Год заканчивался.

По телевизору шёл Песенный турнир Красных и Белых [1].

Сатору в тёплом халате поверх свитера сидел за котацу в окружении лениво развалившихся кошек.

Из кухни вернулась Асахи.

— Икута-сан, ваша соба [2].

Она поставила на стол поднос с двумя небольшими глубокими тарелочками, над которыми поднимался пар. Кошки мгновенно почуяли рыбный запах бульона кацуобуси, дружно подняли головы и замяукали.

— Это мне, а не вам, — строго сказал Сатору и, отодвинув самых наглых, взял тарелку.

— Вот это вам.

Асахи подняла над головой пакетики с кошачьими вкусняшками, пахнущими валерианой. Кошки мгновенно окружили её и подняли настоящий гвалт. Девушка разложила лакомство по стоявшим в коридоре мискам и запрыгнула под котацу, нечаянно коснувшись ногой ноги Сатору.

Юноша невольно вскрикнул.

— Ой, простите. Я холодная, да?

— Нет-нет, ничего, — промямлил Сатору.

Хотя воскликнул совсем не от холода.

— Ну хорошо… Тогда с Новым годом вас.

— И вас.

Они улыбнулись друг другу, взяли палочки и принялись за собу.

Втянув в рот длинную лапшу, Сатору подумал, что сейчас не помешало бы ситими [3]…

— Прошу. — Асахи протянула ему баночку.

— Спасибо.

Сатору приправил собу и с удовольствием продолжил есть.

В Песенном турнире выступил последний исполнитель, и наступило время подсчёта очков у каждой команды.

Кошки доели лакомство, вернулись в комнату и разлеглись на своих любимых местах — на котацу и перед телевизором. Обычно их прогоняли со стола, но сегодня, в такой особенный день, сделали исключение. Сатору погладил чёрного кота, прижавшегося к нему. Кот довольно прищурился, а вместе с ним и Асахи.

Год заканчивался как нельзя более мирно.

«Давно я не был так доволен», — лениво подумал Сатору.

Ему на колени запрыгнула кошка. Она была горячей, как бутылка с водой. Сразу захотелось спать.

И тут…

— Сэнсэй, Няша, вы дома? — закричала Синобу у входной двери.

— Да, заходи! — громко ответила Асахи.

В гостиную вошли дети. Возглавлявшая процессию Синобу увидела Сатору, который вместе с кошками растянулся на котацу, и сокрушённо покачала головой.

— О-о, тяжёлый случай… И как это понимать? Режим «максимум лени»?

— Ой, а сама как будто на выходных не такая. Не могу же я круглые сутки быть учителем.

— Так-то оно так, но в присутствии учеников расслабляться нельзя.

Справедливо.

— Тогда жди. Сейчас переоденусь.

Сатору доел собу, сходил к себе в комнату, вернулся. Детей уже след простыл.

— Вот нетерпухи.

— Просто они не хотят тратить ни одной секунды зря. Пойдёмте.

Они с Асахи вышли на улицу, и Сатору сразу втянул голову в плечи.

«Конечно, ночью в самый разгар зимы и должно быть холодно, но не настолько же. Интересно, сколько сейчас градусов? Может, вернуться за шарфом? Нет, тогда меня точно засмеют. Тут идти-то два шага».

Подсвечивая себе фонариком, они направились к храму.

Дети практически сразу разбежались по округе.

— Смотрите, не потеряйтесь! — рефлекторно крикнул Сатору.

На самом деле он не особо-то и беспокоился за учеников. Видимо, у него уже началась профдеформация.

— Не потеряемся, — заверил его Такахиро. — Сэнсэй, вы чего такой недовольный?

— А с чего бы ему быть довольным, — вставила Сёко. — Сэнсэй наконец-то остался с Самурой-сан наедине, а тут мы набежали.

«Ничего подобного! — возмутился Сатору. — Хотя… Нет, наверное, так и есть».

Невесело усмехнувшись, он поводил фонариком по сторонам.

Они с детьми остановились у подножия лестницы храма, а Асахи поднялась по ступеням, внимательно осмотрела верёвку и потянула за неё.

Гулко зазвонил большой колокол.

— Сэнсэй, который час? — спросил Харума.

Сатору взглянул на наручные часы.

— Ещё пять с половиной минут.

Они решили встретить Новый год прямо здесь.

— Кстати, а какому богу здесь поклоняются?

— А что?

— Хм, Самура-сан вообще об этом говорила?

— Не знаю. Ай, да неважно всё это.

Когда осталось десять секунд, дети начали обратный отсчёт:

— Десять! Девять! Восемь! Семь! Шесть! Пять! Четыре! Три! Два! Один!.. С Новым годом!

— Поздравляю с Новым годом.

— Да. И я вас поздравляю.

Сатору и Асахи спокойно улыбнулись друг другу.

А потом пришла пора новогодних желаний. Дети по очереди подошли к храму и сложили ладони перед грудью.

— Что загадал?

— Стать футболистом, когда перерожусь.

— А я — мангакой.

— Вы чего! Нельзя говорить, а то не сбудется! — воскликнул Такахиро.

— Это правда? — спросил Сатору.

Асахи покачала головой.

— Исполнится желание или нет — зависит от самого человека.

Тут Сёко озорно улыбнулась.

— Такахиро-кун, а что ты загадал? Переродиться и снова быть с Синобу?

— Чего?! Нет, конечно! — воскликнул Такахиро, переполошившись, и все сразу поняли, что именно это он и загадал.

— А ты, Сёко?

— Секрет.

— Эй, так нечестно!

— Вот именно!

— Колись давай!

— Не-а.

Хитро улыбаясь, Сёко наотрез отказалась признаваться. Из-за этого веселье немного поугасло.

Асахи решила переключить внимание детей на что-нибудь другое и вынесла из храма старую коробку.

— Ну что, хотите погадать?

— О, да, самое время!

Синобу первой подлетела к коробке, за ней — все остальные. В конце Асахи протянула коробку Сатору.

— Не надо.

— Давайте-давайте.

И юноша не смог противостоять её улыбке.

Сунув руку в щель, он нащупал единственный оставшийся клочок бумаги, достал его и развернул.

— Большая удача.

— И у меня.

— И у меня.

— У меня тоже.

— Да, то же самое.

Предсказания были одинаковыми.

Впрочем, чему тут удивляться, ведь их написала Асахи. Разве она могла пожелать им чего-то другого?

— Ну вот, и как теперь испытывать удачу?

Все переглянулись и засмеялись.

Действительно, улыбающийся котик — хотелось надеяться, что это всё-таки котик, — у каждого на бумажке никак не мог принести несчастье.

Сатору регулярно проводил дополнительные занятия на зимних каникулах, да и просто виделся с учениками каждый день, поэтому даже не заметил, как начался последний триместр.

Однако настроение в классе ощутимо изменилось.

На первый взгляд, дети вели себя, как обычно, однако то тут, то там раздавались взволнованные шепотки и шушуканья. Они как будто с нетерпением ждали чего-то и в то же время боялись.

Сатору понимал, что с ними случилось, и в начале февраля, сразу после годовых контрольных, наконец-то озвучил невысказанные мысли вслух:

— Ну что, вы решили насчёт выпускного?

В то же мгновение класс окутала гробовая тишина.

Выпускной.

Дети понимали, что церемония будет не совсем обычной. После неё они не выйдут во взрослую жизнь, а покинут этот мир навсегда.

— Итак?

Первой ответила, как и всегда, Синобу:

— Мне казалось, мы давно готовы… Но теперь я как-то не уверена.

— Вот да, — согласился Такахиро.

— Я бы ещё походил в школу, — вздохнул Харума.

«Да я бы тоже ещё поучил вас, — признался Сатору. — И поучил, и сам поучился бы. Мне понравилось жить так…»

— Нет, так не пойдёт, — сказала Сёко, решительно отметая упаднический настрой. — Уже то, что мы остались в этом мире, неправильно. Конечно, я понимаю вас. Я и сама хотела бы ещё пожить, но так нельзя. Дело не в том, хотим мы выпуститься или нет. Мы должны сделать это. Иначе мы навсегда зависнем здесь. Именно решимости нам и не хватало.

Дети опустили головы и задумались.

Разумом они понимали, что Сёко права, что вечно веселиться нельзя и конец был предопределён с самого начала, но сердце умоляло подождать ещё немного.

Сатору кашлянул.

— Я же не говорю вам выпускаться прямо сейчас, сию же секунду. Всё подумайте, взвесьте, настройтесь. И, когда будете готовы, мы проведём церемонию.

Ему ответила тишина.

Ученики не возражали, но и не соглашались. Они просто растерялись.

— На сегодня всё, вы свободны.

— Встать. Поклон.

Дежурный Харума медленно поднялся и монотонно дал команду классу.

Сатору собрал листы с ответами на контрольную и пошёл к выходу. Перед самой дверью он обернулся.

Дети не сдвинулись с места.

Они так и продолжали смотреть в пол с отсутствующим видом.

Первую половину февраля Сатору не находил себе места от волнения. Он переживал, может быть, даже сильнее своих учеников.

В мае прошлого года Карин рассказала ему о Саиносиме и должности временного учителя. Сатору приехал на остров — точнее, его увезли обманом — и узнал, что здесь уже очень давно не жил никто, кроме четырёх детей, да и те были призраками. Сперва он хотел вернуться домой, но потом передумал.

С тех пор прошло, нет, пролетело в мгновение ока чуть меньше десяти месяцев.

«Но каких десяти месяцев? Справился ли я? Был ли хорошим учителем для Харумы, Синобу, Такахиро, Сёко? Или я смог бы дать им больше, если бы лучше старался?» — спрашивал у себя Сатору.

— Икута-сан, не принижайте себя. Вы замечательный учитель, — говорила ему Асахи.

Однако Сатору не успокаивался.

«А вдруг я настолько никчёмный, что мои ученики не смогут выпуститься?» — со страхом думал он.

И вот в понедельник…

Только Сатору вошёл в класс, Синобу громко закричала:

— Сэнсэй!

Не успел он и глазом моргнуть, как дети окружили его.

— Ч-что случилось?!

Сатору сразу заметил, что за выходные их задумчивость и отчуждённость бесследно исчезли.

Все четверо заговорщицки подмигнули друг другу и хитро улыбнулись, как будто задумали устроить большую шалость.

— Сэнсэй, вы знаете, какой сегодня день?

— А? Какой?

«А ведь правда, какой? Не выпускной, для него ещё рано. Результаты контрольных я уже раздал. Все написали хорошо. Вступительные экзамены им сдавать не надо, на работу устраиваться — тоже. Интересно… А какие ещё дни могут быть в феврале?»

Синобу и Сёко не выдержали и шагнули вперёд…

— Давай!

И дружно протянули Сатору то, что прятали за спинами. Сёко — мешочек с шоколадом, перевязанный красивой ленточкой; Синобу — открытку, на которой был изображён симпатичный юноша и красовалась надпись: «Сэнсэй, спасибо вам!»

— Это от нас.

— Конечно, парни друг другу на Валентинов день ничего не дарят, но… Пусть это будет в знак нашей благодарности, ладно? — сказал Такахиро и протянул тёмно-зелёный галстук.

— А это от меня.

Харума вручил булавку для галстука, сделанную из ракушки.

— Вы сами это сделали?

— Извините, что так тяп-ляп.

— Я такого не говорил. Спасибо большое! — поблагодарил Сатору, прижав к себе подарки.

Синобу подошла к нему на шаг и торжественно объявила:

— Сэнсэй, мы решили выпуститься.

Сатору широко округлил глаза.

— Точно? Вы уверены?

— Какая разница, уверены мы или нет. Мы с самого начала поставили себе такую цель.

— Конечно, не очень хотелось бы. В школе весело. Но так надо.

Дети переглянулись и дружно кивнули.

— Сэнсэй, спасибо. Благодаря вам мы наконец-то пойдём дальше.

— Ну что же вы делаете… — прошептал Сатору, стиснув зубы и изо всех сил сдерживая подступившие слёзы. — Зачем вы так рано? Подождали бы до выпускного… У-у…

Ученики смущённо заулыбались.

Вернувшись домой, Сатору рассказал Асахи о случившемся.

— Ну что, я была права? — спросила девушка, широко улыбаясь. — Икута-сан, у вас заниженная самооценка. Будьте увереннее в себе. Вы прекрасный человек!

— Вот только в прошлом я допустил огромную ошибку.

— Ну и что? Вы думаете, одна ошибка перечёркивает все ваши достоинства? Вот уж вряд ли. Кроме того, я сразу поняла, что вы очень хороший. А я знаю толк в людях. И в котах тоже.

Трёхцветная кошка у её ног требовательно мяукнула, и Асахи усадила её себе на колени.

— Кстати, я тоже приготовила вам шоколад, вот только…

— Что?

— Стоило мне на секунду отвернуться, как эти мордочки всё съели.

— А?!

«Но ведь шоколад для кошек — смертельный яд! — переполошился Сатору, а потом опомнился. — Ах да, это яд для обычных кошек. А бакэнэко, наверное, всё равно, что есть: яд или амброзию».

Кошка на коленях Асахи мяукнула с самым что ни на есть ехидным выражением на морде.

Сатору, скрипя зубами, уставился на неё.

«На сямисэн бы тебя пустить [4]!»

— Поэтому вместо шоколада я исполню одно желание, — продолжила Асахи.

— Желание? То есть любое?

— В пределах разумного, разумеется.

Сатору сглотнул.

«Спасибо, кошачий бог! Обещаю, что при первой же возможности посещу ваш храм и сделаю подношение. Валериану, или что вы там любите».

— Я даже не знаю… Что бы загадать? — протянул он.

На самом деле Сатору знал, что хотел бы попросить, но не мог решиться.

— Можно не сейчас. Главное — пока вы не уехали. Ах да, кошечек я вам не отдам. Ни одну.

И она обняла кошку.

Сатору усмехнулся.

«Нет, не бакэнэко мне нужны».

Тут в дверь позвонили.

— Кто бы это мог быть?

— Я открою.

Асахи хотела встать, но Сатору остановил её, вышел в коридор, открыл дверь и увидел на пороге Сёко. Девочка держала миску, в которой лежали нож и электронные весы.

— О, сэнсэй.

— Что случилось?

— Да вот, брала посуду у Самуры-сан, чтобы сделать шоколад. У меня-то всё увезли.

Сатору недоумённо склонил голову набок, а потом всё понял. Уехав с острова, семья Сёко, очевидно, забрала с собой все кухонные принадлежности.

Сёко заглянула внутрь дома.

— Неужели я помешала вам?

— Ничего подобного, — возразил Сатору.

— Простите, я уже ушла. Вот, передайте, пожалуйста, Самуре-сан.

Девочка отдала ему миску, развернулась и хотела убежать, как вдруг Сатору невольно воскликнул:

— Сёко, стой!

Однако Сёко уже бежала к храму.

В прихожую вышла Асахи.

— Икута-сан, кто это был?

— Я ненадолго. Держите.

— А? Икута-сан?

Сунув миску Асахи, Сатору выбежал из дома.

«Да она же чуть не плакала!»

Он догнал Сёко ещё на территории храма.

— Сёко!

Девочка остановилась, обернулась и удивлённо посмотрела на него.

— Мы так и не поговорили. Давай пройдёмся, — пригласил Сатору.

Мгновение подумав, Сёко кивнула и неторопливо направилась к лестнице.

— А как же Самура-сан?

— У нас с ней ничего не было, — успокоил её Сатору, шагавший следом.

— Но хотелось бы, правда? Может, помочь? — хитро улыбнулась девочка.

Видимо, словесные провокации были её лучшим оружием.

Впрочем, Сатору не растерялся.

— Это ты уговорила всех?

— Да. Они хотели, чтобы школа продолжалась, но ведь это эгоизм чистой воды. Мы уже умерли, а у вас вся жизнь впереди. Мы не имеем права привязывать вас к себе… И уж тем более проклинать и вселяться. Я сказала остальным, что нельзя отплачивать злом за добро, и они всё поняли.

— Могла бы как-то помягче завернуть.

— А иначе никто не согласился бы. Все любят вас, сэнсэй. Очень любят.

Сатору представил, что, скорее всего, произошло, когда он в тот день вышел из класса.

Синобу, наверное, закатила истерику. Такахиро тоже распереживался. Он только притворялся рационалом, но чаще всего действовал на эмоциях. Харума, самый маленький из всей четвёрки, расплакался. И только Сёко терпеливо, не торопясь убедила их в том, что они должны выпуститься. А потом предложила отблагодарить Сатору за всё и сделать ему подарки на День святого Валентина. Так дети во всех подробностях вспомнили десять месяцев, которые они провели вместе, и сумели разложить чувства по полочкам.

«Хорошо, что Сёко такая умница», — подумал Сатору, а потом внезапно нахмурился.

— А сама-то ты как?

— Простите?

— Ты поддерживаешь Синобу, распутываешь чувства Такахиро, присматриваешь за Харумой, даже помогаешь некомпетентному учителю. Ты добрая и заботливая.

— Спасибо, — улыбнулась Сёко, и Сатору улыбнулся в ответ.

— Сёко Судзури, ты миротворец. Терпеливая, внимательная — настоящая старшая сестра. Однако… не жертвуешь ли ты собой? Не отказываешься ли от своих желаний?

— Что вы! Я забочусь обо всех, потому что хочу так. Я не заставляю себя.

«Возможно, так оно и есть…»

Сёко постоянно помогала всем и искренне радовалась, когда проблема решалась.

Так почему же она совсем недавно чуть не плакала?

Почему Сатору никак не мог избавиться от необъяснимой тревоги?

— А может, на самом деле ты хочешь чего-то, просто отказываешь себе?

— …

— Если так, не держи всё в себе. Будешь обманывать cебя — точно не выпустишься.

— Я же говорю, у меня всё хорошо, — настойчиво сказала Сёко.

Сатору вздохнул. Такой ответ, естественно, его не убедил.

— Ну хорошо, сэнсэй. Я расскажу вам свою историю.

Они спустились с лестницы и свернули на дорожку, ведущую к деревне.

— Скажу сразу, мне не нравилось жить. Я хотела поскорее умереть.

Сёко говорила спокойно, но Сатору видел, как тяжело ей было вспоминать прошлое.

— Моя семья была самой богатой на острове. Население уменьшалось, рыбаков тоже становилось меньше, но нас это почти не затрагивало. Мой дедушка, глава рода, был старостой деревни. Он обладал огромным влиянием, был очень строгим… нет, настоящим тираном.

Девочка сделала небольшую паузу.

— Однажды дедушка заболел. Его положили в больницу, но вскоре выписали, и он вернулся домой. Папа с мамой предложили ему на всякий случай перебраться в комфортабельный дом престарелых в Исомаки, но дедушка отказался и решил лечиться на дому. Маме пришлось ухаживать за ним. У дедушки всегда был тяжёлый характер, но после болезни он стал ужасно раздражительным. Он каждый день кричал на маму и довёл её до того, что она сама слегла. Теперь ухаживать за дедушкой стала я. После учёбы я должна была сразу возвращаться домой, поэтому в средней школе у меня не было друзей. Я всё время была одна.

Сёко вздохнула и покачала головой.

— Мне было тяжело. Я всем сердцем ненавидела этот проклятый остров, где нельзя было даже спрятаться нормально. Не один и не два раза я молила небеса, чтобы дедушка поскорее умер. Тайфун спас меня.

Они добрались до подножия горы. Впереди показалась деревня и стоящий особняком двухэтажный дом в западном стиле.

— Мы шли к убежищу, когда я внезапно подумала: «Хочу, чтобы ветер унёс меня далеко-далеко, в неизведанные земли».

— Как в «Волшебнике Изумрудного города»?

Сёко кивнула.

— Глупо, правда? Я тотчас опомнилась, но поскользнулась, упала… и очнулась уже призраком. Представляете, что я почувствовала, когда узнала, что я теперь навсегда привязана к острову и не могу никуда уйти?

Сатору не ответил.

— Выжившие уехали, а мы остались. Сперва мы были совсем одни, но потом появились Самура-сан и Ватари-сан. Они уже пригласили вас. Ну а остальные вы знаете.

Сёко остановилась посреди дорожки, развернулась и открыто улыбнулась Сатору.

— Этот год стал для меня по-настоящему счастливым. Я была вместе с ребятами, с Самурой-сан, с вами, ходила в школу, болтала о всяких пустяках, играла после занятий, делала дома уроки. В общем, жила как самая обычная школьница. Я как будто увидела чудесный сон.

Внезапно налетел порыв ветра, и где-то в роще выше по склону застучал бамбук.

— Поэтому, сэнсэй, мои прижизненные желания… мои сожаления давным-давно исчезли. Правда. После смерти я обрела счастье, а большего мне и не надо… Сэнсэй?! Почему вы плачете?!

— Сёко… Ты такая благородная… Нашла счастье в обычной жизни… Ты не знаешь, что такое жадность… — проговорил Сатору, шмыгая носом.

— Как некрасиво. У вас есть салфетки?

— Ага, кажется, где-то были.

Сатору пошарил в карманах, достал бумажные салфетки и высморкался.

— Так вы, оказывается, сентиментальный человек?

— Сам в шоке. Наверное, расчувствовался в преддверии вашего выпуска.

— Ага, теперь вам ещё и о выпускном беспокоиться.

«Это точно», — усмехнулся Сатору.

— Ну так что, Сёко, не будешь всё усложнять, как это любит Такахиро?

— Не волнуйтесь, не буду, — гордо ответила девочка.

Сатору кивнул и внезапно чихнул.

— Не стоило вам выходить без куртки. Возвращайтесь-ка, пока не заболели.

— Угу.

«Самура-сан, наверное, тоже волнуется. Надо идти домой», — согласился Сатору.

— Тогда пока. Увидимся в школе.

— Да, до встречи.

И Сатору лёгкой трусцой побежал к храму.

Сёко ещё долго смотрела ему вслед и сдвинулась с места, только когда учитель скрылся из виду.

После тайфуна её дедушку положили в больницу Исомаки, где он скончался.

Сёко никогда не любила родной дом. В нём она чувствовала себя, как в тюрьме. Однако после смерти она сумела оставить грустные воспоминания в прошлом и даже научилась смеяться над ними.

Время лечит даже самые тяжёлые раны.

Сейчас она понимала, что дедушка был одиночкой. Он не мог никому открыться и копил всё раздражение в себе. Может быть, пост старосты тяготил его больше всего прочего.

И Сёко сперва была такой же, но потом у неё появились друзья, Асахи и Сатору.

Жизнь после смерти наполнила её небывалым счастьем и позволила окончательно распрощаться с прошлым.

Так что Сёко ни в чём не соврала Сатору.

Вот только она не понимала одного.

Как это тяжело — отпускать счастье.

Снег шёл с самого утра. Мягкий, как вата, он падал на землю и тихо таял.

Сатору стоял у открытой входной двери и думал:

«Снежинки рождаются так ненадолго, и отведённое им время пролетает так скоро… Мы точно такие же снежинки. Казалось бы, мы живём десятки лет, но на самом деле эти годы — всего лишь пыль у подножия горы мироздания…»

— Икута-сан, всё хорошо? — спросила Асахи.

— Ага, — ответил Сатору, обернувшись. — Просто мы собирались сегодня порепетировать выпускной, и вот что-то я задумался…

— Да, скоро же выпускной, — кивнула девушка и тоже посмотрела на снегопад.

Выйдя из дома, Сатору открыл зонт и уже хотел идти в школу, как вдруг услышал громкое мяуканье. Из-за двери выбралось несколько кошек. Они принялись кружить вокруг Сатору, а одна даже повисла на папке с документами.

— Прекратите сейчас же! Вот вернусь и поиграю с вами, — строго сказал юноша, однако нарвался на протестующее мяуканье.

— Кажется, они хотят с вами, — заметила Асахи.

Чёрная кошка громко заурчала, как будто пытаясь сказать: «Вот-вот!»

— Кошки — в школу? — усомнился Сатору.

— А вы устройте день открытых дверей.

«День открытых дверей? Зимой? Да и зачем, собственно? Сегодня не будет уроков. Мы быстренько пробежимся по церемонии и разойдёмся. Хотя… А почему бы, собственно, и нет?»

— Ну ладно. Только не мешайте, — смилостивился Сатору.

И кошки тотчас разбежались по округе. Они как бы гуляли сами по себе, но в то же время держали курс по направлению к школе.

— Хорошего вам дня.

— Ага, и вам тоже.

И Сатору вместе с кошками пошёл на работу.

— Знаете, я тут подумал… А зачем вообще репетировать выпускной? — спросил Такахиро по пути в спортзал.

— В смысле?

— Это же не контрольная и не экзамен, а простая церемония. Ну запнёмся мы, замешкаемся, забудем слова — ничего же страшного. Мы всё равно выпустимся. Весь смысл в том, что мы будем чувствовать в тот момент. Мне кажется, правильнее было бы вообще без репетиций.

— Однако будет лучше, если всё пройдёт гладко.

— М-м…

— По правде говоря, в средней школе я думал точно так же.

— Да? Значит…

— Ничего это не значит. Не пытайся увильнуть от работы.

Они подошли к спортзалу. Стоило только открыть тяжёлые, с трудом поддающиеся двери, как изнутри пахнуло пылью и плесенью.

Сатору тут же задержал дыхание.

— Вы что, ни разу не убирались здесь?

— Так ведь у нас не было физры, вот мы сюда и не заглядывали.

— Давайте-ка проветрим тут всё. Откройте окна.

Дети поставили стулья и взлетели к высоким окнам. Всё-таки у призраков были свои преимущества — например, им совершенно не требовались лестницы.

Сатору, прикрывая лицо ладонью, тоже хотел внести свой вклад в проветривание, как вдруг заметил, что один из учеников по-прежнему стоял у входа и отрешённо смотрел вдаль.

— Сёко, что с тобой? Тебе нехорошо?

Девочка заморгала так, будто только что проснулась.

— Что? А, нет, простите. Просто немного задумалась.

— Точно всё хорошо?

— Конечно. Просто нахлынули чувства. Ну, что скоро конец и всё такое.

— А-а…

Сатору совсем недавно думал о том же самом.

«А на выпускном эти чувства станут только сильнее. Только бы не расплакаться».

Сёко полетела к дальней стене и открыла большую дверь, через которую когда-то вносили спортинвентарь. В зал ворвался холодный ветер, а вместе с ним — игравшие во дворе кошки. Задрав хвосты, они подбежали к Сатору и принялись усиленно тереться об него.

— Ай! Холодно! Слезьте с меня!

Однако кошки вскарабкались по его ногам и принялись лезть под пиджак.

Видимо, для них люди зимой были просто ходячими грелками.

Проветрив зал, Сатору и дети вооружились швабрами и принялись отмывать пол и сцену. Всё утро ушло только на то, чтобы привести спортзал в порядок.

— Так, микрофон нам не понадобится, флаг есть… А, стоп, флага нет.

В школе осталось неплохое оборудование, однако флаг куда-то делся. Видимо, его по какой-то причине увёз персонал. Ну а флага средней школы Исомаки Конан, куда ходили Синобу, Такахиро и Сёко, тут никогда и не было.

— А он вообще нужен? — усомнилась Синобу.

— Да зачем, — сказал Такахиро. — Я же не из средней Конан выпускаюсь. И если на аттестате будет стоять её название, мне будет как-то… не по себе, что ли.

— Тогда какой аттестат тебя устроит?

— Очевидно, нашей школы. А, ну да…

Они только сейчас поняли, что у их школы не было названия.

— Без паники, сейчас всё будет. — Синобу скрестила руки на груди и задумчиво замычала. — О! Раз это школа Икуты-сэнсэя, то пусть так и называется — школа Икута!

— Вогнать в краску меня решила? А других вариантов нет?

— Школа призраков Саиносима, — негромко предложил Харума.

— Школа призраков… — задумчиво повторил Сатору.

«А что, неплохо. И, что самое главное, точно отражает суть — четыре призрака и их учитель-человек».

— Отлично, мне нравится. Пусть будет школа призраков Саиносима.

Такахиро, Синобу и Сёко дружно кивнули, а Харума смущённо улыбнулся.

После уборки они наконец-то приступили к репетиции.

На расставленные перед сценой стулья тут же запрыгнули кошки.

— Я же говорил вам не мешать, — вздохнул Сатору, спуская их обратно на пол. — Так, давайте начинать. — Они вышли в коридор. — Пойдёте строем. Харума, ты у нас самый младший, поэтому будешь первым. Остальные — в алфавитном порядке [5].

Сатору построил их в колонну и дал отмашку.

Харума уверенно вошёл в зал, Синобу держалась сразу за ним, а вот Сёко замешкалась.

— Сёко, не тормози, — сказал замыкавший Такахиро.

— А, да.

Она сделала пару шагов и внезапно остановилась в дверях. Такахиро чуть не врезался в неё и едва успел отскочить.

— Сёко, что с тобой? — спросил Сатору.

Девочка не ответила. Она опустила голову, поэтому лица было не разглядеть, но было видно, как она дрожит.

— Всё-таки тебе нехорошо?

Сатору подошёл к ней.

Свистнул рассекаемый воздух.

Юноша отлетел и снёс стулья.

— Сэнсэй! Сэнсэй, вы целы?!

— Ага… Что это было?

Держась за грудь, Сатору опёрся об упавший стул, кое-как поднялся и оцепенел.

— С-Сёко?

Вокруг неподвижной девочки извивались странные чёрные нити, похожие на щупальца актинии. Зрелище ужасало и завораживало.

Кошки с громкими криками разбежались.

— Сёко…

— Нет, Харума, назад! — закричал Сатору, но опоздал.

Нити взметнулись, переплелись друг с другом и превратились в тонкие верёвки, которые мгновенно опутали мальчика и потащили к Сёко.

— Харума!

— Гх…

— Это же…

Однажды они уже видели чёрные верёвки, способные касаться призраков.

— Мерзость! Она выползла из моря?!

— Нет! — закричал Такахиро. — Сэнсэй, это не она! Это Сёко! Сёко превращается в мерзость!

— Что?!

Сёко обмякла.

В её теле появились трещины, из которых тянулись чёрные нити. Переплетаясь, они становились тонкими верёвками.

Душа Сёко «распускалась» и перерождалась мерзостью.

— Но почему?..

Мерзость — это душа, поглощённая сильнейшими отрицательными чувствами. Но Сёко искренне хотела выпуститься. Какие у неё могли остаться сожаления?

— Я позову Няшу!

Синобу полетела было к двери, однако одна из чёрных верёвок схватила её за лодыжку.

— Синобу!

Такахиро попытался вытащить её, но и сам попал в плен.

Верёвки опутали их и потянули к Сёко.

— У-у…

— А-а!

— Синобу! Такахиро! Сёко, прекрати! Зачем ты это делаешь?! Ты не хочешь выпуститься?!

И тут Сёко наконец-то разомкнула губы.

— Нет, — ответила она глухо, словно со дна глубокого моря. — Я не хочу выпускаться. Я не хочу, чтобы всё закончилось. Я наконец-то обрела счастье и не хочу терять его.

Сатору остолбенел.

— Сёко…

Да, Сёко избавилась от старых проблем, но школа подарила ей долгожданное счастье, а вместе с ним и новые сожаления.

— Боже мой!

— Нам ещё рано заканчивать. Вы же согласны, ребята, правда? Сэнсэй… я… хочу… учиться дальше!

— Сёко!

— Сэнсэй, бегите!

Сатору едва увернулся от устремившихся к нему верёвок. От удара на полу осталась большая выбоина.

— Сёко, сдурела?! Ты же убьёшь сэнсэя! — воскликнул Такахиро.

— Конечно. Я и хочу убить его, — ответила Сёко с жуткой улыбкой.

— Что?

— Сэнсэй тоже должен стать призраком. Тогда он останется на острове и будет учить нас. И мы будем вместе! Все вместе! Всегда-всегда! Чудесно, не правда ли? — закричала она и внезапно побледнела. — Нет! Я больше не хочу! Не хочу быть одна! Не хочу грустить! Не хочу никого терять!

Она вскинула руки и послала чёрные верёвки опутать Сатору.

На этот раз юноша попался. Верёвки впились ему в грудь, не давая дышать.

— С-Сёко…

— Икута-сан!

В этот момент через боковой вход вбежала мико. Вокруг неё крутились те самые кошки, которые недавно умчались прочь. Выходит, они решили позвать Асахи.

— Самура… сан…

— Икута-сан! Держитесь, я сейчас!

Асахи подняла левую руку. Зазвенели колокольчики, запела тетива нематериального лука.

Сёко закричала, и тонкие верёвки, тянущиеся от её плеч, опали.

Мико выстрелила снова, освобождая детей от пут.

— А-а-а!

— Сёко-сан, возьми себя в руки! Ещё немного, и процесс превращения станет необратим.

— Замолчите! Я не буду выпускаться! Не отдам сэнсэя! Верните всех!

Температура в зале резко упала на несколько градусов.

Из Сёко вырвалось несколько особенно толстых верёвок, которые снова связали детей. Те закричали, но очень скоро замолкли и бессильно поникли.

— Синобу! Такахиро! Харума!

— Не волнуйтесь, сэнсэй, и не голосите. Я не причиню им вреда, иначе мы не сможем ходить в школу.

— Сёко-сан! Остановись! Прошу! — взмолилась Асахи.

Девочка повернулась к ней.

— А зачем? Вы же и сами хотели бы остаться с нами. А для того сэнсэй должен умереть, разве нет?

— Сёко-сан!

— Нет, молчи! Молчи-молчи-молчи-молчи-молчи-молчи-молчи!

С каждым возгласом из Сёко вырывалось всё больше и больше чёрных верёвок.

Её личность растворялась и превращалась в мерзость. И чем больше она утрачивала себя, тем туже стягивались путы.

«Она так и правда убьёт меня!»

— Икута-сан! — Асахи подняла лук. — Сёко-сан, отпусти всех. Иначе… я уничтожу тебя!

— В смысле «уничтожите»?! Что вы хотите с ней сделать?! — воскликнул Сатору.

— Уничтоженная душа исчезает… навсегда, — ответила Асахи, не опуская оружие.

— Но так нельзя! Надо придумать что-то другое!

— Надо! Но я не позволю ей убить вас! — решительно отрезала мико и посмотрела на Сёко. — Сёко-сан, это последнее предупреждение. Ты хочешь исчезнуть? После стольких лет? Неужели ты сдашься всего в одном шаге до цели?

— А хоть бы и так! Мне всё равно, что со мной случится! Я исчезну что так, что так!

И девочка расхохоталась.

Её голос дрожал и менялся, к нему примешивались какие-то потусторонние нотки. Горло чернело и распадалось на отдельные узелки.

Теперь верёвки тянулись не только из рук и ног. Сёко вся превращалась в них, становилась мерзостью. С треском и шипением её сожаления искажали душу, меняли её, превращали в нечто неправильное, неестественное.

Асахи грустно вздохнула.

— Понятно… От твоей личности практически ничего не осталось.

Она натянула тетиву и уже хотела выстрелить…

— Стойте! — воскликнул Сатору.

— Икута-сан?!

— Дайте… Дайте мне немного времени… — хрипло выдавил юноша.

— Какое время?! Вы же лучше всех понимаете, что его нет!

Асахи была права.

Верёвки туго стягивали Сатору, но, что страшнее, они уже начали проникать внутрь него.

Юноша не знал, съедят ли они его изнутри или превратят в своё подобие, но в одном он был уверен — Сатору Икута перестанет существовать.

— Ладно, но если я увижу, что ничего не получается, то выстрелю, — сказала Асахи, продолжая держать Сёко на прицеле.

Сатору благодарно кивнул ей и повернул голову к Сёко.

— Послушай… Ты же меня слышишь?

Девочка не ответила.

— Прости. Я ужасно тупой. Я не видел, что тебя гложет. В прошлом я точно так же не заметил чувства одной ученицы, и всё закончилось трагедией. Я решил, что недостоин быть учителем, и на какое-то время отошёл от дел. Но потом я прибыл на Саиносиму, познакомился с вами и подумал, что, возможно, у меня получится хоть чему-нибудь научить вас, хоть немного помочь вам…

— …

— И я решил попробовать ещё раз. Надеялся на этот раз сделать всё как следует, но ничего не вышло. Я снова допустил ту же ошибку, и пострадала уже ты.

— …

— Знаешь, Сёко, я тоже был бы не прочь остаться здесь с вами. Что уж там, я хотел, чтобы вы не выпускались.

— …

— Видишь? Даже я, взрослый человек, не устоял против искушения. А вы ещё дети. Если отбросить в сторону красивую мишуру, все эти слова про выпускной, рай, жизнь на небесах, останется голая неприглядная правда — вы просто исчезнете. Снова умрёте и вкусите горечь разлуки. Это больно. И всегда было больно.

— …

— Так что никакой я не учитель, а полная бесполезность. Прости, ты мучилась и страдала из-за меня. Извини. Пожалуйста, извини меня. Если бы у вас был хороший учитель, он, наверное, сразу всё понял бы и помог тебе.

— Нет… — прошуршала Сёко.

— Сёко?

— Неправда… Вы не бесполезность… Икута-сэнсэй… Сэнсэй… Вы замечательный учитель. Если бы не вы, я бы так и не познала счастье. Вы — лучший учитель! Не называйте себя бесполезным! Я… А-а! Я вас!..

Девочка надсадно застонала и выпустила всех.

Сатору не устоял на ногах, упал, но тотчас же вскочил и обернулся.

Сёко пришла в себя и снова стала прежней… Да не тут-то было!

— Сёко!

Она опустилась на колени и сжалась.

Из тела вырвалось несколько толстых верёвок, которые связали её.

Превращение в мерзость не остановилось, а, напротив, ускорилось.

— Но… почему?.. — прошептал Сатору.

Асахи грустно покачала головой.

— Слишком поздно. Отрицательные чувства стали сильнее Сёко-сан. Они пытаются поглотить её.

— Нет! Надо спасти её!

Сатору хотел подбежать к Сёко, но она закричала:

— Не подходите! Если приблизитесь, оно и вас захватит! Вы станете мерзостью!

— Сёко…

— Простите меня. Похоже, выпускного мне не видать. Но хорошо, что только мне. Сэнсэй, спасибо. Благодаря вам я никого не убью.

Девочка встала, пошатываясь.

— Я должна уйти, пока ещё соображаю. Ребята, забудьте обо мне и выпуститесь. Сэнсэй, позаботьтесь о них.

Она глубоко поклонилась и, видимо, окончательно потеряла контроль над собой.

Верёвки плотно опутали её, сформировав нечто вроде кокона.

Асахи с болью в глазах отвела взгляд.

Сатору же… кивнул и зашагал вперёд.

— Сэнсэй, вы чего?!

— А ты думала, я покорно соглашусь и отпущу тебя?!

— Сэнсэй!

— Икута-сан, не надо!

Верёвки поймали Сатору и потащили к кокону. Юноша не сопротивлялся, ведь он добивался именно этого.

— Сэнсэй? Почему?! — послышался голос Сёко.

«В ней ещё осталась крупица сознания!»

Приободрённый, Сатору сказал:

— Если мой ученик пытается уйти из школы, я, очевидно, постараюсь всеми силами остановить его.

— Сэнсэй… Но…

— Уже поздно? Кто сказал? Ты пришла в себя, значит, и личность вернуть сможешь! Я — ваш классный руководитель! Я отвечаю за всех вас и выпущу только всех вас! Я никого не отдам!

Сатору схватился за пеньковые верёвки.

— Сэнсэй! Нет! Не надо!

Толстые верёвки яростно забились, пытаясь вырваться, а потом проникли под кожу. Руки ожгло, точно огнём, однако Сатору не отступил.

— Нет, надо! Я больше не позволю моему ученику оступиться!

— Оступиться?.. Я оступилась?..

— Именно! Бей меня, кричи на меня, но я верну тебя!

— Сэнсэй… Сэнсэй, простите меня! Я ошиблась!

Кокон со скрипом задрожал. Похоже, Сёко пыталась выбраться. Однако отрицательные чувства не хотели выпускать её. Взвившись кнутами, они обрушились на Сатору.

— А-а-а!

На этот раз страшнейшая боль чуть не сломала юношу. Но, когда он был готов сдаться, его поддержали чьи-то маленькие тёплые руки.

— Сэнсэй, держитесь!

— Харума?!

Не только он.

Такахиро разорвал верёвки, проникшие в Сатору, а Синобу точными пинками разогнала нападавших.

— Сёко, ты дура! Мы же договорились, что будем все вместе! Как мы можем уйти, оставив тебя!

— Синобу-тян!

— Сэнсэй, давайте! Тяните!

С помощью детей Сатору вплотную подобрался к кокону, раздвинул верёвки и увидел Сёко. Девочка висела внутри, словно бабочка, попавшая в паутину. Она была совсем близко.

— Сэнсэй!

— Да, я тут!

— Сёко, сейчас может быть немного больно!

Сатору храбро сунулся в кокон и схватил Сёко.

Девочка прижалась к нему. Она дрожала. Боялась. Боялась собственных ошибок.

«Всё хорошо, я с тобой. Учитель с тобой». — Сатору обнял её.

Остальные дети схватили его за пояс.

— Давайте! И-и раз!

И потянули на себя.

Сёко закричала. Кокон с треском разорвался, и все, отлетев, покатились по полу.

Но верёвки мерзости не успокоились. Со свистом они бросились в атаку, собираясь вернуть Сёко.

Но тут зазвенели колокольчики.

Свистнула тетива, и полчище верёвок вздыбилось, точно волна, налетевшая на препятствие. Асахи выстрелила снова, и только тогда мерзость начала таять. Её как будто разорвала на куски невидимая сила.

Сатору ещё какое-то время ошеломлённо смотрел на поле битвы и опомнился, только когда услышал над ухом громкое мяуканье.

— Сёко, ты как?

Девочка смотрела на свои руки. Чернота растворялась, узлы исчезали, и они снова принимали человеческий вид.

— Всё, можно не волноваться, — сказала Асахи, не скрывая удивления. — Произошло настоящее чудо.

Сёко вскинула голову. Сатору кивнул ей, друзья тоже.

— Сэнсэй… Ребята… Я… Я!.. Простите! Простите меня!

И она расплакалась.

Сатору ласково погладил девочку по голове.

— Ты молодец.

____________

1. Ежегодное музыкальное конкурсное шоу, проводимое в предновогодний вечер. участники — наиболее популярные в японии музыканты уходящего года — разбиваются на команды «красных» (женщин) и «белых» (мужчин).

2. Национальное японское блюдо — длинная лапша из гречневой муки.

3. Он же ситими-тогараси — перец семи вкусов. смесь нескольких видов перца, белого и чёрного кунжута, водорослей нори, семян конопли, тёртого имбиря и жареной апельсиновой цедры.

4. Сямисэн — трёхструнный японский музыкальный инструмент. традиционно корпус обтягивается кошачьей либо собачьей кожей.

5. Согласно японскому алфавиту годзюону, слоги с-ряда идут перед слогами т-ряда, поэтому такахиро стоит последним. однако н-ряд предшествует й-ряду, поэтому си-но-бу (しのぶ) стоит первее с(и)-ё-у-ко (しょうこ). в таких случаях вот эта маленькая кана ё (ょ) считается полноразмерной. прим. перев. (по настоянию редактора)