Прозвенел звонок с последнего урока, и весь класс вздохнул с облегчением, ощутив вкус свободы. Вот-вот закончится первый триместр. Осталось только завтрашнее собрание — и всё, каникулы!

От мыслей, чем бы занять целый месяц свободного времени, на душе становилось теплее. Конечно, каникулы встречали с такой радостью ещё и потому, что случались они довольно редко. Устраивай их школы почаще, и ребята относились бы к ним куда спокойнее. Но тогда, наверное, больше бы ценились уже редкие учебные дни. Размышляя об этом, Дзюдзава затолкал тетради с пеналом в портфель и развалился на стуле.

Кругом о чём только ни говорили. Кто-то переживал из-за оценок в табелях, которые вручат завтра, но Дзю это не особо заботило. Последний раз родители поинтересовались его успеваемостью где-то в классе седьмом. «Такой же дурак, как все», — резюмировала тогда мать. После родители не вмешивались в его жизнь, и грань между свободой и одиночеством со временем почти стёрлась.

Подавив зевок, Дзю вытер выступившие слёзы. Классрук Накамидзо уже вошёл в класс и рассказывал о завтрашнем собрании. Не обращая на него внимания, Дзюдзава ещё раз мысленно пробежался по недавним событиям. От всего, что произошло после ночи в парке, голова шла кругом — и дело не в том, много ли успело случиться, а в том, какие яркие воспоминания у него остались.

Уже на следующее утро надо было тащиться на экзамены. Пришлось каждый вечер зубрить допоздна, да ещё и с рукой в гипсе, что тоже нисколько не помогало. Радость от того, что всё осталось позади, быстро сменилось грустью от полученных оценок, но и на неё не было времени — учёба затянула Дзю с новой силой, и вот уже подкрался последний день перед каникулами.

Занятия с Амэ, похоже, не прошли даром — так хорошо он сдал разве что вступительные экзамены. И хоть по школе его оценки всё равно оказались ниже среднего, классрук им явно гордился и даже похвалил: «Молодец, так держать». Накамидзо явно решил, что парень твёрдо встал на путь исправления. Дзю к такому тёплому отношению не привык, но его это не сильно напрягало, и он поклонился учителю.

А вот Амэ оказалась лучшей по всем предметам, чему её господин, впрочем, не сильно удивился. Видимо, события прошлой ночи никак не помешали Очибане сосредоточиться на учёбе. А может, это был заслуженный результат её каждодневного кропотливого труда.

В честь каникул Дзюдзава решил наконец-то прибраться под партой. Гипс уже неделю как сняли, и рука работала как надо. Доктора поражались, как быстро у него срослись кости, но сам парень к этому давно привык. Даже в детстве, когда мать жутко его колотила, к утру Дзю уже был как новенький. «Родила здоровым, и на том спасибо», — вот и всё, что он об этом думал.

От распечаток, какие парень только нашёл под столом, портфель разбух раза в три. Дзюдзава не знал, стоит ли тащить домой тетради, но в итоге захватил и их. Иначе Фудзисима бы его отчитала, будь она ещё рядом.

Теперь под партой оставались только газеты. Стараясь не привлекать внимание классрука, он полистал заголовки. Самая старая, с совсем короткой заметкой о маньяке, вышла на следующий день после его поимки. На первой полосе красовался японский бейсболист, выдавший два хоумрана подряд в главной бейсбольной лиге Америки, а убийце отвели места даже меньше, чем новости о женитьбе известного комика. По словам журналиста, преступника предположительно схватил обычный прохожий. Личность героя установить не удалось — Амэ и Дзю не захотели светиться в газетах.

Той ночью они сбежали с места преступления и только потом позвонили в полицию. Дзю был не прочь поболтать со следователем, но Очибана его отговорила. Хоть он и не замышлял ничего дурного, но если выложить всё как есть, полицию его рассказ точно не обрадует.

Его могли даже заподозрить в пособничестве убийце. Ведь в самом деле, с чего вдруг он будет разыскивать по ночам убийцу его одноклассницы, с которой он не встречался и даже не дружил? Едва ли они купятся на то, что Дзюдзава случайно наткнулся на маньяка и почему-то решил его отметелить. Со временем в полиции наверняка разберутся, что Дзю ни в чём не виновен, но его всё равно будут долго мариновать и это не сулит ничего хорошего.

Даже если его сочтут просто неравнодушным гражданином, всё, на что мог рассчитывать Дзюдзава — это благодарственное письмо от полиции и похвала от прохожих. Ни то, ни другое Дзю совершенно не интересовало, и он согласился с Амэ. Ещё раз убедившись, что маньяк не выпутается, даже если придёт в себя, они привязали его к столбу и сообщили полиции только самое главное: адрес парка и то, что там пойман серийный убийца. Рядом с перепачканным в крови маньяком лежал труп его жертвы — уж как-нибудь разберутся, что тут произошло.

Дальше, поскорее смывшись с места преступления, ребята направились к Амэ. «Простите, пожалуйста, мы с этими экзаменами совсем на часы не смотрели», — извинился Дзю перед встретившими их родителями и опустил голову. Следом так же поступила и Амэ, объяснив, что это из-за неё они так задержались. Дзю обещал проводить её до дома, вот она и засиделась допоздна. Хикару явно кипела от негодования, а вот родители, похоже, приняли извинения за чистую монету и вместо выговора улыбнулись Дзюдзаве и выразили надежду, что ребята и дальше будут дружить.

Похоже, несмотря на всю напускную строгость, в душе её отец был очень мягким человеком. Дзю же, что было для него совершенно не типично, теряясь и краснея, не раз за тот вечер извинялся и снова склонял голову.

Он невольно видел в нём своего отца — человека, строго как к себе, так и к окружающим, не привыкшего в чём-либо уступать даже родному сыну. В детстве, когда Дзюдзава пересказывал разные интересные факты, которые узнал от друзей, отца раздражало даже то, что не все из них он знал сам. Конечно, иногда отец бывал к нему добр, но только в той мере, в какой считал себя обязанным. За все эти годы Дзюдзава ни разу не видел, чтобы тот улыбался. Его отец преуспел как бизнесмен, но явно не справлялся со своими родительскими обязанностями. Он всё чаще о них забывал и со временем стал видеть в Дзю не родного сына, а простого сожителя. Парню казалось, что отец подсознательно держал людей на расстоянии. И даже если бы сын попытался с ним сблизиться, он бы с удвоенной силой его оттолкнул. Бороться было бесполезно. И если мать парень с трудом выносил, то как описать своё отношение к отцу, он не знал до сих пор.

По сравнению с ним, Очибана выросла в настоящем раю. Вспомнив, как он себя чувствовал в тот вечер, Дзюдзава поскорей переключился на другую тему.

В газете писали и о самом преступнике. Звали его Киёси Какура, двадцать девять лет, никогда не был женат. Работал менеджером, причём в одной из крупнейших торговых компаний. Разумеется, не был он никаким правительственным агентом.

Заметка в следующем номере оказалась ещё короче, но были там и новые сведения: этот Киёси Какура перебрался в город из глубинки, когда поступил в университет. Соседи считали его очень приятным молодым человеком, да и на работе люди к нему тянулись, особенно девушки. Ещё в школе он записался на бокс и потом поддерживал форму, дважды в неделю заглядывая в спортзал. Несмотря на всю популярность, он мало общался, но и работа его не увлекала — Киёси никогда не засиживался на ней допоздна.

Желая проследить, как движется расследование, Дзюдзава считал себя в какой-то мере обязанным и дальше покупать газеты. В новостях по телевизору только упомянули об аресте преступника и тут же забыли об этой теме, в ток-шоу её тоже подняли всего раз, так что новую информацию оставалось черпать только из печати.

Все соседи Какуры, как часто бывает, страшно поражались, что рядом с ними жил убийца, но их реакция Дзюдзаву не волновала. В конце концов, он и сам сомневался, что набрёл на маньяка, даже когда столкнулся с ним лицом к лицу. Что уж тогда говорить про людей, которые просто жили рядом?

Расследование здорово ускорилось, но потом опять стало буксовать. Киёси Какура признал себя виновным и заявил, что все убийства, приписываемые уличному маньяку, — его рук дело. Проблемы начались дальше — не было мотива. Вернее, мотив-то был, а вот смысл в нём отсутствовал начисто. Скорее всего, он выложил полицейским примерно то же самое, что и Дзю, вот только там его, разумеется, слушать не стали:

— Я секретный агент, и устранял свои цели по приказу правительства.

— Какому ещё приказу?

— Охранять Землю.

— Землю? От кого?

— От пришельцев из другого измерения, они планируют вторжение на нашу планету. Эти ублюдки выглядят и ведут себя как мы, но я прошёл специальную подготовку и могу их распознать. Я один могу их уничтожить.

Наверное, примерно такой диалог состоялся у Киёси со следователем. Скорее всего, своим признанием он пытался даже не оправдаться, а скорее рассказать людям правду, которую они никак не хотели замечать.

Свою работу он считал прикрытием, чтобы сбить с толку враждебную заграничную организацию.

— Я правительственный агент, если не верите, спросите премьер-министра, — с гордостью заявил Какура, укрепив веру следствия, что он или придуривается, или просто псих. Полиция решила, что без специалиста тут не разобраться.

— По городу ползёт грипп, так что берегите здоровье. У меня всё, подъём.

Весь класс, включая Дзюдзаву, поднялся со своих мест и поклонился учителю на прощание. Кабинет забурлил — ребята стали расходиться.

Дзю развалился на стуле и открыл последнюю, самую свежую, газету. «Киёси Какура, подозреваемый в серии уличных убийств, покончил с собой в изоляторе», — было сказано в крохотной колонке. После короткого разговора с психиатром, он в ту же ночь откусил себе язык. Тот застрял в горле, и бедняга скончался даже не от кровопотери, а от удушья.

Со смертью единственного подозреваемого дело развалилось и было закрыто, не дойдя до суда. Дзюдзава не понимал, с чего вдруг Какура решил наложить на себя руки, но выяснять это ему совсем не хотелось. Может, он понял, что ему грозит, а может, решил, что его схватили не полицейские, а та самая заграничная организация. Не исключено, что его даже замучала наконец-то проснувшаяся совесть. А вот что случилось на самом деле, теперь уже не узнать. Кто же звонил ему в ту ночь, Дзюдзава тоже так и не выяснил. Сколько вопросов осталось без ответа! Собрав газеты в охапку, он выбросил их в мусорное ведро. Пора бы уже забыть об этом маньяке и подумать о чём-то более важном. Как провести каникулы, например. Дзю взвалил на плечо потяжелевший в несколько раз портфель и уже думал пойти домой, но его остановила Мия.

— Ого, ничего у тебя ноша!

— Надо же иногда себе изменять.

— Не понимаю, о чём ты. Скажи, Дзю, ты завтра после школы не занят?

— После собрания?

— Да-да.

— Ну, особых планов нет, а что?

— Мне нужен ма-а-аленький советик.

— Ну так спроси сейчас.

— Это слишком деликатный вопрос.

Сацуки сложила руки и молила Дзюдзаву так, будто он какое-то божество. Делать нечего, парень нехотя согласился. Впрочем, всё это притворство — зачем бы Мия его ни звала, он был совсем не против.

Когда в первый день экзаменов Дзю некогда было бегать до кабинета медсестры, и он прямо в классе пытался заново закрепить лонгет, Мия, не спрашивая ни слова, аккуратно его забинтовала. И только потом с тревогой поинтересовалась:

— Ты как?

Улыбнувшись, Дзюдзава ответил: «Да я же правша», — и рассмеялся.

Наверное, из заботы о нём она решила не расспрашивать, что случилось. Несмотря на всё любопытство, она умела, когда надо, держать себя в руках. Но о чём же она хотела его спросить?

— Как освободишься, приходи завтра в проекционный класс, — только и сказала Мия, улыбнувшись ему на прощание.

Дзю глядел ей вслед и раздумывал, что же его ждёт, но в какой-то момент одёрнул себя:

— А, неважно.

Маньяк остался позади, экзамены тоже — с самыми противными делами покончено. Можно, наконец, оттянуться как все, но сначала — сходить к зубному. Поглаживая языком десну на месте выбитого зуба, Дзю вышел из класса. У обувных шкафчиков его ждала Амэ. Он улыбнулся, увидев уже привычную картину, и взглянул на пасмурное небо. Близился август, но сезон дождей всё никак не мог закончиться. Интересно, хоть завтра его ждёт хорошая погода?

Проспав половину речи директора и получив от Накамидзо табель с оценками, Дзюдзава покончил с последним, что требовалось от него в этом триместре. И пока весь класс ждал сигнала от классрука, чтобы сорваться на встречу каникулам, Дзюдзава только зевал и глазел по сторонам. Накамидзо понимал, что его уже мало кто слушает, но всё равно рассказывал ребятам, как им стоит провести свободное время.

Всегда ли Дзю так ждал каникул? Что в них вообще такого интересного? Можно спать сколько хочешь, ходить куда хочешь, а ещё... Пауза затянулась. «Да уж, не богатая фантазия», — резюмировал Дзю, сложив руки на груди.

За окном, как и вчера, ползли тёмные тучи — наверное, опять польёт дождь. Кстати, о «дожде». А чем займётся на каникулах Амэ? Наверное, опять будет ходить за ним по пятам. Или хотя бы в эту чудесную пору её личные дела выйдут, наконец, на первый план? Дзюдзава уже не знал, мешала ему девушка или, напротив, скрашивала его одиночество. Правильно она говорила — в мире полно вопросов, на которые страшно найти ответ. Особенно те, что касаются отношений. В них если ошибся, нельзя просто взять и начать всё сначала. Такие ошибки до конца дней ложатся на плечи тяжким грузом, потому Дзюдзава так осторожничал и боялся с кем-либо сблизиться.

— Подъём.

Последний классный час в триместре подошёл к концу, и ребята дружно встали по команде классрука. Дзю даже не заметил, как к этому привык, а ведь по правилам командовать классом положено старосте. Наверное, уже после каникул ребята решат, кому из них перейдут обязанности Фудзисимы, а после пересадки и её место исчезнет из класса. Думать о смерти — удел живых. Повторяя про себя вещи, которые он и так уже понимал, Дзюдзава не спеша собирался домой. Лучше оставить эту чувствительную тему на потом, когда ему нечем будет заняться, а пока — запрятать куда-нибудь подальше, в тёмный уголок его души.

Дзю вспомнил о вчерашнем обещании и посмотрел на Мию: та уже обсуждала планы на лето с подружками. Повесив портфель обратно на крючок парты, Дзюдзава разлёгся на стуле, вытянув ноги. Торопиться некуда, можно и вздремнуть.

Он думал только немножко вздремнуть, но когда очнулся, класс уже опустел, Мия тоже куда-то убежала. Они собирались встретиться примерно час назад.

— Ну что за дела? Могла бы и разбудить, — пожаловался Дзю и, схватив портфель, вышел из класса. В коридоре до него то и дело доносились голоса учителей. Амэ в её абитуриентском классе ещё тоже наверняка не отпустили. Оно и к лучшему, всё-таки он шёл поговорить наедине с Мией.

В проекционном кабинете, куда он направлялся, обычно проводились уроки изобразительного искусства, музыки и естествознания, в остальное же время кабинет пустовал. Поэтому тут частенько собиралась школьная шпана, а на полу валялись окурки. Но едва ли Дзюдзава застал бы сегодня их братию: к чему им специально торчать в школе, когда можно уйти пораньше и зависать там, где им нравится?

Заглянув по пути в туалет, Дзю пошёл дальше по коридору.

О чём, всё-таки, хотела поговорить с ним Мия? О хорошем или о плохом? Если о хорошем...

— О!

Проходя мимо лестницы, он заметил пару у окна на лестничной клетке — парня и девушку. Судя по форме, ребята были с его параллели. Он их не знал, но всё равно смутился и отвёл глаза. Можно было не сомневаться: вот-вот прозвучит признание в любви. Девушка скажет парню заветные слова, тот помнётся и что-нибудь ответит, а потом на их лицах наверняка появится румянец, хотя неудобнее всего в этот момент будет Дзю, невольно заставшему невинную сцену. Лучше тут не задерживаться и скорей пройти мимо. Любопытно, конечно, согласится парень или нет, но на самом деле Дзюдзавы это совершенно не касалось.

«Признание в любви...» — задумался Дзю, и его щёки запылали. А если на секунду, буквально на секунду представить, что Мия решила ему признаться? Что он ей ответит? Да или нет? Любит? Не любит? Дружить с ней или встречаться? Поглощённый новыми вопросами, он сам не заметил, как добрался до нужного класса. Кругом царила полная тишина, какую редко встретишь в школе. Чем не идеальное место для признания, вдалеке от посторонних глаз?

Дзюдзава сделал глубокий вдох и прогнал все ожидания и тревоги. Он думал постучать, но решил, что будет выглядеть как дурак, и просто потянул дверь на себя — та послушно открылась.

«И ведь не поленилась сходить в учительскую и выпросить ключ — видать, важный разговор», — подумал парень, заходя в кабинет. Внутри было мрачновато: лампы не горели, а за окном плотно стояли тучи, но Дзюдзава всё-таки разглядел чей-то силуэт. Даже со спины он узнал в смотревшей в окно девушке Мию.

— Ну вот, я пришёл.

— Угу, я ждала.