то, я вопросительно поднимаю брови, чтобы она прояснила.

Но Ария молчит, кажется, больше бормотания я не услышу.

— ...Что? Мне только эта микстура помогает. Я тебе говорил недавно, помнишь? Не знаю, откуда Шираюки знает, но она купила ее мне.

От такого объяснения у Арии... открывается рот.

— ...Это тебе Шираюки сказала? — спрашивает она.

— М? Ага.

— ...

...

Что происходит?

Почему она молчит?

— Н-ну ладно, вылечился и хорошо. Я аристократка и это вытерплю.

— ?

Неужели Арии придется вытерпеть что-то из того, что я только что сказал?

Вообще ничего не понимаю.

— Аристократке не пристало хвастаться. Это безобразно. Даже если кто-то присвоил ее поступок.

— Что ты имеешь в виду? Хочешь объяснить — объясни понятно. На тебя вообще не похоже.

— Что я имею в виду?! Да ничего! Не хочу объяснять — и не буду!

Бу! — Ария показывает мне язык.

— Замечательно ведь, Шираюки о тебе позаботилась! Шираюки то, Шираюки это, все хорошее для тебя делает только Шираюки! Пошел бы и женился на ней тогда! — кричит Ария, скалясь.

С чего она так разозлилась-то?

Очевидно, я ее разозлил, но не представляю, чем.

— Эй, ну! Чего ты такая злая?!

— Заткнись! Я не злая!

— Нет, злая!

— Это ты тут злой!

Мы только что лбами не бодаемся, глаза мечут молнии.

Но из-за разницы в росте в тридцать сантиметров, ей приходится запрокинуть голову, а мне — опустить.

Отказывающаяся объяснить, на что она зла, Ария злит меня!

И я вспоминаю все, что она натворила с моей жизнью: разнесла в руины мою комнату, притащила Шираюки, а теперь еще и психует!

— Тогда вот что я тебе скажу. Я буду твоим напарником — но больше никакой ловли лезвий! Это только гениям под силу! Я не смогу!

— Ни за что! Ты должен тренироваться! Говорят, что у Дюрандаля есть меч, который может разрубить что угодно! Нож или щит тебе не помогут! Сейчас ты должен научиться ловить лезвия! Если на Шираюки нападут, ты...

— Если? Я последние дни хвостом за Шираюки таскался, но ни единой опасности не было! И раз мы об этом заговорили, я скажу прямо! Этого твоего Дюрандаля не существует!

У Арии от моих слов округляются глаза.

— Я все понимаю, ты хочешь поскорее спасти Канаэ-сан, свою мать! Но ты на этом совсем помешалась! Тебе сказали, что Дюрандаль может появиться, а ты тут же надеешься, что он появится. И врешь себе, что он где-то рядом!

— Нет! — Ария тыкает в меня помпоном, скалит клыки. — Дюрандаль точно существует! Я чувствую, что он очень близко!

— Ты бредишь! Шираюки ничего не угрожает, ты можешь делать, что хочешь! До конца Адсида я сам буду ее телохранителем!

— О чем ты?! Бесишь! — Ария краснеет, уже не кричит, а рычит: — Ты прав! Я дура, параноичка! А вы — телохранитель и клиент! И-и-и посмели друг друга раздевать... гадость!

— Да кстати! Ты и тут додумала что-то свое, видишь все хуже, чем есть! Только потому, что ты родилась в лучшей семье, ты не имеешь права думать обо мне, как о мусоре! Ты, может, и гений, но мир держится на нормальных вроде меня! А ты ненормальная! — ору я бешено...

Ария тихо всхлипывает... я сильнее ее обидел, чем мне казалось.

Она молчит.

И не только.

Отходит от меня на шаг.

На два, на три.

И тихо, совсем не похоже на ту Арию, которую я знаю, отвечает:

— Ты... тоже такой. Ты тоже так говоришь. — Но этот тихий голос намного сильнее обычного... и в нем ясно звучит весь ее гнев. — Никто меня не понимает. Все говорят, что я безрассудная, что я одиночка, что я умею только нестись вперед без разбора... Говорят, что я недостойна быть потомком Шерлока Холмса. Я не думала, что ты тоже такой! — Ария опускает голову и произносит это — не для меня даже. Будто для всего мира. — Я все чувствую! Враг приближается к Шираюки! Н-но объяснить этого я не могу! Я не умею, как мой великий предок Шерлок Холмс, объяснять так, чтобы все поняли! И никто не хочет мне верить... я всегда ария... Н-но интуиция меня никогда не подводила! Я же объяснила так ясно, так почему?! Почему ты мне не веришь?! — Ее глаза полны слез, она швыряет на землю помпоны, рыдает, как ребенок.

...Я в такие моменты должен как-то утешать ее, да?

Но спор с ней вывел меня из себя, и отступать я не привык. Поэтому говорю:

— ...Точно, я не верю! Приближается несуществующий враг! Да кто в это поверит? Раз ты утверждаешь, докажи! Ты же бутей, ты умеешь искать доказательства! Без них я скажу столько раз, сколько будет надо: его не существует! — И повторяю и повторяю, будто хочу снова сделать Арии больно.

— Ты, ты идиот! Идиот, идиот, идиот, идиот, идиот!! — Ария впадает в безумство, раз я отреагировал не так, как она хотела. Ее лицо краснеет, она выхватывает пистолеты!

— Сто!..

И не позволив мне даже крикнуть «Стой!» стреляет в мою сторону.

Неожиданное нападение не оставляет мне выбора, кроме как упасть плашмя на крышу.

— Киндзи, ты идиот! Чемпион по идиотизму! Нобелевку тебе за идиотизм!

Ария топает там, где минуту назад была моя голова, меняет в пистолетах магазины, стреляет в сторону и несется вниз по лестнице.

Лежа крестиком на теплой крыше, я чувствую, что резервуар с водой у меня за спиной течет, и оглядываюсь на него.

В стальном корпусе множество дыр от пуль...

Они в виде линии... нет, букв.

«Идиот Киндзи» — вот что написано на резервуаре.

Эй... Его починить мне точно не по силам...

Но серьезно, умеет же стрелять.

Скорее уж ты чемпионка? На Адсиде получила бы золото за стрельбу и глупость.

***

После этого я вернулся в общежитие, успокоился немного и решил как бы там ни было извиниться перед Арией, когда она придет. Вот, сидел и ждал.

Но время шло, а ее не было.

Наверное, она послушала меня и действительно отправилась заниматься своими делами.

За окном стемнело, Ария так и не пришла, я все объяснил Шираюки...

— То есть Кин-тян теперь будет моим единственным телохранителем? — Шираюки, кажется, это вполне устраивает, она счастлива.

— Да. Ну, наверное.

Я сажусь на новый диван, достаю из кобуры модифицированную «Беретту», чтобы почистить.

Арии здесь больше нет. Поэтому даже с пистолетом я чувствую себя бессильным.

— До церемонии закрытия Адсида я буду твоим телохранителем. Меня, конечно, наставники и Ария заставили, но... обещание есть обещание.

Шираюки сияет.

— Кин-тян... защищает меня... потому что пообещал... — Ей, видимо, даже произносить это приятно, она бормочет: — Я счастлива...

А я продолжаю:

— А тебе... не страшно? Бутей ранга E защищает тебя... Ну, Дюрандаль не существует, конечно, но если вдруг он есть и нападет...

Шираюки мотает головой.

— Не страшно.

— ...

— Кин-тян со мной. Кин-тян очень сильный. Ты никому не проиграешь. Я в тебя верю. Позволь, я попрошу еще раз... защити меня, пожалуйста.

— Э... ладно. — Я соглашаюсь рефлекторно, ведь Шираюки просит так вежливо.

Но она не шутит и не льстить, она действительно так думает.

Да. Я защитил Шираюки в день вступительного экзамена, и с тех пор она полностью доверяет мне.

Но не обычному мне. Истеричному «мне».

Если есть хотя бы один шанс на тысячу, что Дюрандаль существует... один на миллион, что Леззад и наставники были правы, что Ария права, и он нападет на Шираюки... один на триллион, что действительно что-то случится...

Смогу ли я защитить Шираюки?

Смогу ли я оправдать безграничное ее доверие?

..Не смогу, наверное.

...Но... не о чем мне волноваться.

Последние дни я записывал все, что происходит вокруг Шираюки, но не было абсолютно ничего подозрительного. Тогда и проблемы нет, верно? Да. Никаких проблем.

Вот что я думаю, откладывая на стол «Беретту».

— Ки-Кин-тян-сама. — Она будто ждала, когда я закончу... Шираюки зовет меня этим странным прозвищем и медленно подходит.

— Что?

— В Золотую неделю нам никто... Нет, не так... Арии не будет здесь на Золотой неделе?

— Да, наверное. Хочешь пойти куда-то?

— Н-нет. Я останусь дома, буду учиться, — говорит Шираюки, быстро отмахиваясь.

— ...Просидишь дома? Ты все время учишься, не пожалеешь, если пропустишь шанс расслабиться хоть немного? Лет через много вспомнишь и скажешь «И почему я не развлекалась, когда могла бы?».

— Н-но...

Я вспоминаю кое-что, глядя на расстроенную Шираюки.

— Это из-за Хотоги?

— ... — Шираюки не отрицает.

Неспособная покинуть храм или школу... «птица в клетке».

Я вскакиваю с места, злой из-за этой мысли и спора с Арией, хлопаюсь на стул перед компьютером.

Шираюки, от которой я отвернулся, волнуется.

— Ки-Кин-тян, прости. Прости. Но я... — Не зная, из-за чего я злюсь, она инстинктивно извиняется.

Но я ничего ей не отвечаю, набираю текст, ищу кое-что на сайте «Путеводитель по Токио»...

Скрип — Принтер съедает чистый листок, Шираюки встает, забирает отпечатанный, возвращается ко мне.

— Вот... это для Кин-тяна. Что это так внезапно?

— Это не для меня. Для тебя.

— ?

Шираюки удивленно поворачивает листок к себе.

— ...Пятое мая, шоу фейерверков в Токийском Диснейленде... наслаждайтесь буйством цвета вместе со знаменитостями в кимоно?.. — Прочитав, Шираюки неуверенно смотрит на меня.

— Ты должна пойти.

— Ой!

— Неужели так удивительно?

— Я-я не могу, там столько людей... я...

— Не беспокойся. Тебе не нужно идти в сам Диснейленд, фейерверки будет видно из парка «Касай Ринкай». И это всего один день, подумай об этом, как о тренировке.

Тренироваться ходить по улицам несколько странно, но и Шираюки не самая нормальная.

— Н-но... я...

Я встаю и кладу руку на плечо сомневающейся Шираюки.

— ... Я буду твоим телохранителем и пойду с тобой.

— Пойти... куда-то с Кин-тяном?..

— Ага. Адсид тогда еще не кончится. — Так я не позволю Шираюки отказаться. У нее глаза почему-то блестят.

Шираюки... кивает.

Ровная челка слегка дрожит от этого кивка.