Когда я услышал объявление о прибытии Литии, я выбежал из особняка и, на ходу поправив рубашку, направился к передней части сада.

Перед входом в особняк стояла прелестная белокурая девушка. За ней следовали несколько горничных и поджарый дворецкий сурового вида.

Девушка подошла ко мне и улыбнулась, — Приятно познакомится, меня зовут Лития Плейд, — она согнула ноги, отводя колени в стороны, затем отодвинула правую ногу немного назад, сопроводив все эти действия небольшим наклоном головы. По изяществу этот жест вполне мог посоперничать со знаменитым французским реверансом, который мне доводилось видеть только в кино.

— Арс Лювент. — Я поспешно представился, вернув приветствие.

Итак, что она из себя представляет?

Первое, что бросается в глаза – ее низкий рост. Ну, в этом нет ничего удивительного. В этом возрасте рост мальчиков и девочек примерно одинаков. Хотя, насколько я знаю, девочки растут немного быстрее. Она ниже меня, будучи на год старше, но это не значит, что я высокий.

Итак, она довольно симпатичная. Можно даже сказать, красивая. Светлые волосы. Правильные черты лица, источающие какое-то спокойствие и дружелюбие. Глубокий, проникновенный взгляд и белоснежная кожа.

Мои представления о ней, выстроенные благодаря информации, почерпнутой из письма, и действительность не сильно различаются. Ее внешность соответствует тому, что я себе представлял. Добросердечный ребенок.

Пока что, я решил ее оценить. Лития не может стать вассалом, однако, если все пройдет гладко, она вскоре может стать частью семьи. Ей не обязательно быть талантливой, но вместе с тем, было бы неплохо.

Что не так с этим статусом??

Просто ужасные показатели храбрости и командования, тем не менее удивительное, для ребенка, значение мудрости. Однако больше всего поражает показатель политика. В таком возрасте она уже почти достигла своего предела. Ей осталось всего 23 пункта до 100.

Политика – страшный навык. По моим наблюдениям, у людей, обладающих высоким его показателем, даже речь претерпевает изменения. Увеличивается словарный запас. Такие люди управляют своей мелкой моторикой. У них возрастают коммуникативные навыки, высокий эмоциональный интеллект, есть навыки ведения переговоров, способности к менеджменту. К тому же, они смотрят дальше остальных, умеют продумывать последствия.

Но меня поразило не это. Я и так со всех сторон окружен гениями.

Амбиции 80.

Почему они так высоки?

Она хочет совершить что-то грандиозное? Революцию? Свержение императора?

Каким-то образом, мое первое впечатление о ней, как о спокойной и нежной девушке, перевернулось на 180°. Диаметрально противоположно.

Поднял на нее глаза.

Она все еще улыбается, вот только теперь я не уверен, естественно ли это, или она что-то прячет за этим фасадом безобидной юной леди. Хотя, на мой взгляд, причин для беспокойства нет. Скорее всего, она делает все возможное, чтобы произвести хорошее впечатление.

У меня не осталось никаких сомнений в том, что она, как и моя компашка гениев, обладает нешуточным талантом.

Хотя накручивать себя, и считать каждого встречного врагом, попросту не имеет смысла. Все еще остается вероятность, что ее политика и амбиции высоки не потому, что она суровый дока интриг и замышляет устроить тут Варфоломеевскую ночь [1], а оттого, что это естественно для старой аристократии этого мира.

— … Прошу прощения, у меня что-то на лице? — упс. Слишком долго смотрел на нее.

Что я должен сказать?

— Уверена, это потому, что лицо молодой госпожи столь прекрасно! Арс-сама, наверное, был очарован вашей красотой, Лития-сама, — меня выручила горничная, стоявшая у нее за спиной. Обычно, это могло восприниматься, как грубое вторжение в разговор аристократов, но сейчас ее монолог пришелся как нельзя кстати, — В этом нет ничего удивительного, ведь у Литии-сама такая потрясающая улыбка, — добавила горничная.

— П-прекрати! Ты заставляешь меня смущаться… — Лития покраснела, приложив маленькие ручки к щекам.

Естественная реакция. Не похоже, что она притворяется.

— Прошу за мной. Я отведу вас в особняк.

— Благодарю.

Я не слишком спешил, стараясь чтобы она успела полюбоваться садом. Не зря же мы его украшали?

Лития шла рядом со мной, а позади, примерно в пяти шагах, следовали ее сопровождающие.

— Ламберк – чудесно место, — начала она.

— Вот как? — не знаю, лесть это, или она просто выражает свое мнение.

— Красиво. Потрясающая, девственная природа; оживленная деревенька неподалеку. Жители Ламберка выглядят очень счастливыми. Мой родной город, Торрекиста тоже удивителен, но мне больше нравится у вас.

Интересно. Мне казалось, приехав сюда, она должна разочаровано вздыхать. Все же Ламберк, не что иное, как обычная деревенька, расположенная в глухой сельской местности на границе провинции.

— А на что похож Торрекиста?

— Природа так же богата, как и здесь. Люди добры, и всегда готовы помочь окружающим, но у них есть один большой недостаток – им не хватает храбрости.

— Храбрости?

— Мы не можем сражаться. В отличие от нас, ваши солдаты, во главе с Рейвеном-сама очень храбры. Все это знают. Совершить столько подвигов на поле боя… Я завидую.

Так мы и разговариваем. Тридцать метров до особняка, которые можно преодолеть за минуту, превратились в вечность.

Заметил, что она хорошо строит фразы. Я не очень общительный человек, но ей с легкостью удалось меня разговорить.

Вообще, по-хорошему, впервые встретившись со своей невестой, я должен чувствовать себя, как на иголках, но почему-то это совсем не так.

Она умела и говорить и, главное, слушать собеседника. Кажется, с ней можно было беседовать обо всем на свете.

Ее реакции ни капли не похожи на притворство. Будь то удивление, или радость – все отражается на лице. Она часто хвалит собеседника, позволяя ему чувствовать себя лучше.

Прошло около пяти минут, с того момента, как мы встретились, а кажется, будто знакомы уже вечность.

Будь я обычным ребенком девяти лет, без какого-либо опыта или воспоминаний о прошлой жизни, не обладая анализом, меня, за эти пять минут, давно бы уже разговорили, заставив, как на духу, выложить все сокровенные тайны и секреты. Вот она какая, старая аристократия?

Если все это притворство и интриги – она ужасный ребенок.

Кажется, она распоряжается своими 77 пунктами на максимум. Похоже, характеристики – это еще не все. Я и раньше разговаривал с людьми, обладающими высоким значением политики, но такое давление, пусть с ней и легко разговаривать, чувствую впервые. Хотя давление, скорее, проистекает из моих собственных мыслей и подозрений.

Неожиданно, но похоже коммуникативные навыки не связаны напрямую с политикой.

Она внезапно остановилась, оглянувшись в сторону сада, в котором росли недавно высаженные нами цветы Мирамису.

— О-о…

— В письме говорилось, что они вам нравятся.

Не отрывая взгляда от багрово-красного цветка, она тихо пробормотала, — Это прекрасно…

— Неужели вы высадили их специально к моему прибытию?... — она с легкостью прочитала наш план, — Т-только для меня?… Должно быть, это было трудно, — подметила Лития, поправив волос, упавший на глаза и искренне улыбнувшись, — Спасибо. Я очень впечатлена.

Посмотрев на нее, я неожиданно вспомнил, что в прошлой жизни мечтал именно о такой дочери.

Нет. Нехорошо иметь отеческие чувства к невесте.

Брак подразумевает рождение наследника. А процесс… Когда это случится, я буду чувствовать себя виноватым. Ладно уж, неважно. Она все равно еще ребенок.

— В чем дело?

Только сейчас понял, что со стороны это выглядело так, будто я снова замер как идиот и, не отводя взгляда, минуту смотрел на ее губы.

Подавил беспокойное желание оглянуться на служанку, идущую сзади и попросить ее о помощи, и попытался оправдаться. К несчастью, первое, что пришло в голову, — Улыбка Литии-сама была столь прекрасна. Я просто очарован юной госпожой.

— Э-э… Ну, Арс-сама очень хорош в комплиментах, — со странным блеском в глазах ответила девушка, покраснев с головы до ног.

Какой-нибудь дамский угодник, возможно, выдал бы нечто вроде: «Ах, юная мисс, все потому, что вы прекрасны, словно цветущий по весне Мирамис», но я так не могу. Неловко, знаете ли.

____________________________

[1] Варфоломеевская ночь — массовое убийство гугенотов во Франции, устроенное католиками в ночь на 24 августа 1572 года, в канун дня святого Варфоломея. По различным оценкам, в Париже в этот день погибло около 3000 человек, а по всей Франции в погромах было убито около 30 тысяч гугенотов.