Вспомнив своего нерадивого тупого осла, Е Цзяяо снова неизбежно канула в меланхолическое настроение. Этот парень более полугода был тайным агентом под прикрытием, и теперь, когда дело с успехом завершилось, вернувшись к своим пенатам, он наверняка был повышен в должности, и теперь его путь проложен к безграничному счастью. «Эх, знать бы все раньше, что он господин наследный принц, этот идеальный во всем мужчина - высокий, красивый, да еще и, как оказалось, богатый, она бы вцепилась в него всеми клешнями. Как жаль, как жаль, но, увы, как она могла быть всевидящей? Все сложилось так, как сложилось, теперь уже бессмысленно думать о том, что было бы если...»

Е Цзяяо расправила одежду парнишки, того самого чья фамилия Хэлянь и повесила ее на спинку стула, а затем легла рядом с ним.

– Почему бы тебе тоже не снять свою одежду? Как я погляжу она тоже мокрая. – Хэлянь Цзин вытянул палец и ткнул Е Цзяяо в плечо, где виднелось мокрое пятно.

– Ложись уже смотреть свои сны, и не суй свой нос не в свои дела. – Е Цзяяо хлопнула его по руке и невозмутимо отвернулась, оставив его молча глядеть ей в спину. Найдя удобное место для своего грядущего сна, она улеглась, между делом погружаясь в раздумья, что взять с собой этого вечно надоедливого парнишку, еще та дилемма, нельзя позволять ему прознать, что она на самом деле женщина.

Хэлянь Цзин ничего не оставалось как прожигающим взглядом, любоваться на ее спину, давая волю своим непристойным жестам – высунуть язык и начать корчить отвратительные гримасы: «Ты, отвратительный парнишка, я спущу тебе с рук твою наглость, только чтобы потом узреть твое лицо, после того, как ты узнаешь истинный статус этого господина. Готов поспорить, ты ещё кланяться будешь перед этим господином и любезно станешь целовать мне ноги».

Эх... На сей раз, такая прогулка была ему не по душе, все совершенно складывалась не так, как он себе это представлял. Первоначально он рассчитывал последовать за своим старшим братом, который направлялся в Шаньдун, чтобы разобраться с бандитами. И после того, как мать ему строго настрого запретила туда соваться, ему едва удалось улизнуть из дома. А впоследствии всех трудностей, что ему довелось пережить, он, наконец, вчера добрался сюда и лишь для того, чтобы в итоге узнать, что его брат уже уехал, благополучно избавившись от логова бандитов, и теперь сопровождал главаря бандитов обратно в Цзиньлин, чтобы доложить об исполнении приказа. Он так и не смог нагнать своего старшего брата. Однако также не предполагал просто так вернуться домой, поэтому он направился в Цзинань, чтобы немного поразвлечься. Он, правда, не ожидал подобных пинков судьбы. В первый же день влезть в такую беду, мало того, что был до нитки обобран, так сейчас посмели еще и унизить.

Обычно только старший брат, время от времени, мог бузить на него, кинув пару «красивых» слов, остальные люди в его присутствии боялись попортить атмосферу, не осмелившись, лишний раз чуть громче вздохнуть. Он уже думал, что нет таких смельчаков, однако, сегодня этот парнишка отчитал его на повышенных тонах, как дитя малое, а потом и подавно с целью проучить бросил его на улице мокнуть под дождем... За свои шестнадцать лет жизни, когда еще он был настолько обижен подобно этому разу? Все это благодаря ему, какому-то человечишки низших сословий!

«Поэтому этот молодой господин стерпит все, что в его силах, а по возвращению в Цзиньлин... Хехе, а там поживем и увидим кто прав, а кто нет».

У него под боком, все эти мужские похрюкивания и громоподобный храп, в особенности от самого ближнего, эхом разносился по маленькой комнатушке. Хэлянь Цзин в отчаяние прикрыл свои уши и двинулся поближе к Е Цзяяо, уткнувшись головой в ее надключичную впадину. Легкий аромат кружился вокруг его дыхательных путей. В этом пространстве, наполненном всевозможными неприятными запахами, этот приятный привкус был, как глоток свежего воздуха, делая его дыхание, наконец, чуть менее мучительным.

Лежа, прижавшись так близко к ней, Хэлянь Цзин, чувствуя умиротворенность, был на пороге сна, медленно погружаясь туда.

***

Когда на небе появился первый проблеск зари, освещая спальное место своими сияющими лучами света, люди постепенно стали пробуждаться от своих грез. Е Цзяяо неторопливо распахнула свои ресницы, проснувшись от ей пока что непонятного шума и было, хотела обернуться, но обнаружила, что что-то или, быть может, кто-то преграждает её движениям, оковывая своими медвежьими объятьями, продолжая мирно похрапывать сквозь крепкий сон. Даже не оборачиваясь, она догадалась кто этот храпящий парень.

«Твою мать! Ты легкомысленный парень смеешь ещё и домогаться к этой леди![!]» – Е Цзяяо без следов жалости, как следует, да побольнее, ущипнула, вонзая когти в бесстыдную руку, которая так нагло располагалась на ее груди.

[!] В оригинале используется в последние годы популярная фраза в Китае «Смеешь кушать мой тофу», что обозначает «сексуальное домогательство».

– Ай... Что происходит? Меня посмело укусить насекомое! – возмутился Хэлянь Цзин, тут же воспрянув ото сна. Он спокойно спал, никого не трогал, а его взяли и укусили, от такого возмущения он откинул одеяло и торопливо вскочил, уже в сидячем положении продолжая свое негодование.

Е Цзяяо не спеша села, будто она не при делах и спокойно сказала:

– Вставай.

Хэлянь Цзин потирал свою пострадавшую руку, заметив оставшийся след на опухшем и покрасневшем месте. В недоумении бормотал себе под нос:

– Что, черт возьми, так сильно меня укусило?

– Взрослый мужчина, столкнулся с таким пустяком, как на голом месте начинаешь скулить без умолку. Почему ты такой проблемный? – спросила Е Цзяяо, бросая ему его одежду.

Хэлянь Цзин скорбно сморщил нос. Он позволил ему, маленькому принцу, спать в таком ужасном месте, в результате чего был укушен неизвестным насекомым, а теперь, оказывается, ему нельзя даже изучить такой неведомый укус, как все сразу воспринимается, как нытье. Этот тип через-чур властный и более свирепый, чем его старший брат.

Покинув гостиницу, Е Цзяяо ходила по улицам в поисках магазинов, чтобы купить готовый провиант[!] и некоторые предметы первой необходимости, и на все про все в общей сложности, она потратила шестьсот медных монет.

[!] Та же самая, что и сухая еда - лепёшка, галета, пампушка.

Затем, проходя мимо обувного магазинчика, внимание Е Цзяяо привлекла дощечка объявлений, на которой была надпись «Одна пара обуви 10 медников». Она тут же потянула Хэлянь Цзиня поближе к магазинчику, а затем, без лишних вопросов приказал ему приподнять свою ногу, после чего примерила ее с матерчатыми туфлями. Сделав все нужные сравнения, она повернулась к продавцу и сказала:

– Это пара подойдёт.

– Мои туфли очень даже удобно на мне сидят. С чего это я должен их менять? Тем более, у этой дешевой обуви подошва сделана очень грубо, в ней будет некомфортно ходить, – запротестовал Хэлянь Цзин, отказываясь сменить обувь.

Е Цзяяо была слишком подавлена, и не хотела ничего говорить, осознав, что этот парень действительно причинит огромный ущерб ее моральным качествам. «Черт, как он не понимает, что его нынешний наряд, в особенности эти штаны, которые были ему малы, сильно контрастируют с его роскошной парой атласных синих туфель высшего качества?! Судя посему, он так же не догадывается, что другие могут подумать, что он попросту их украл».

– Ты собираешься переобуться или нет? – В ответ Е Цзяяо бросила на него лишь гневный взгляд. Она была слишком ленива уже с утра пораньше обсуждать с ним глубокие вопросы, связанные с соответствием и сочетанием одежды.

В свою очередь, Хэлянь Цзин не осмеливался попросить пролить свет на то, почему он должен поменять обувь, если ему было в ней удобно? Или смена обуви нужна, потому что ему стыдно показаться людям, потому что его обувь выглядит не так роскошно?

– Ладно, ладно, так уж и быть, я переобуюсь. Чего ты с утра до ночи ходишь с такой свирепой миной? Такими темпами ты никогда не найдешь себе жену, – пробормотал Хэлянь Цзин, переодевая свою обувь.

Е Цзяяо в душе снова фыркнула и негодовала: «Это леди не лесбиянка[!]. Парнишка, ты уж прости, но эта леди не возьмет себе никого в жены, а так же предпочитает остаться свирепым юнцом. Иначе, как еще удержать всяких отвратительных мужчин вроде тебя в узде, которые нуждаются в тумаках а еще любят распускать свои ручонки?»

[!] В оригинале написано цветок лилии, что в жаргоне обозначает лесбиянка.

После того, как он, наконец, переобулся, Е Цзяяо убрала с глаз долой его старую обувь из атласа.

– Давай выбираться из этого города, – сказала Е Цзяяо.

Хэлянь Цзин прошел несколько шагов и приметил, что, несмотря на все его нежелание, эти примеренные на нем матерчатые туфли были очень даже удобные и легкие. Поэтому его настроение снова улучшилось и благодаря комфортной обуви и в силу своих длинных ног, он нагнал Е Цзяяо за три шага.

– Яо... Цзинь Яо...

Услышав этот отклик, Е Цзяяо немного нахмурилась, это придуманное имя теперь казалось неприятным на слух. В чем же причина? Когда она его произносила слышалось как-то иначе, почему же из его уст это прямо слух режет?

– Лучше брат Цзинь. Зови меня, брат Цзинь, а ты будешь малыш Цзин[1], – предложила Е Цзяяо.

– Ты не старше меня, не говоря уже о том, что ты ниже меня ростом. Исходя из всего этого, что делает тебя старше, а меня младше? – презрительно фыркнул Хэлянь Цзин.

– Это не имеет никакого отношения с моим ростом и возрастом. Дело в том, что я более компетентный человек по сравнению с тобой, поэтому ты должен слушаться меня, – отмахнулась Е Цзяяо, растолковав свою правоту.

Но Хэлянь Цзин имел другое мнение и быстро возразил:

– Как ты можешь быть настолько самоуверен, что в нужные моменты будешь более компетентен, чем я? А вдруг все пойдет прахом? Подумаешь, что по сравнению со мной у тебя есть два ляна серебра, но это в лучшем случае.

– Ты разве никогда не слышал, что человек при деньгах всегда старший? Если ты не согласен, то можешь продолжить свое путешествие в одиночку, – ухмыльнулась Е Цзяяо.

Хэлянь Цзин сделал глубокий вдох и выдох в попытках успокоится и не дать себе разгневаться: «Только спокойствие, только спокойствие».

– Хорошо, раз ты говоришь, что тот, кто при деньгах старше, пусть старшим будешь ты, – согласился Хэлянь Цзин, про себя продолжая: «Как только доберемся до Цзиньлина, вот увидишь, старшим стану я».

Е Цзяяо сразу поняла ход его мыслей, и, не поверив его согласию, решила сокрушить его последние надежды, она насмешливо посмотрела на него и добавила:

– Однажды старший, старший навсегда. Малыш Цзин-Цзин, человеку необходимо знать, как быть благодарным. Не следует размышлять о захвате власти.

Хэлянь Цзиню стала дурно, что еще бы немного и весь им съеденный завтрак вышел бы наружу. «Что это еще за малыш Цзин-Цзин? Даже его мама не стала называть его таким отвратительным прозвищем».

Покинув, наконец, город, двое направились в сторону юга, а когда наступил вечер, то решили остановиться в полуразрушенном храме, который попался им по пути, чтобы не пришлось ночевать уж прям без каково либо укрытия над головой. Лежа практически под открытым звездным навесом, Хэлянь Цзин постоянно страдал от комариных укусов и других москитов, которые покрывали его повсюду, в то время как брат Яо оставался чистым, его белоснежная кожа по-прежнему излучала сияющий блеск, без единого крошечного красного следа от укуса. Поэтому Хэлянь Цзиню больше ничего не оставалась, как потешать себя мыслью, что это должно быть его кровь такая невероятная и на редкость драгоценная для них, наверняка, комары знают толк в товаре, и отличают какой лучше, а какой хуже.

На следующий день они прибыли в город Синьи.

Несмотря на то, что Е Цзяяо никогда здесь не была, но по рассказам она имела некоторые сведения, поэтому, прибыв в этот небольшой городок, она смотрела на него с некоторым интересом, вспоминая, как Первый глава всем сердцем стремился напасть на этот город, пожалуй для него это был важнейший вопрос. Однако побродив несколько минут по этому месту, она поняла, что помимо его многолюдности и большой оживленности, она не разглядела в нем ничего особенного. Город, как город.

– Я недавно был здесь. И гуляя, я лицезрел на городской площади несколько висящих трупов. Слышал, что это казненные бандиты с горы «Черного ветра», – сообщил Хэлянь Цзин, наконец-то найдя возможность показать, что он не настолько неотёсанный и все же кое-что, да знает.

– Правда? Тогда скорее пойдем я хочу посмотреть, – подзывала Е Цзяяо чувствуя, как по сердцу пробежался холодок.

Кто знает, может она сможет там распознать кого-то знакомого?

Хэлянь Цзин даже немного удивился, так как не ожидал такого предложения: «Разве, он не боится? Зрелище там все же было не для слабонервных».

– Пойдем, – убеждала Е Цзяяо.

Придя к нужному месту, она действительно увидела, что в центре площади находились более дюжины столбов, на каждом из которых висел труп. Как она и предполагала, Е Цзяяо с первого взгляда опознала, посередине на самом высоком столбе, висящее мертвое тело, которое принадлежало Второму главе – Шэн Ву.

У Второго главы была дурная репутация даже среди своих, так что за свою жизнь он успел прилично нажить себе врагов, так же не стоит списывать со счета его злодеяний её, собственно, похищение. Он определенно был злым человеком, и даже бичевание его бездыханного трупа, которое было вывешено на общее обозрение, на площади, тоже весьма заслуженное наказание. Однако в данную минуту, Е Цзяяо не могла испытывать к нему ненависть, честно говоря, наоборот, она почувствовала жалость по отношению к нему. Она не отрицала, что он был плохим человеком, но все же, в ту злосчастную ночь во время проливного дождя из многочисленных стрел, именно Второй глава защитил ее с распростёртыми объятьями, заслоняя ее своим телом, и был покрыт стрелами, как еж...

[!] Бичевание трупа в России так же известно, как «подвергнуть беспощадной критике (посмертно)». Эта древняя мера наказания «убийства трупа», чтобы осквернить мёртвого, так же еще известна, как запоздалая месть своему врагу или ненавистному человеку.

– Почему у тебя глаза покраснели? Все же испугался, да? А я ведь сразу пытался тебя отговорить от этой глупой затеи, – усмехнулся Хэлянь Цзин.

Е Цзяяо безразлично взглянула на него, ничего не ответив на его найденный повод насмехаться, просто повернулась и пошла дальше. Может, она с радостью кинула пару остроумных речей, но это было не подходящее место, да и сама она сейчас была не в настроении с ним пререкаться.

«Уже минуло немало дней с их смерти, но эти трупы до сих пор небыли погребены, а выставлены на общее обозрение. Это сделано в знак предупреждения народу или все-таки хотели похвастаться своим блистательным триумфом? Может еще один маневр показать, что в Синьи порядочные люди и чисты перед законом?» – подумала про себя она.

– Эй, нам сегодня удастся отведать нормальной еды? Вчера за весь день мне досталась лишь одна паровая булочка, которая была быстро съедена, словно птичка поклевала, – жаловался Хэлянь Цзин, догоняя ее.

Есть, есть, есть! Что, кушать теперь единственное, что ты можешь делать? Это только начало нашего пути, а ты уже не можешь этого выносить. Кто знает, может, завтра не сможем съесть обычную паровую булочку. Что тогда ты будешь делать? Ты действительно изнеженный и слабый. – Е Цзяяо была не в духе, и по сей причине решила долго с ним не цацкаться.

– Зато ты скупой и мелочный! Обязательно нужно было ткнуть меня в это носом?

Е Цзяяо не хотела оставаться в этом городе надолго и поэтому, купив немного соли, она сразу же отправилась дальше в путь.

– Зачем тебе понадобилась соль? Будешь использовать ее в качестве панировки для булочек? – поинтересовался Хэлянь Цзин в полном смятении.

Когда они вдвоем покинули центральную площадь, вскоре туда прибыл Ся Чуньюй и Фэн Чаолинь.

Ся Чуньюй посмотрел на трупы, повешенные на столбах, и отдал приказ:

– Снимай их! Сейчас наступили жаркие дни, и вскоре от них появится дурной запах.

Фэн Чаолинь жестом указал своим людям, и кто-то тут же направился развязывать веревки.

– Для оставшихся людей с горы «Черного Ветра» уже приготовлены благоприятные места для проживания? – спросил Ся Чуньюй.

– Все те, кто хотел уйти, отпущены и им было дозволено уйти, а те, кто хотел остаться, были переселены в надлежащие места, – ответил Фэн Чаолинь.

Ся Чуньюй кивнул, услышав его удовлетворяющий ответ.

– На этот раз Синьи сделал правильный выбор. Императорский дворец непременно воздаст соответствующую награду за их заслуги. Надеюсь, что брат Фэн будет и впредь высоко «держать знамя» гуманности и справедливости[!], а также продолжать совершать поболее добрых дел, которые принесут больше пользы деревне. Я верю, что идя этим путем, однажды семья Фэн определенно станет знатным родом и принесет благословение последующим поколениям.

[!] По учению Мэн-цзы, он обобщил четыре моральные нормы конфуцианства: «жэнь» 仁 (гуманность), «и» 義 (справедливость), «ли» 禮 (ритуал), «чжи» 智 (мудрость). Он считал, что среди этих четырёх норм наиболее важны две первые.

Это также служило предупреждением для Фэн Чаолиня не следовать по избранному пути Бай Чоньюе. Фэн Чаолинь только строил из себя божьего одуванчика, на самом деле в нем хватало своих недостатков, поэтому, если не установить никаких ограничений сейчас, то нет никакой гарантии, что в будущем его амбиции не станут завышенными. Если такое случиться, то по сравнению с Бай Чоньюе, разобраться с ним будет куда сложнее.

– В памяти Фэн будет на веки вечные выгравировано поучения господина, – торжественно ответил Фэн Чаолинь.

Двое подчинённых понесли потрёпанное мертвое тело Шэн Ву и пронесли его мимо Ся Чуньюя. Посмотрев на его труп, он вспомнил о смерти Яояо, и возложил всю вину на него, ведь если бы он ее не похищал, с ней ничего подобного не случилось, поэтому он всем своим сердцем возненавидел его еще больше и холодным тоном приказал подчинённым:

– Бросьте его в заброшенное кладбище, пусть он станет кормом для диких собак.

Прошло уже достаточно много дней с того самого инцидента, но он все еще продолжал вспоминать о ней, и всякий раз, когда он думал о ней, ему становилось на душе невыносимо тяжело. Быть может, это вызвано тем, что он никогда больше не сможет увидеть ее снова, услышать ее смех или саркастические изречения. А быть может это именно потому, что он уже ни как не сможет исправить содеянные ошибки по отношению к ней, и поскольку второго шанса у него нет, он чувствует эту боль, которая пожирает его изнутри.

– Господин, все уже подготовлено, – сообщил Сун Ци, подбежав к нему.

Когда Ся Чуньюй поднял голову, он искусно скрыл свое мрачное выражение в глазах. Он повернулся к Фэн Чаолиню и уже с безразличием произнес:

– Тогда попрощаемся здесь. До скорой встречи!

Фэн Чаолинь попрощался с ним и сложил руки в знак почтения.

Е Цзяяо купила одну бутылочку с сычуаньским перцем и причудливо посмотрела на глиняный горшечек, который ей приглянулся. В то время как Хэлянь Цзин, наблюдая за ней в душе, уже совсем отчаялся: «Неужели этот юнец действительно собирается накормить его не только булочкой в солевой панировке, но теперь еще и с сычуаньским перцем?»

У него за спиной раздался звук лошадиных копыт, и Хэлянь Цзин инстинктивно обернул голову и увидел, как мимо него проезжал необычайно бравый мужчина, восседая верхом на белоснежном рослом коне.

Эмм...

«Разве это не Чуньюй, наследный принц благородной семьи Цзинъань Хоу?»

[1] В оригинале Е Цзяяо предложила себя называть, как 是瑾兄– Старший брат Цзинь, а Хэлянь Цзин, как 景小弟 - младший брат Цзин. Предлагаю оставить все, как в аниме, Брат Цзинь и малыш Цзин, чтобы вам не надоели постоянные младший/старший.