Таичи припал губами к ладони виконта, свидетельствуя о своей вечной любви.

- Прошу меня простить, - на пороге стоял дворецкий с бокалом на серебряном подносе.

Очередное подтверждение того, что все наконец-то вернулось на круги своя.

- Энтони, извини, что заставил волноваться, - покаялся Томоэ.

Возможно, со стороны их отношения казались неестественными, наигранными, но Таичи то знал, что они просто наслаждаются жизнью. Энтони мог выбрать любой путь… и все же предпочел довольствоваться ролью простого дворецкого. Но зато - лучшего в мире дворецкого. А Томоэ больше всего на свете нуждался в любви. Любить и быть любимым – лишь при таких условиях виконт взирал на этот мир с неугасающим интересом.

- Томоэ-сама, вам что-нибудь надо?

- Нет, Энтони. Я ухожу.

- Акихиро!

- Томоэ-сама!

Голоса людей, которым судьба виконта была небезразлична, прозвучали в унисон.

- Никаких «ухожу»! Ты очнулся десять минут назад! - Таичи попытался уложить Томоэ обратно, но тот ловко уклонился и кивнул на импровизированную шину.

- Энтони, убери это.

Дворецкий безропотно расстегнул ремни, размотал простынь. Виконт встал, потянулся в лунном свете – совершенный, как прежде.

- Томоэ-сама, куда вы собрались? – нервничал Энтони.

Томоэ вместо ответа взял бокал и осушил одним глотком. Вытер губы, заметил, что после крови Таичи напиток кажется безнадежно пресным. А потом холодно произнес:

- Я Акихиро Сандэрс Томоэ, прямой наследник виконта Томоэ. Кровь самурайского клана смешалась во мне с кровью британского офицера, преданно служившего своей стране. К сожалению, мне было отказано в поступлении на военную службу, поскольку моя мать была японкой.

- Томоэ-сама, что вы задумали?

- Я не оставлю оскорбление без должного ответа. Охата должен поплатиться.

И он направился в ванную. Месть, как известно, блюдо, которое принято подавать холодным, а вот с заботой о внешности затягивать нельзя - в этом был весь Томоэ.

- Хочешь, я сбегаю к Охате и оторву ему голову? – Таичи пошел следом, до последнего надеясь отговорить виконта от безумного плана.

- Нет, Таичи. Убивать людей негуманно.

- А ничего, что он тебя чуть не убил? Оставь его мне!

- Я сказал, нет. Мы не будем его убивать. Я не хочу неприятностей с законом, - стоя под горячей водой, Томоэ довольно вздохнул. – Не желаешь присоединиться?

- О чем ты, черт побери, думаешь?!

- Взять чужую жизнь – это не месть. У меня свои способы, - ледяной смех заставил Таичи поежиться. – Могу я надеяться на твою помощь?

- Конечно, я пойду с тобой. Даже если бы ты запретил, все равно пошел бы.

- Он пытался убить меня. Ради каких-то денег он пытался убить меня, Акихиро Томоэ. Что за человек этот профессор Охата, - виконт вытерся и взял с полки лосьон. – Натри мне спину, пожалуйста.

Таичи принял бутылочку, втянул знакомый цветочный аромат. Так пах золотистый волк из его сна.

- Энтони, в новостях было что-нибудь?

- Нет, - дворецкий чудесным образом возник возле дверей ванной. – Ни в газетах, ни по телевидению.

- Очень хорошо. Энтони, мою парадную визитку, пожалуйста, белую рубашку и черный галстук-бабочку. Пора устроить небольшой маскарад.

Таичи, прилежно растирающий спину виконта лосьоном, опустил руку пониже и вздохнул:

- Сплошные проблемы. Я думал, мы сможем поразвлечься сегодня.

- Японские самураи и западные рыцари похожи: они достойно отвечают на вызов. Я давно так не сердился, но гнев не ведет к победе. Обещаю, у нас хватит времени и на развлечения.

Серебряным гребнем Томоэ зачесал волосы назад, с помощью Энтони облачился в принесенную одежду. Длинный черный плащ добавил последний штрих к картине «типичного» вампира – хоть в фильме снимайся.

- А мне что надеть?

- Джинсы и кожаную куртку.

- Ничего, что мы слишком отличаемся?

- Будет лучше, если ты сможешь свободно двигаться. Я уберу из памяти Охаты наши образы.

Дворецкий протянул господину перчатки.

- По-моему, в тебе говорит моя кровь, - заметил Таичи, оценив новый, довольно агрессивный облик любимого. – Взошла луна, и ты рвешься в бой.

- Вполне возможно. Это, по крайней мере, объяснило бы, почему я рвусь в бой и в другом смысле.

Таичи украдкой мазнул взглядом по его брюкам.

- Что ж, давай поторопимся и закончим с этим. В конце концов, у нас медовый месяц.

Что такое страх? Когда люди сталкиваются с тем, чего не могут объяснить, они ощущают страх и тревогу. Именно этими чувствами мучился сейчас профессор Охата. В больнице он признался, что сбил человека. Молодой доктор осведомился, есть ли у жертвы переломы или сотрясение, однако Охата настаивал, что врачу лучше взглянуть самому.

Но заднее сиденье пустовало. Профессор пытался расспрашивать прохожих – к его удивлению, никто не заметил молодых людей, сколько-нибудь напоминающих Таичи с Томоэ. Казалось бы, куда уж приметнее – и ни одного свидетеля. Равно как следов и кровавых пятен. В конце концов, кто-то предложил вызвать полицию, и Охата быстро скрылся. В его планы не входило общение с представителями закона, ведь он сбил Томоэ отнюдь не случайно.

С того дня профессор сказался больным и закрылся в своей квартире на третьем этаже, искренне радуясь, что одинок и никто не будет ни о чем допытываться. Как же он не догадался, что Томоэ одного вида с Таичи Ямагами? Не следовало столько болтать в кафе. Зря он это сделал… С другой стороны, лгать просто не получалось! Не получалось – и все.

Как же быть? Если Томоэ умер, он теперь преступник. А как все хорошо начиналось! Он наблюдал за домом, словно въедливый папарацци, и заметил, что Томоэ выходит на улицу исключительно по ночам. Таичи порой появлялся и при свете дня, но больше никто в дом не входил и не выходил.

Охата не собирался убивать Томоэ: достаточно было бы отправить его в больницу, разлучить с Таичи. Это дало бы возможность обработать парня на предмет образца крови. Но план, казавшийся таким удачным, с треском провалился.

- Умер ли Томоэ? – вслух гадал профессор. - А Ямагами, скажем, угнал его машину…

Обзор новостей молчал. Возможно, Ямагами избавился от тела и скрылся.

- Томоэ определенно был геем и имел на Ямагами виды…

Время шло, и Охата понемногу успокоился. Полиция не появлялась, Таичи Ямагами не появлялся, в новостях не сообщали ни о каких найденных трупах. Страх и тревога постепенно уходили. Профессор подумал, что с завтрашнего дня, пожалуй, можно выйти на работу и вести себя как ни в чем не бывало.

Обратив внимание на поздний час, Охата решил ложиться спать. Его квартира была забита книгами. Ставни он не закрывал, здраво полагая, что на третьем этаже это ни к чему. А еще он много курил, и вскоре комната наполнилась дымом. Думая немного проветрить, профессор шагнул к двери, ведущей на балкон. И вдруг он заметил, как покачиваются занавески – словно на сквозняке. Но как? Профессор был уверен, что не оставлял балкон открытым. Охата тщательно запирал все двери, особенно с недавнего времени. И, тем не менее, занавески развевались.

Когда люди сталкиваются с тем, чего не могут объяснить, они ощущают страх и тревогу.

Надеясь, что все же просто забыл закрыть балкон, профессор пошел проверить дверь. И тут в квартире погас свет, хотя в прочих домах окна исправно светились. Страх стремительно нарастал.

- Профессор Охата.

Охата подпрыгнул, как лягушка, и икнул, страшась обернуться.

- Если вы расположены извиняться, я вас слушаю, - зловещий, неуловимо притягательный, гипнотический голос.

Профессор знал этот голос. Несколько дней назад Охата вывернул руль, направляя машину в спину светловолосого мужчины в длинном черном плаще. Возможно, плохо сработали тормоза. Но ему никогда не забыть звук, с которым капот сминал живое тело. Обычный человек после такого удара провел бы на больничной койке не один месяц. При условии, что вообще выжил бы.

- Профессор Охата?

Он отчаянно боялся оборачиваться и все-таки обернулся. Занавески взметнулись, с шелестом раздвинулись – у балкона застыла гигантская тень с горящими глазами. Охата в панике метнулся к дверям, однако спасительный выход был закрыт. Черный плащ, ослепительно-белая ткань рубашки – человек, преградивший дорогу, словно из вампирского фильма вышел.

- Ааааа!

- Не кричите. Пожалейте соседей.

Тихие слова вызвали неожиданную реакцию: у Охаты перехватило горло - профессор только рот открывал-закрывал, будто рыба, выброшенная на берег. Он отступил, врезался во что-то большое. В добрых двадцати пяти сантиметрах над его макушкой тускло светились алые глаза тени. Так Охата и стоял, застывший от ужаса, неспособный двинуться ни назад, ни вперед.

- Таичи, подержи профессора.

Тень сгребла Охату сзади – до хруста костей и холодного пота.

- Отвечай. Ты говорил о Таичи кому-то?

И снова, как прежде в кафе, Охата явственно почувствовал: невозможно солгать, невозможно противиться словам, слетающим с этих ярких губ.

- Нет. Меня предупредили в деревне. Всякого, кто вмешается в дела Инугами, постигнет их гнев.

- Но ты не внял предупреждению.

- Я старался на благо человечества!

- Ты старался на благо своей жадности. Ты хотел денег и славы.

- Да, да, я действительно хотел денег! Пожалуйста, отпустите меня!

Обтянутая белой перчаткой ладонь коснулась его шеи.

- Хочешь, скажу тебе кое-что интересное? Я не Инугами, я вампир.

Охата тяжело дышал. Он бы рассмеялся в ответ на подобное заявление, но только не сейчас - в компании двух… людей?... таинственным образом проникших в запертую квартиру.

- Расслабься. Отвратительное пристрастие к табачному дыму тебя спасло: я не стану пить такую грязную кровь, - улыбнулся Томоэ и с силой прижал сонную артерию дрожащего профессора. – У меня нет желания забирать твою жизнь. Более того, я оставлю тебе чудесный подарок.

Охата молчал.

- Ты будешь бояться ночи. Темнота станет повергать тебя в невыносимый ужас.

Профессор сглотнул.

- Ты забудешь о нас, но страх останется. Ты боишься ночи. Ты боишься.

- Я… боюсь ночи.

- Верно. А особенно - лунной ночи. Ты не выйдешь под луну в одиночестве.

- Боюсь… Не выйду…

- Забудь о Таичи Ямагами, забудь обо мне.

- Я не знаю, кто вы.

- Чудно, чудно. Отныне тебе придется возвращаться домой засветло. Ради твоего же блага.

…Охата медленно приходил в себя. Кажется, на секунду потерял сознание… Странно. Балконная дверь почему-то была открыта, оттуда дуло. В комнате царил мрак, и, осознав это, профессор вдруг ощутил безотчетный страх, который усиливался с каждой секундой. В густых тенях, в темных пустых углах таились призраки.

Чувствуя подступающую к горлу панику, Охата преодолел ступор и кинулся к выключателям. Нашарил их неверными пальцами. Вскоре в квартире горела каждая лампочка, работал на полную громкость телевизор, и лишь тогда профессор смог немного отдышаться. Но никакая сила не заставила бы его подойти к балкону и закрыть дверь, хотя воздух становился все холоднее. Там, снаружи, город окутывала ночь. А Охата больше всего на свете, до дрожи в коленях, до безумия боялся темноты.

На лаково-черных боках играли отблески неоновых огней. Стекла в окнах были опущены до предела. «Ягуар» молнией пронизывал ночные улицы.

- И это все? Стоило морочиться с переодеваниями, - разочарованно протянул Таичи. – Я думал, ты устроишь что-нибудь грандиозное.

- Даже минутное внушение забирает силы, это же должно будет длиться много лет. Несколько слов потребовали немалой подготовки.

- Все равно. Ты едва не умер. И собираешься так просто его оставить?

- Мой подарок хуже смерти. Умирая, он боялся бы считанные мгновения. Теперь он проведет в страхе всю жизнь.

- Да… Ты жесток.

- Согласен, я жесток. Но я точно знаю, что есть на свете тот, кто спас бы даже такую бессердечную сволочь, как я, - с этими словами Томоэ остановил автомобиль в совершенно неожиданном месте.

Таичи высунулся посмотреть на здание, перед которым стоял «Ягуар», и с изумлением спросил:

- Зачем мы здесь? Это церковь.

- А я христианин. Даже сейчас. Хотя и перестал читать молитву перед едой.

Виконт вылез из машины. Церковь была, разумеется, закрыта, но он опустился на колени перед входом, перекрестился и начал молиться.

- С ума сойти. Вампир-христианин.

- Всего лишь исповедуюсь время от времени – привычка детства. Когда совершаю что-то плохое, каюсь. Когда случается что-то хорошее, тоже рассказываю. Если Господь отвергнет меня за то, кто я есть, все в Его руках. Пусть райские врата навсегда закрыты для меня, я счастлив быть одним из Его верных детей.

Покаявшись в причиненном профессору зле, Томоэ пригласил Таичи прогуляться по церковному парку. Парк был оформлен в европейском стиле, вскоре показалась красивая беседка с экзотическими птицами, дремлющими в крыше. Именно в беседку виконт и повлек парня, и птицы, обеспокоенные столь бесцеремонным вторжением, завозмущались сонными голосами.

- Обещай, что будешь любить меня и в безлунные ночи.

- Боюсь, от моей светлой стороны толку будет немного.

- Таичи, по-моему, ты чего-то не понимаешь. Судя по всему, бабка внушила тебе, что существуют два абсолютно разных Таичи. Но ты ведь один. Нет светлой стороны, темной стороны - есть некоторые перемены, вызываемые луной, - Томоэ протянул руку. – Ну-ка, стань прямо.

- Что ты собираешься делать?

- Показать тебе, как надо танцевать. Сегодня я возродился. Хочу начать все сначала.

- Причем здесь танцы?

- Помолчи и повторяй.

Таичи не приходилось раньше танцевать, он двигался неуклюже и постоянно наступал виконту на ноги. Однако Томоэ это мало тревожило.

- Видишь, в небе луна, но ты не зверь. Ты танцуешь.

- Это потому, что я отдал тебе много крови.

- Вовсе нет. Это потому, что ты умный, спокойный и можешь держать себя в руках, - возразил Томоэ.

Грациозно, плавно… Парк, тишина, и никого, кроме птиц… А когда-то были приемы, восторженные вздохи великосветских дам… все осталось в далеком прошлом.

- Обещаю тебе, что никогда не посмотрю на другого. Я поклялся перед церковью.

- И все-таки ты странный. Неправильный вампир, верующий… к тому же мужчин любишь, - Таичи остановился и обнял его.

Однако виконт отстранился:

- Этим мы будем заниматься дома, в постели.

- Времени мало.

- Время не имеет значения, - Томоэ казался несколько раздраженным, но погладил парня по щеке.

- Акихиро, поехали домой, - серьезно сказал Таичи.

- Зачем? Давай еще потанцуем. Сегодня прекрасная луна.

- Может, кровь у меня сейчас и пожиже, но я совсем не прочь заняться чем-нибудь посерьезнее танцев. У нас медовый месяц. Или мы собираемся устроиться прямо в церковном саду?

Теперь, когда здоровью Томоэ больше ничего не грозило, Таичи не собирался сдерживать свое нетерпение. Императору наскучило играть роль верного слуги.

- Если не хочешь идти сам, я схвачу тебя в охапку и отнесу. Впрочем, можно и здесь. И твой заковыристый наряд меня не остановит.

- Портной, сшивший мой костюм, давно мертв. Пожалуйста, не надо рвать эту одежду.

- Ну ладно, - Таичи без предупреждения подхватил виконта и понес к машине.

Томоэ с сожалением оглянулся:

- Этот парк напоминает мне другой… много лет прошло. Однако это святая земля. Тут нельзя делать ничего неприличного.

- Что ты там бормочешь? Я знаю, что у тебя есть, что вспомнить. Но мы создадим новые воспоминания, вместе. Так что вернись ко мне.

Таичи усадил его на пассажирское сиденье, а сам преспокойно скользнул за руль.

- У тебя прав нет.

- Если наткнемся на копа, ты над ним поколдуешь. Прикажешь ему нас забыть, и без проблем, - парень взял у Томоэ ключи и с видимым удовольствием завел мотор. – Бабка говорила, что я никогда не смогу жить в городе. И вот он я, веду Ягуар и все такое.

- Угу. И костюм надел впервые пять дней назад. Костюм, полагаю, восстановлению не подлежит?

- У нас есть Энтони – лучший в мире дворецкий. Придумает что-нибудь.

Вскоре они были дома, где ждала общая постель, - оба в предвкушении.

Что-то определенно не заладилось. Принимая нетерпеливые ласки Таичи, отвечая на них, Томоэ чувствовал, что ему не по себе. С ним всегда так бывало поначалу, но потом проходило, а теперь тревога не унималась. Хоть убегай. И боль как будто была не сильнее, чем обычно… Однако виконт обнаружил, что сопротивляется и трясет головой – «нет».

Таичи остановился, разочарованный.

- Слишком быстро?

Впрочем, и он почуял неладное.

- Нет, не то… я не знаю… странно…

- Принести ту цветочную пакость? Хорошо, сейчас.

Не иначе, пережитый на днях страх за Томоэ оставил на душе Таичи глубокий след – ведь подобная покладистость была ему совсем не свойственна.

- С этим не так больно? – он открыл бутылочку, раздвинул виконту ноги и удивленно заметил: - Кажется, ты вдруг заторопился.

Томоэ не мог понять, что с ним творится. Тело отзывалось на прикосновения с такой готовностью, какой не бывало давным-давно. Он изнывал от желания, как животное в течке. Кровь Таичи?.. Чем еще объяснить эту жажду, дрожь, эти стоны: «Еще!».

- Ну все, понежничали и хватит… - Таичи старался быть поаккуратнее, однако выдержка его покидала.

Когда Томоэ не вскрикнул, как обычно, от боли, парень запоздало подумал, что масло оказалось неплохой штуковиной, и выдохнул:

- И чего я раньше тебя не слушал…

- Таичи… - виконт уже потянулся ласкать себя сам. – Делай что-нибудь!

- Уже? – Таичи хлопнул его по руке и перехватил едва начатое. – Ты сегодня быстрый.

Томоэ бился под тяжелым телом, не понимая, что происходит. Он, прежде слегка вздрагивавший на пике удовольствия, уже достиг совершенно невероятного оргазма и почти сразу оказался в преддверии следующего. Таичи положил его ноги себе на плечи. Томоэ схватил парня за ладонь, потянул к своему животу, но Таичи не дался – выговорил низким, ворчащим тоном:

- Давай сам. Я хочу посмотреть.

И виконт, который не позволял себе подобного даже в долгих перерывах, заполненных поисками очередного любовника, подчинился без раздумий.

- Здорово тебя прихватило.

- Я… горю…

Томоэ всегда почитал любовь за высшее в жизни наслаждение, однако не слишком ценил физическую ее составляющую. Ему нравилось, когда его обнимали, нравилось греться у чужого тепла… Во всякое случае, так ему казалось до появления Таичи… да и потом тоже. Зачастую не способный дойти до грани, он приучил себя получать удовольствие от самого процесса.

Теперь все изменилось. Из головы опять вымело обрывки мыслей, уши резанул собственный крик. Таичи тоже не остался обиженным, но, будучи в своем амплуа, неизменно выражал готовность начать снова.

А потом вдруг накатила каменная усталость: небывалый расход энергии потребовал восполнения куда раньше, чем обычно.

- Таичи… мне нужно попить…

- Ясно, - парень схватил с прикроватного столика нож и надрезал палец. – Пей.

Томоэ глотал теплую сладкую кровь, а Таичи продолжал двигаться в нем.

Между тем небо на востоке посветлело.

- Нет… я еще хочу, - закапризничал виконт. – Но солнце…

- Держись, я закрою… - Таичи заставил Томоэ обхватить его руками и ногами и почти без усилия поднялся.

- Таичи.

- Эй, цепляйся крепче. Мне кажется, ты сможешь взглянуть на рассвет.

Он поднес Томоэ к отдушине и опустил на пол. Обнял за плечи.

- Ну-ка, посмотри.

Им обоим постоянно не хватало времени. Особенно от этого страдал Таичи. Порой он начинал злиться на солнце за то, что светило вновь и вновь появляется на небе, разлучая его с любимым.

- Рассвет…

Еще не исчезла луна, однако первые лучи уже окрасили горизонт.

- Как прекрасно… - виконт уже не помнил, когда встречал день в последний раз. – Я и забыл, как это прекрасно…

- Вдруг если ты будешь и дальше пить мою кровь, то сможешь немного переносить свет? Не знаю, с чего мне такое в голову стукнуло, правда…

- Теперь я снова знаю, какого цвета рассвет…

Фигурные, словно фарфоровые облачка, обрамленные розовым. На их фоне медленно летели птицы.

- Ну, довольно. Вечером я разбужу тебя пораньше, и посмотрим на закат.

- Подожди, еще чуть-чуть…

Но Таичи затворил отдушину и отнес Томоэ, почти бесчувственного, обратно в постель.

- Акихиро, подъем.

Выныривая из глубин сна, Томоэ пытался сообразить, с каких это пор Энтони обращается к нему так фривольно. Он открыл глаза и увидел Таичи.

- А где Энтони? – сделалось тревожно.

Дворецкий стал вампиром намного раньше Томоэ, и виконта не отпускал страх, что со дня на день Энтони может превратиться в прах.

- Не волнуйся. Он выглядел уставшим, и я решил дать ему поспать подольше.

- Слава Богу.

Таичи протянул ему бокал:

- Разморозить эту штуку так, чтобы сок и кровь не разделялись, труднее, чем кажется. Энтони уж меня учил, учил – замучился, бедняга.

- Мм, славно получилось, - Томоэ отдал бокал и свернулся на кровати. – Ты обещал показать мне закат. Уже пора?

- Конечно, - Таичи ждал, пока виконт поднимется, но тот медлил. – Ну?

А Томоэ ощущал внизу живота жаркое напряжение и смущался.

- Слушай, я не Энтони, чтоб перед тобой на цыпочках ходить. Быстро вставай и в душ, - парень прищурился и сдернул одеяло - виконт даже прикрыться не успел.

- Со мной что-то творится со вчерашнего дня, - Томоэ поежился под пристальным, жадным взглядом. – Твоя кровь слишком… сильная.

- У меня так каждое утро бывает.

- И что делать?

- Само проходит. Хотя можно ускорить процесс… - Таичи опустился на колени и обхватил моментально растаявшего виконта за пояс.

- Послушай…

Сразу после пробуждения Томоэ пребывал в небольшой дезориентации и не сразу заметил очевидную странность происходящего. Таичи вел себя далеко не так грубо, как ночью… и делал то, о чем и помыслить не мог днем.

Виконт, блаженствуя, прикрыл глаза:

- И где ты раньше такие таланты прятал?

- Я лучше него, правда?

- Насколько все было бы проще, если б ты, наконец, осознал: есть один Таичи, а не «он» и «ты». Постарайся с этим разобраться.

- Я уже разобрался.

- Правда?

- Я не буду смотреть на луну. Я буду жить так, как захочу, - он снова наклонил голову.

- А… Я сейчас… Отпусти!

Таичи не отпустил. Испытать подобное впервые за девяносто два года оказалось немного чересчур – Томоэ откинулся на спину и уставился в потолок.

- Ты чего? – парень сел рядом и потрепал виконта по волосам.

- Я просто… мне просто очень хорошо. Не верю, что это по-настоящему. Я все забыл…

- Это здорово, правда? Словно душа покидает тело.

- И все-таки ты поэт. В таком случае, начиная со вчерашнего дня, я и моя душа трижды успели расстаться. Мы устали.

- Придется мне вас понести – и тебя, и твою душу, - Таичи подхватил Томоэ на руки и вынес из спальни. – Я обещал показать тебе закат.

- Я уже видел рассвет.

- Отныне мы увидим столько рассветов и закатов, сколько захотим, - парень улыбнулся. – Давай купим фургон, а?

- Но сначала ты получишь права.

Они засмеялись.

За широкими окнами гостиной дышало море.

- Боюсь, мы малость задержались наверху. Самое красивое уже кончилось.

- Все равно восхитительно.

Цветовая гамма не слишком отличалась – разнилось настроение. Закат навевал нечто меланхолическое: чернеющие облака, вороньи крики – все несло смутную печаль.

- Акихиро, давай отправимся в путешествие. Недалеко – скажем, к ближайшей горе. И к океану. Достанем фургон с холодильником и затемненной комнатой… Я привык к городу, а все равно скучаю по природе. Иногда прямо жизнь не мила, так и хочется убежать в чащу.

Таичи устроил виконта в кресле на террасе и окинул взглядом залив, где тонули последние алые отблески.

- Ты, наверное, много путешествовал, но я хочу, чтобы ты посмотрел на мой маленький мир. Я столько всего хотел бы тебе показать…

- Светлячков.

- Да.

- Утренний луг.

- Да.

- Луну, сияющую над вершинами.

А Таичи то думал, что Томоэ лежал без сознания и ничего не слышал.

- Как солнце опускается в океан. Как плещется рыба в реке.

- Да.

- Мне не довелось этого видеть, а все-таки кажется, будто видел. Это твои воспоминания. Ты живешь во мне, - виконт дотронулся до шеи, ощутил биение пульса.

- Покорнейше прошу прощения, - на террасе возник Энтони с чайными принадлежностями на подносе. – Я проспал.

Взглянув на его взъерошенные волосы, Томоэ засмеялся:

- Надо же, значит, и такое бывает.

- Ямагами-сама позволил по доброте душевной… и я поддался соблазну.

Чай был по обыкновению превосходный.

Солнце скрылось за горизонтом, небо затягивало тучами. Вероятно, ночь предстояла дождливая. Если так, Таичи будет нежен, а Томоэ в его нынешнем настроении хотелось мягкого обращения. Он ненавидел сырые ночи, но поймал себя на мысли, что порой… изредка… ночной дождь – не такая уж плохая вещь.