Но прошла неделя, начался декабрь, а я по-прежнему занимался в садоводческом кружке. Всё из-за Аяки, которая каждый день после уроков поджидала меня. Сколько я ни ломал голову, но так и не понял, чего она так обо мне печётся.

Поскольку я ничего не смыслил в садоводстве, то, прислонившись к ограждению крыши, почти всё время проводил как и прежде — бездумно созерцая город. В тот день на голубом небе, словно наклеенные, висели два-три облака, и от пристального их разглядывания начинало колоть в глазах.

Мне всё хотелось расспросить Аяку поподробнее о том, что она сказала мне на обратном пути из раменной. Но, не в силах подобрать слов, я в конечном итоге просто стоял у ограждения и смотрел вдаль.

— Фудзисима-кун, давай тоже помогай! — Аяка с секатором в руках надула щёки.

— ...Я не знаю, что делать. Поливать я уже закончил.

— Нужно всего лишь воткнуть ампулы в почву. По одной на растение.

Аяка передала мне ампулы с удобрением. Выстроенные в коробке из-под бэнто [1], они напоминали бутылочки с соевым соусом. Правда, вместо соевого соуса внутри находилась жёлто-зелёная жидкость.

— Самое сложное — срезать кончик. Если много захватить, то содержимое сразу всё вытечет. Ювелирная работа.

С гордостью говоря это, Аяка секатором срезала у ампул самые верхушки.

— Вот так. Я режу, ты вставляешь. Работай прилежно.

— Терпеть не могу работать.

Бурча себе под нос, я вставлял перевёрнутые ампулы в цветочные горшки.

— Это не так. Мне кажется, тебе просто трудно вообразить себя работающим.

— Ого, зрите в самый корень, — я от неожиданности перешёл на вы.

— Так ведь мой брат точно так же говорит. Что не понимает, почему, чтобы жить, обязательно нужно работать. В итоге он ушёл из школы, работу не ищет и не знает, куда себя деть.

Не понимает, почему обязательно нужно работать. Действительно, я чувствовал то же самое. Настанет ли день, когда я пойму, что невозможно прожить, не трудясь? Или же мне предстоит пополнить ряды тех, кто собирается за «Раменным цветком»?

Прогнав из головы эту страшную мысль, я сосредоточился на деле. До периода цветения было далеко, и из земли торчали лишь сухие стебли с пожухлыми листьями. Растения сейчас в подготовительной фазе.

— Ты уж меня извини, если я ошибаюсь, но мне кажется, что у тебя и моего брата, возможно, более тяжкий недуг, чем нелюбовь к работе.

— Да ну?

Это, оказывается, болезнь.

— Просто смотри, в детстве люди не любят сельдерей и морковку, но когда вырастают, то начинают их есть. А вот, скажем, сапог или покрышку слопать никто не решится. Это не вопрос любви или нелюбви. Их, сколько ни расти, есть не станешь.

— «Не могу представить, чтобы я такое ел», — что-то типа того?

— Именно.

— Ну и сильна ты примеры приводить. Спасибо, теперь я приуныл основательно.

— Выше нос! — Аяка хлопнула меня по спине.

Вообще-то, это твоя заслуга.

— Вот и людям из «Цветка» ты тоже, можно сказать, приглянулся. Наверное, почувствовали в тебе родственную душу. Тэцу-сэмпай сказал привести тебя снова.

— Я решил больше там не бывать, — сказал я. А не то ещё, чего доброго, приберут к рукам.

— Ты что, пойдём! Все ведь ждут.

Чего это я им приглянулся? Сам я практически ничего не говорил, уровень социализации — ноль.

— Не такой уж ты и безмолвный жучок, каким себя считаешь.

— Думаешь? — не помню, правда, чтобы называл себя безмолвным жучком.

— Ну да. Просто часто сам с собой говоришь.

Я ненароком воткнул ампулу в носок ботинка.

— Я... я так часто говорю сам с собой?

— Ага. Так что всё-таки разговор удаётся поддерживать. Эй, ты как? У тебя цвет лица нездоровый.

Возможно, мне никогда уже не выбраться из этой ямы.

— Но если ты не будешь чаще озвучивать свои мысли, я так и не смогу тебя понять.

— Я часто забываю, как нужно разговаривать, — сказал я то, что к слову пришлось. Но, произнесённое, это показалось мне правдой. Аяка внимательно на меня посмотрела и вздохнула.

— Тогда будем тренироваться. Ладно?

В итоге Аяка снова потащила меня в раменную. На этот раз у задней двери «Цветка» никого не оказалось. И посетителей, несмотря на вечернее время, не было.

— Снова к нам Наруми пожаловал, — удивлённо сказала Мин-сан, завидев меня. Она шинковала капусту. На ней, как и в прошлый раз, был откровенный наряд из майки, надетой поверх сараси. — Впрочем, я подозревала, что ты тоже станешь таким.

— Таким — это каким?

— Знаешь, ещё ведь не слишком поздно, — только и ответила Мин-сан.

Да о чём она?

— Если Фудзисима-кун будет тренироваться в общении, то ни за что не станет NEET'ом! — сказала Аяка и пошла на кухню надевать передник. Я вздохнул и присел на бочку. Пусть говорят, что им вздумается.

— А что, если бы Фудзисима-кун устроился здесь на подработку?

— Так он вроде ни на что не годен, не нужны нам такие, — не задумываясь ответила Мин-сан.

Пока я, оробев, размешивал ложечкой кофейное мороженое, Мин-сан вышла из кухни с чашей в руках.

— Ах да, ведь есть дело, с которым ты справишься.

— О чём вы?

— Отнеси это Элис.

В чаше, над которой клубился пар, виднелся танмэн [2] с кучей овощей. На этот раз под овощами даже угадывалась лапша.

— В прошлый раз, когда ты относил, она всё съела. Обычно всегда оставляет. Так что будь другом. Если чаша не опустеет — я тебя тресну.

— Это ещё что? Я заказывала танмэн без лапши, морковки, грибов и мяса, — надулась Элис, увидав содержимое чаши.

Хотя в офисе детектива работал кондиционер, на Элис снова была только пижама с мишками. Ей что, ни капельки не холодно?

— А здесь и лапша, и мясо, и всё такое прочее. Я требую внятного объяснения.

— Мин-сан переживает из-за твоего несбалансированного питания.

— Да ну? «Несбалансированность» предполагает наличие критериев, на которые следует опираться. Так не потрудишься ли перечислить эти так называемые «критерии питания», по которым ведётся сравнение, а также то, на чём они основаны? Предупреждаю: я прожила больше десяти лет на «Докторе Пеппере», и если ты сейчас озвучишь дешёвые принципы, на которые опирается большинство, то я мокрого места от них не оставлю.

Я вздохнул. Не знаю, детектив там она или нет, но за словом в карман уж точно не полезет. Понимая, что мне её не переспорить, я поспешил применить козырь, полученный от Мин-сан.

— Если всё не съешь, мороженого не получишь.

Элис обомлела. Губы у неё задрожали.

— ...К-какой грязный ход. Запугивание карается статьёй 222 уголовного кодекса. А продажа с принудительным ассортиментом запрещена статьёй 9 антимонопольного закона.

Слёзы выступили у неё на глазах, но Элис продолжала, размахивая руками, приводить всё новые сомнительные выдержки из законов. Это было забавно, поэтому некоторое время я просто молча наблюдал за ней.

В конце концов она, по-видимому сдавшись, взяла в руки палочки.

— Неси сюда «Доктор Пеппер», три банки!

— Собираешься пить перед едой?

— Собираюсь пить во время еды! Как будто я смогу иначе съесть эту морковку и мясо!

Надо было видеть, как Элис, держа алую баночку в одной руке, чуть не плача прихлёбывала танмэн.

— Отвернись, болван!

Она кинула в меня банкой, которую уже успела осушить, и я, сдерживая улыбку, отвернулся. Но какая у неё всё-таки немыслимая диета. Она вообще с этой планеты?

— А в школьной столовой ты как себя вела? На тебя там не ругались? —задал я вопрос, внезапно всплывший в голове.

Немного погодя последовал ответ:

— Я не была в школе.

— Э...

— Я никогда не посещала учебные заведения. О системе общественного питания, впрочем, представление имею.

Я, конечно, понимаю, что она отличается от нормальных людей, но чтобы не учиться в младшей школе...

— По словам Тэцу, неоконченная младшая школа — это высший разряд для NEET'а. Хм. Лично меня такое ранжирование мало интересует.

Но что-то мне подсказывает, что она всё равно ни во что не ставит нормальных людей, окончивших, как положено, младшую, среднюю и старшую школу.

— Ничего подобного. Я вовсе не презираю нормальность.

Я в изумлении обернулся. Похоже, я опять нечаянно озвучил свои мысли.

— Я честно хотела пойти как в младшую, так и среднюю школу. Что я ненавижу, так это глупость — нормальность и глупость не связаны между собой. Я попросту не имела возможности посещать школу, и в этом моё упущение. Чем, по-твоему, я занималась, пока мои сверстники получали обязательное образование?

Тут Элис прервала свою речь: втянув в себя одну только полоску лапши, она скривила лицо и принялась вливать в себя «Доктор Пеппер». Видимо, этот вопрос был адресован мне.

— Проходила курсы домоводства для будущих невест?

Содержимое рта Элис брызнуло во все стороны.

— ...У тебя странное чувство юмора. Немудрено, что люди тебя сторонятся. Искренне сочувствую.

Мне посочувствовали. Впрочем, всё так и есть.

— Так какой правильный ответ?

— А? А, правильный ответ. Он у тебя перед глазами. Открывала окна по всей сети и наблюдала за миром. Крайне ограниченным, безобразным миром.

Элис подняла взгляд на устройства, заполонившие стену у неё за спиной.

— ...Что, каждый день?

— В куда более строгом смысле, чем ты думаешь, — да, каждый день. Моя жизнь состояла лишь в том, чтобы накапливать в себе информацию и заливать «Доктором Пеппером» собственную беспомощность. И всё это время я искала смысл существования в этом мире. Ты ведь в курсе, что каждые 3,6 секунды на этой планете от бедности умирает ребёнок? На самом деле это моя вина.

— ...Чего? — Переспросил я дрогнувшим голосом. Что она несёт?

— Если рассуждать чисто гипотетически. Скажем, если бы у меня были достаточные ресурсы, чтобы наладить производство и поставку продуктов, тогда я спасла бы детей от голода. Не то чтобы меня тревожила проблема бедности. Повторяю: всё это чисто гипотетически. Если бы у меня были такие возможности, я смогла бы спасти детей. Если так, получается, они умерли потому, что моих возможностей не хватило. Аналогично, террористы захватили пассажирский самолёт и врезались на нём в здание потому, что у меня не хватило возможностей их остановить. Землетрясения и цунами нанесли страшный ущерб потому, что у меня не хватило возможностей их предвидеть.

Если смотреть чисто гипотетически.

Но разве из такой логики не следует, что Элис виновата во всём на свете?

— И так я проводила день за днём, убеждаясь в собственном бессилии. Если конкретно, это заняло около восьми лет. Мне хотелось узнать, что я со своим бессилием могу сделать для этого мира. Скажем, могу ли я как-то спасти тех, кто от бессилия умирает? Или же я ни на что не способна?

Восемь лет. Вот глупышка.

— Чувствуя стеснение, я ушла из дома. Закрепившись в этой новой цитадели, я продолжала настойчиво открывать окна в мир. Ха-ха, домашние меня до сих пор преследуют. Благодаря им мне волей-неволей приходится следить и за реальным миром.

Усмехнувшись с самоиронией, Элис бросила взгляд на выстроенные справа от кровати многочисленные мониторы кубической формы. Экраны были такими маленькими, что поначалу я ничего не мог разглядеть, но потом заметил шторку «Раменного цветка» и всё понял. То были окрестности здания, в котором мы находились. На мониторы в реальном времени передавалась картинка с шести камер. В поле видимости попадали также проходы между домами и площадка у чёрного хода.

— Тебя... преследуют?

— Домашние тоже не дураки — наверняка уже установили моё местонахождение. Это просто страховка от нецивилизованных попыток меня вернуть. Так я и бежала от родных, бежала от своего бессилия, бежала от мира, продолжающего страдать от моей беспомощности... И всё равно не находила ответа. И вот.

Я изумлённо взглянул на Элис.

Она была серьёзна. А я-то ожидал увидеть её обычное выражение а-ля «шутка всё это».

— И вот я решила стать детективом.

— ...Извини, ты так скачешь по темам, что я за тобой не успеваю.

— Не понимаешь, да? На этом свете есть лишь две профессии, способные найти применение тем, кто уже умер или потерян. А именно писатель и детектив. Только писателю под силу воскресить их в мечтах. Только детективу под силу вырыть из могилы и восстановить утраченные сведения. На это не способны ни священник, ни политик, ни гробовщик, ни пожарный.

Я к тому времени уже утратил дар речи. Не спеша помешивая палочками содержимое чаши, Элис опустила печальный взгляд.

— Но знаешь, иногда я чувствую тревогу. Разве в итоге не выходит, что детектив может повлиять только на то, что уже утрачено? Невозможно раскрыть преступление, которое ещё не совершили. Невозможно заглянуть в могилу, которую ещё не вырыли. И даже если кого-то в будущем тяжело ранит, разве в итоге я не бессильна им помочь? Вот что меня беспокоит.

Элис замолчала и сосредоточилась на чаше. Я, испытывая сильную неловкость, снова отвернулся. Лишь хрумканье капустой тоскливо разносилось по комнате.

Спустя, казалось, целую вечность Элис опустошила чашу. Я молча вытащил припрятанное мороженое и протянул ей. Но Элис, оставив его на столе, всё глядела на меня.

— Э... Чего?

— Да ничего. Просто не могу взять в толк, чего это я так разговорилась.

Для меня это тоже загадка. Я ведь и сам не ожидал, что Элис так много расскажет о себе. Мне даже стало немного тревожно за её будущее. Впрочем, я отнюдь не в том положении, чтобы беспокоиться о других.

— Если есть что сказать, валяй, я не против.

— М-м, — помялся я немного, но всё же решил быть честным. Потому что прекрасно знал, как сильно может ранить заботливая ложь. — Твои слова слишком абстрактны, я мало что из них понял.

Я думал, что сейчас в меня полетит вторая банка, но вместо этого Элис громко рассмеялась. Некоторое время она смеялась, размётывая по постели чёрные волосы, после чего сказала, вытирая набежавшие слёзы:

— А ты и вправду забавный тип. Со слов Аяки я представляла тебя никчёмным бездельником, с которым каши не сваришь, но, кажется, это не так.

— Аяка... Что она обо мне наговорила?

— Ого. Хочешь узнать? Не ожидала. Мне казалось, другие люди тебе совсем не интересны, — рассмеялась Элис не без подначки.

— Да нет, мне неинтересно, — пришлось сказать мне.

— Вот как? Значит, нет смысла и рассказывать, не так ли?

Я закусил губу. Я подловил себя на том, что рассержен. Естественно, мне было любопытно, что обо мне думает Аяка. Словно поняв это, Элис сощурилась и в конце концов раскрыла рот:

— ...Она сказала, что ты похож на Тоси.

— Тоси? Это ещё кто?

— Старший брат Аяки. Он ушёл из школы и частенько проводил время с Тэцу и остальными, но в последнее время его не видно. Ну да, есть у вас общее: оба жалкие, оба молчите в тряпочку, оба часто с собой разговариваете, оба доставляете хлопот Аяке.

Похоже, меня опустили. Я испытал смешанные чувства, вспомнив, как Аяка говорила о своём брате. Выходит, Аяка в тот день заманила меня в садоводческий кружок, потому что беспокоилась, что я иду по стопам её брата? Да уж, какие только глупости мне в голову не придут.

— Не волнуйся ты так. Не настолько вы похожи. Ты ведь даже ещё не NEET, — вывела меня Элис из задумчивости. — Прежде всего, Тоси не настолько упрям, как...

Вдруг она замолчала. Её взгляд был прикован к мониторам сбоку от кровати.

— ...В чём дело?

— Лёгок на помине. Тоси пожаловал.

— Э...

— Чего это он сзади подошёл, интересно.

Я последовал примеру Элис и взглянул на мониторы. Худощавая фигура объявилась на третьем справа устройстве. В левом нижнем углу экрана угадывалась поверхность бочки. Стало быть, камера висела над местом сборов у чёрного хода. Фигура, одетая в тёмно-синюю толстовку с капюшоном, неподвижно стояла в самой глубине прохода между зданиями.

— Наруми, пойди задержи его. А не то назад повернёт.

— И зачем это...

— Аяка волнуется. Давай, шевелись.

Когда я спустился по аварийной лестнице, он стоял ко мне спиной и как раз хотел двинуться прочь. Пробравшись через гору мусорных мешков, я подбежал к нему.

— Извините.

Фигура в толстовке испуганно вздрогнула и повернулась. Тощее, бледное лицо, глаза, нервно бегающие в глубине очков. Я сразу понял, что передо мной брат Аяки. Выражение глаз, например, было не отличить. Видя его нервозность, я тоже, хоть и сам его окликнул, двух слов связать не мог.

— Братик? — раздался голос Аяки.

Обернувшись, я увидел, как она, как была в переднике, бросилась к нам сломя голову из задней двери кафе.

Брат Аяки... Тоси-сан вздохнул, словно примирившись со своей участью.

— Мог бы и позвонить, братик.

— Я сейчас не пользуюсь мобильником. На нём денег нет.

Аяка потащила Тоси-сана вглубь прохода, украдкой вынула из кошелька несколько банкнот и передала ему. Ох ты ж. А ещё старший брат, называется. Я сделал вид, что не заметил.

Вернувшись, Тоси-сан присел на ступеньку, повернулся в сторону кухни и крикнул:

— Мин-сан, угостите мороженым! Что-то в горле пересохло.

Вышедшая Мин-сан нахмурилась, изучающе его оглядела и сказала:

— Ты опять, наверное, какой-то дрянью питаешься. Если холодного поешь, снова тошнить начнёт, — после чего скрылась внутри.

— Подожди, братик: сейчас приготовлю что-нибудь тёплое, — бросила Аяка и вернулась на кухню.

Щёлкнув языком, Тоси-сан вынул из кармана небольшой пластиковый пакетик. Достав из него маленькую таблетку, он разломил её пополам, закинул в рот и проглотил, ничем не запивая. После чего уставился на меня.

— Аяка говорила, вы вроде из одного кружка? — наконец заговорил он со мной.

Я, немного волнуясь, кивнул.

— Ага. Стало быть, ты и есть Наруми.

Интересно, что именно Аяка рассказывала обо мне?

— Тяжело, наверное, с такой дурочкой приходится.

Я помотал головой. Посмотрев на задёрнутое тучами зимнее небо, Тоси-сан сухо рассмеялся. Его смех вызывал ощущение, будто холодным железным штырём провели по спине.

На этом наш разговор (а был ли он?) прекратился. Ссутулившись и засунув руки в карманы толстовки, Тоси-сан беспокойно озирался по сторонам и время от времени подрагивал всем телом. Я украдкой посматривал на него.

Действительно ли он похож на меня?

Я не знал. Может, и похож. Он, наверное, на год-два старше меня. Но при этом кожа его загрубела, на лице ни кровинки. Немудрено, что Аяка волнуется за него.

— О, какие люди! — вдруг раздался голос за спиной.

Обернувшись, я увидел, что в проход между домами вошли трое: Тэцу-сэмпай, снова одетый в футболку без рукавов, Хиро-сан в кожаной куртке и Майор, надевший что-то вроде формы сибирских экспедиционных войск.

— Тоси, чем это ты занимался столько времени?

— Да так, то одним, то другим, всем понемногу, — отведя взгляд уклонился от вопроса Тэцу-сэмпая Тоси-сан.

— И Наруми снова пожаловал. Теперь, когда три недоучки собрались вместе, как никогда ясно, что выпускникам средней школы стать NEET'ами сам бог велел! — сказал Тэцу-сэмпай, переводя взгляд с меня на Тоси и обратно.

— Эй, я пока ещё не бросил учёбу, так что нечего меня к своим причислять!

На мои возражения никто не обратил внимания.

— Тэцу-сан, вот от такого отношения и множится ширпотреб. Вопрос не в том, когда, вопрос в том, КАК уйти из школы.

— Помолчи, выпускник старшей! Главное — быть первым.

Майор и Тэцу-сэмпай затеяли перебранку, смысла которой я не понимал.

— Раз и Тоси здесь, то почему бы в игровой центр не сходить? Сто лет не были, — предложил Хиро-сан. — Я новые комбо выучил и овладел крутыми убийственными приёмами, так что теперь Тоси несдобровать.

— А, ну, это.

Тоси-сан мешкал с ответом, но Тэцу-сэмпай потянул его за руку, и ему волей-неволей пришлось подняться.

— Наруми, ты ведь с нами?

— Куда собрались?

Из кухни выскочила встревоженная Аяка.

— Заглянем в игровой центр, —ответил Хиро-сан, улыбаясь.

— И братик с вами?

—Хиро-сан, давай быстрее.

Тоси-сан бросил на Аяку досадливый взгляд и скрылся за углом.

Пунктом назначения оказался игровой центр, расположенный в торговом комплексе на станции. Первый этаж целиком занимали автоматы с игрушками и фотокабины, да и добрую половину второго оккупировали крупногабаритные автоматы с музыкальными играми, онлайн-играми и гонками. Старые добрые игрушки ютились в углу.

В файтинги Тоси-сан играл как бог. Тэцу-сэмпай и Хиро-сан вновь и вновь попеременно бросали ему вызов, но ни разу не смогли одолеть.

Майор притащил Тоси-сана к автомату с гигантскими роботами и, полный уверенности, вызвал его на бой. Но и он был безжалостно побит. Глядя на то, как Тоси-сан управляется с роботом ZAKU II, можно было принять его за представителя нового вида с глазами на затылке. Поначалу он сражался неохотно, но по мере новых побед его взгляд делался всё исступлённее, а выкрики — всё страннее. Одолев Майора в шестой раз подряд, он начал глупо хохотать, но в следующий миг весь побледнел и с возгласом «я в туалет» оставил игру и убежал.

— ...Опять он что-то употребляет — обеспокоенно заметил Тэцу-сэмпай.

— В смысле?

— Он уже давно повадился покупать по интернету легальные наркотики.

Я мельком вспомнил, как Тоси-сан принял таблетку. Быть может, это и был подобный наркотик? Мне стало тревожно.

— Я пойду проверю, как он.

Тоси-сан вышел из туалета бледный как смерть. Уголки его губ были влажны, от него несло чем-то кислым. Видимо, его стошнило.

— Выйду-ка я подышать, — сказал он, и я, беспокоясь о нём, пошёл следом.

День близился к завершению, и шоссе было до отказа забито машинами. На людей, теснившихся на тротуаре, лилась рождественская песня Бинга Кросби, светили зелёные и красные огни гирлянд. Тоси-сан присел на каменную ступеньку сразу справа от игрового центра и глотнул «Фанты», купленной в автомате. Его взгляд, продолжавший блуждать, пугал.

— ...Вы в порядке?

— Они будто застыли.

— А?

— Противники на экране будто застыли. Серьёзно. Я каждый пиксель их движения улавливаю. Наверное, и с закрытыми глазами могу победить, чисто на слух.

Сказав это, он снова глупо рассмеялся. Я содрогнулся.

— Слушай, а ты часто с Тэцу-саном и остальными ошиваешься? — спросил Тоси-сан с отрыжкой.

— М-м... Мы совсем недавно познакомились.

— А поглядеть, так вы близки.

Тоси-сан рассмеялся. Прям уж так и близки?

— ...Я вот тоже. Школу прогуливал и всё время в игровой центр ходил, так что очень скоро вместе со всеми стал играть. Они меня многому научили. Ты тоже в файтинги сыграй. В следующий раз научу тебя.

Я, немного смутившись, опустил взгляд. Если каждый день можно будет вот так вот играть. Пусть даже придётся оставить школу. Пусть даже придётся стать NEET'ом. В принципе... может быть, не так уж это и плохо.

— Значит, Тоси-сан, теперь вы снова начнёте «Цветок» посещать?

— А? А... ну да, конечно, я уже…

После моего вопроса взгляд Тоси-сана унёсся куда-то вдаль.

— Я уже и забыл. Мы ведь так давно не тусовались вместе...

Прервав свою речь, Тоси-сан вдруг сильно закашлялся. Потом кашель стих, но дыхание всё ещё оставалось сбитым, и он пытался отдышаться, согнутая спина ходила вверх-вниз. Не зная, что нужно делать, я несколько раз провёл рукой по его спине.

Дрожащей рукой Тоси-сан вынул из кармана пластиковый пакетик и на этот раз заглотил таблетку целиком, запив её «Фантой». Я хотел его остановить, но не успел. Газированный напиток волной хлынул Тоси-сану на джинсы, замочив колени, но он не обратил на это никакого внимания. Прохожие глядели на нас.

В конце концов дрожь Тоси-сана унялась.

— ...Angel Fix.

— О чём вы?

— Об этой штуке. Отличное же название. Мол, заберут тебя прямо в рай.

Тоси-сан поднёс к моим глазам пакетик, в котором оставалось только две таблетки. На маленькой бледно-розовой таблеточке было отпечатано одно крыло и буквы A.F.

— Тебе не нужно? Могу дёшево достать.

— Не нужно... Эта штука опасна, верно?

— Да нет, не особо. Это даже не химикат. Зря только шум поднимают, как из-за какого-то наркотика.

Я нервно сглотнул.

— Но зачем вам... это?

— Ты спрашиваешь зачем? Послушай. Послушай меня, — речь Тоси-сана приобрела навязчивый характер. — Зачем вообще, по-твоему, живут люди?

Не зная, к чему он вдруг затеял этот разговор, я промолчал.

— Послушай. В мозгу человека существует так называемая система вознаграждения. Её ещё называют системой A10. Когда мы съедаем что-нибудь вкусное, покупаем что-нибудь желаемое или, например, когда нас хвалят, система вырабатывает нейромедиатор, который передаёт сигнал, и мы чувствуем себя счастливыми. А вот при депрессии или шизофрении дофамина, наоборот, вырабатывается недостаточно. Иными словами, как бы ты ни старался стать счастливым, если в твоём мозгу не вырабатывается в нужном количестве определённое вещество, ты не будешь испытывать счастья. Так что мы живём для того, чтобы стимулировать систему A10. Понял теперь?

Я, ничего не отвечая, продолжал наблюдать за лицом Тоси-сана. Мне стало ясно, что он уже не смотрит на меня. Интересно, он вообще осознаёт, с кем сейчас разговаривает? Болтает будто другой человек.

— А раз так, то чем таблетка хуже? Просто и понятно. Берёшь и бьёшь прямо в цель. Не нужно горбатиться на работе, искать женщину, жениться и всё такое. Ведь таблетка даёт тот же результат. Зато никакого гемора, и время не отнимает. Таблетка — идеальный вариант. Меня вот выгнали из школы и с подработки, работу выпускнику средней школы не найти, да и желания искать нет, зато Ангел различий не проводит.

Тоси-сан поднял пакетик с розовыми таблетками к свету вечерних огней. Я невольно схватил его за плечо и потряс.

— Я в норме. Хорош трясти, больно же.

«Я в норме, я в норме», — снова и снова повторял Тоси-сан, будто напевая.

— Кстати, я хотел у тебя кое-что спросить. Ты в последнее время в той раменной парня примерно нашего возраста не видал? На якудза похож.

— ...Вы про Четвёртого?

Я рассказал о том, как Четвёртый приходил к Элис.

— А, так значит, ты и Элис с Четвёртым знаешь. Ну ладно тогда. Я, в общем-то, только это и хотел узнать. Ха-ха. Так ты уже, можно сказать, член коллектива.

Тоси-сан выставил ноги на тротуар, оглашая вечерний воздух громким смехом. Прохожие, хмурясь, обходили нас на приличном расстоянии, так что образовался пустой полукруг.

— Аяка тоже хорошо ладит со всеми?

Я кивнул.

— В школе она как белая ворона, верно?

— Это не так.

Она немного странная, но не так, как я. Да и с одноклассниками болтает весело и без стеснения.

— Вот как. Интересно, что это с ней стало. Она ведь и сама прогуливала в средней школе. Что за дела? Вдруг ни с того ни с сего стала паинькой. Даже меня пыталась в школу силой затащить. Разве непонятно, что я просто не мог туда ходить? Я ведь не прогуливал просто так, потому, что мне так захотелось. Но когда сказал ей, что бросаю учёбу, она вдруг разозлилась. В общем, она меня вконец достала.

Я, как сидел, так и замер на месте. Тоси-сан, продолжая пронзительно гоготать, вдруг поднялся, нырнул в толпу прохожих и взял курс на главную улицу. Некоторое время я ошеломлённо наблюдал, как голова Тоси-сана теряется в вязком море людских тел.

Его безумный смех прорезал даже шум толпы. Я быстро поднялся и стал сквозь толпу пробираться за ним. Опасно. Я сам не понимал почему, но это было опасно.

Кажется, такое же впечатление этот смех производил и на прохожих. Вокруг идущего нетвёрдой походкой Тоси-сана образовалось пустое пространство, как если бы на него был надет невидимый спасательный круг. Людской поток разделялся перед ним, не в силах приблизиться.

Когда загорелся жёлтый свет, окружённого неведомой оболочкой Тоси-сана выкинуло на пешеходный переход. В следующий миг свет сменился на красный, раздались гудки автомобилей. Тоси-сан, продолжая улыбаться, побрёл на другую сторону. Мне ничего не оставалось, как смотреть ему вслед с края тротуара.

Люди, стоявшие на светофоре, лишь тихо перешёптывались между собой. Но вот справа и слева раздражённо взревели двигатели, несколько машин бросилось к перекрёстку, в мгновение ока скрыв фигуру Тоси-сана, и вот уже будто никто и не помнил про недавний смех. В этом городе к странным личностям относятся на удивление спокойно. Потому что на каждого обращать внимание никакого времени не хватит.

Но был один мужчина, который, улыбаясь, не сводил взгляда с того места, где скрылся из виду Тоси-сан. Этот молодой человек стоял совсем рядом, выйдя на полшага на проезжую часть и ожидая зелёного сигнала светофора. Он был одет в дорогое на вид кашемировое пальто, очки без ободков покоились на узком лице со впалыми щеками и заострённым подбородком.

Всего лишь на миг наши взгляды встретились. По мне пробежала дрожь. Сам не знаю почему. В омуте его глаз я тогда увидал что-то зловещее.

В нагрудном кармане мужчины зазвучала мелодия. Тихие гитарные переборы. Он достал телефон и раскрыл его.

— Да… Да, Синодзаки я нашёл. Подберу его и сразу же вернусь. А? Остановите дистилляцию до моего возращения. Продолжайте паковать, вы же в курсе, что у нас не хватает? Да, верно...

У него был резкий неприятный голос, который, единожды услышав, уже не забудешь. Держа телефон возле уха, мужчина начал идти. Меня стали толкать сзади, и я бы упал на проезжую часть, если бы в последний момент не ухватился за столбик отбойника. Я и не заметил, как загорелся зелёный. Толпа хлынула вперёд.

Но я не мог двигаться. Слова мужчины звучали у меня в ушах, ноги тряслись, я не мог ступить ни шагу.

Он ведь точно сказал «Синодзаки». Значит, он знает Тоси-сана. Кто же он такой?

Меня охватило ужасное предчувствие.

— Эй, а Тоси где? Куда он делся?

Этот голос настиг меня сзади, пока я стоял в замешательстве на краю тротуара. Обернувшись, я увидел Тэцу-сэмпая, Майора и Хиро-сана.

— ...Ушёл куда-то, — в конце концов сумел выдавить я. Когда я рассказал о состоянии Тоси-сана, Тэцу-сэмпай почесал голову с выражением крайнего изумления на лице:

— Он совсем сдурел — прямо на улице кайф ловить...

О том странном человеке в очках я рассказывать не стал. Просто не знал, как всё это описать.

— Не стоит ли нам разыскать его? — спросил Майор.

— Но у него телефон не работает, — возразил Хиро-сан, потрясая мобильником.

Все трое почти одновременно перевели взгляд на главную улицу, запруженную людьми. Отыскать кого-то здесь было почти невозможно. Но Тэцу-сэмпай легонько хлопнул меня по голове и сказал:

— Наруми, вернись к «Цветку» и расскажи Аяке всё как было.

— Эм, но...

— Только не тревожь её сверх меры. Мы отыщем Тоси.

Не успел я ничего ответить, как все трое двинулись по следам Тоси-сана и исчезли в толпе.

В раменной, несмотря на довольно поздний час, не оказалось ни одного посетителя, да и Аяки видно не было. На кухне Мин-сан взбивала в чаше сливки.

— Сегодня народу совсем нет, вот я и отпустила её. Но она ждёт наверху: а вдруг, мол, Тоси вернётся.

— Наверху — в смысле, у Элис?

— Ага.

Аяка сидела на кровати в офисе детектива. Усадив Элис на колени, она расчёсывала её длинные волосы.

— Братик вернулся? Где он?

— Аяка, больно, ты тянешь меня за волосы! — втянув голову в плечи, пожаловалась Элис.

— Ой, извини.

Аяку, конечно, тоже не назовёшь крупной, но когда они вот так сидят, крохотность Элис особенно очевидна. Серьёзно, прямо как кукла.

— Он случайно не рассказал, где теперь ночует?

— ...Вроде бы нет, — ответил я уклончиво.

Не мог же я рассказать ей, что он принял какие-то странные таблетки и скрылся в неизвестном направлении.

— Ну вот. Хоть бы адрес оставил.

Кажется, Тоси-сан считает Аяку назойливой. Интересно, он это искренне говорил? Или просто болтал всякий вздор под действием вещества?

— Аяка, оставь ты в покое этого мужчину, сдуру отрастившего конечности и нацепившего очки. Я ведь уже говорила, что кровные узы — основа глупой религии, от которой человечеству нужно избавиться первым делом.

— Элис, не вертись!

— У-у...

Элис попыталась повернутся к Аяке, но та удержала её голову, отчего Элис скорчила недовольную гримасу.

— К слову, я была бы признательна, если бы ты оставила мои волосы в покое.

— Ну нет! У тебя же такие красивые длинные волосы. Если оставить их в покое, они быстро взлохматятся. Ты, я надеюсь, пользуешься шампунем и кондиционером, которые я дала тебе?

— Ну не будь ты такой назойливой, в самом деле.

Элис, хоть и ворчала, но продолжала послушно сидеть у Аяки на коленях. Назойливый. Так говорят о тех, кто не может оставить в покое других. Аяка именно такой человек. Наверное, дело только в этом.

Когда я собрался выйти, Аяка сказала, что тоже пойдёт домой и увязалась за мной.

Пока мы спускались по аварийной лестнице, у Аяки в портфеле зазвонил телефон.

— ...Алло?

— О, Аяка? Это я.

Из динамика донёсся голос Тоси-сана, да такой громкий, что даже я услышал. Наверное, он всё ещё под кайфом. Больно уж весёлый голос.

— Братик?

— Я одолжил телефон у Хакамидзаки-сана, поэтому не могу долго говорить. Я сейчас у Хакамидзаки-сана, маме тоже передай.

— Но подожди, братик.

Разговор оборвался также внезапно, как и начался. Аяка пристально посмотрела на замолчавший телефон, потом перевела взгляд на меня. Она так странно улыбалась, что я невольно отвернулся.

— Это был Тоси-сан?

— Да. Похоже, он у Хакамидзаки-сана.

Хакамидзака?

— М-м. Я сама его всего пару раз видела, знаю только, что он студент. Он очень хорошо в маках разбирается — наверное, станет учёным.

— Так ты знаешь, где он живёт?

— Нет, не знаю. И номер не определился... Мне самой не позвонить, о чём только братик думает?

Печально нахмурившись, Аяка сунула мобильник в портфель.

— Вот вечно он пропадает, ничего не сказав.

Наверное, потому что кое-кто излишне назойлив. Подумал я про себя. Аяка вопросительно на меня посмотрела.

— Что-что?

— Ничего, — покачал я головой.

Должно быть, я опять нечаянно озвучил свои мысли.

— ...Братик, наверное, что-то рассказал тебе. Я же вижу, что ты что-то скрываешь.

Я молча опустил глаза.

— Ну почему ты молчишь?

Я сглотнул и поднял взгляд.

— ...Он рассказал, как ты в средней школе прогуливала.

И почему я сейчас это говорю? На миг лицо Аяки застыло, затем, чтобы скрыть, что нервничает, она натянуто улыбнулась.

— А, про меня? Ну, да, это...

С Тоси-саном не вышло, так может, со мной...

— Думала, что со мной, может, что-нибудь и получится?

— ...О чём это ты?

Отвернувшись от Аяки, я стал поспешно спускаться по лестнице. Я и сам толком не понял, что это у меня сорвалось с языка. Ну почему? Почему я ляпнул такое?

— Фудзисима-кун!

Игнорируя оклики Аяки, я выскочил из здания. Пока я возвращался домой один, в голове беспрерывно вертелись слова Аяки и Тоси-сана, переплетаясь между собой.

На следующий день пятым и шестым уроками стояла химия, и я собирался прогулять её и пойти домой. Потому что в голове был полнейший бардак и оставаться вместе с Аякой не хотелось.

Но, как только начался обеденный перерыв, ребята с соседних парт затеяли со мной разговор, и я упустил удобное время для побега.

— Слушай, Фудзисима, я тебя вчера в игровом центре видел. Ты ведь с Итиномией-сэмпаем был, верно?

— Точно, я тоже видал. Вы что, знакомы? Круто!

— М-м...

В последнее время одноклассники стали вот так запросто со мной заговаривать, но сам я ещё не успел к этому привыкнуть. В смысле, раз я даже их имён не помнил, общаться было как-то совестно. И всё же что-то нужно было отвечать.

— ...Вы, наверное, про Тэцу-сэмпая? Вы его знаете?

— Ещё бы не знать — его все знают! Из боксёрских залов приходили люди, чтобы заполучить его себе.

— Да. Он легенда! Почему, думаешь, тренерская учительская сделана из заводских блоков? Потому что он раздолбал её.

— А задние ворота? Они не открываются, потому что он однажды исколошматил их и погнул.

— А директор почему лысый? Тоже из-за него.

Так он настолько известен?

— А ты, Фудзисима, откуда его знаешь?

Эм, как бы это сказать.

— Наверное, дело в том, что он часто бывает в кафе, где Аяка подрабатывает? Не так ли?

Девочки тоже присоединились к разговору.

— А, в той раменной? Я была там один раз.

— Заведующая — настоящая красотка.

— Серьёзно? В следующий раз я тоже иду.

— А там вкусно?

— Мороженое вкусное.

— Мороженое? Причём тут мороженое? Разве это не раменная?

Сама Аяка почему-то как воды в рот набрала и к разговору не присоединилась. Однако он благополучно развивался и без нашего участия. Тем временем прозвенел звонок, знаменующий начало пятого урока, и учитель химии вошёл в класс.

Я не сумел убежать, поэтому досидел до конца занятий. Обычно Аяка сразу подбегала и тащила меня в кружок, но на этот раз она лишь мельком на меня взглянула, надела на руку повязку и вышла из класса.

— Вы чего, поругались?

Буднично спросил парень с парты впереди. Я покачал головой. Взгляды одноклассников сосредоточились на мне. В такой ситуации я не мог просто взять и уйти, поэтому, оставив портфель в классе, я отправился во внутренний двор.

Аяка с совком в руке сидела на корточках возле цветника. Я тоже уселся на кирпич цветника и стал разглядывать цветы, готовившиеся к пробуждению. Я никак не находил слов, чтобы начать разговор.

Первой раскрыла рот Аяка.

— Фудзисима-кун, ты так до сих пор и не выучил, кого как в классе зовут, не так ли?

— ...Как ты поняла?

— Как-то поняла, по тому, как ты говоришь.

Ну допустим, и что с того?

— Это ничего, если имён не помнишь. Ты так осторожно воспринимаешь любые попытки заговорить с тобой. Как будто через стенку общаешься. Вот и вчера...

Она всё о вчерашнем. Да я и сам. Слова Тоси-сана до сих пор стояли в ушах.

— ...Почему ты так обо мне волнуешься? Тебе так глаза мозолят те, кто не вписывается в школьный уклад?

Только произнеся это, я подумал, что, возможно, хватил лишнего. Это у меня со вчерашнего. Никак не получается сдерживаться. Секунды три Аяка с разинутым ртом смотрела на меня, после чего вдруг зарделась.

— Почему ты такое спрашиваешь?

Что значит «почему»?

— Кому мешает, что я только через стенку могу общаться?

— Мне мешает, — ответила Аяка, красная как рак. — ...Мне мешает! — Повторила она уже громче. Мне ничего не оставалось, кроме как с полуоткрытым ртом смотреть на неё. Чего это она? К чему это всё? — Можешь не осваиваться в классе, если не хочешь. Но когда ты и со мной начеку, это грустно!

— ...Почему?

— Почему? Ты спрашиваешь — почему? Не понимаешь, что ли?!

Вскочив, Аяка перешла на крик. Несколько учеников из тех, кто находился во внутреннем дворе, посмотрели на нас. Я качал головой, как сломанный вентилятор. Я не понимал. Я не мог понять даже того, почему она злится. Только, когда она смотрела на меня заплаканными глазами, казалось, воздух стынет прямо в лёгких.

— Я... но... поче... му... — продолжая, словно в бреду, произносить то, что вертелось в моём запутанном сознании, я поднялся.

— ...Почему-почему. Не знаю почему!

— Ну и ладно. Не знаешь — и не надо.

Пунцовая, как закатное небо, закусив губу, Аяка качала головой. Пока я стоял как вкопанный, Аяка подняла портфель со скамейки, что стояла возле цветника, отвернулась от меня и вдруг собралась бежать.

— ...Эй, постой!

Сам не знаю почему, но я вытянул руку. Аяка грубо смахнула мою левую руку, схватившую её за плечо. От звука рвущейся ткани по всему телу пробежали мурашки.

На землю упало что-то жёлтое.

Нарукавная повязка садоводческого комитета, ставшая обычной рваной тряпкой.

— А...

Аяка повернулась и, прикрыв рукой рот, некоторое время смотрела на землю. Когда я поднял взгляд и хотел что-то сказать, она снова развернулась, бросилась бежать и спустя считанные секунды скрылась в направлении школьных ворот.

Оставшись один, я присел под зимним солнцем и некоторое время обдумывал сказанное Аякой. Сколько я ни думал, но так и не мог понять, чем довёл её до слёз. Не знал я и что делать дальше.

Пробыв некоторое время в оцепенении, я нехотя подобрал совок и изорванную повязку. Я подумал: вдруг она сейчас же вернётся, а я пока могу и один заняться делами кружка. Но всё, что я мог, — это поливать да полоть. Закончив, я ощутил в душе некую пустоту.

Солнце уже начало садиться, а она так и не вернулась.

Впервые за долгое время я пошёл в компьютерный класс и уселся на своём привычном месте у окна. Но включать компьютер не было никакого желания. Пустой компьютерный класс показался мне непривычно тихим.

Я разложил на столе изорванную повязку. Что же там произошло? Почему Аяка рассердилась? Думая об этом, я и сам начал раздражаться. Бросаться в слёзы без всяких объяснений — это тоже, знаете ли, не дело. Моя ли это вина? Я не знал. Нет, наверное, всё же моя, но если она молчит, то и мне непонятно, что делать.

И тут я осознал.

Я ведь просто вернулся к тому времени, когда был один.

Но стоявшая в аудитории тишина чуть ли не стирала меня в порошок. Не в силах её терпеть, я сунул повязку в карман и вышел из компьютерного класса.

Если подумать, это был первый раз, когда я пришёл к станции один. На кольце, где останавливаются автобусы, народ был битком набит. Толпу, стоявшую на светофоре, временами выплёскивало на широкий переход, словно открывался клапан.

Пока я шёл под смесь из звуков автомобильных выхлопов, топота сотен ног, рождественских песен и громких выкриков продавцов мобильной связи, всё время подталкиваемый со всех сторон, у меня возникло ощущение, будто я неподвижно стою посреди безлюдного заснеженного поля.

Встряхнув головой и перейдя по пешеходному переходу, я вошёл в главный городской игровой центр.

Помню, как кидал монеты в какие-то игровые автоматы, но что это были за игры, сказать не могу. Когда у меня закончились монетки в 100 йен, я уселся на стул, прислонился к стене и всё смотрел на надпись Game Over на экране.

Я уже не мог вспомнить, как я проводил время до встречи с Аякой. Как бы невероятно это ни звучало. И вот я собрался пойти в раменную и уже дошёл до станции, но, не зная, как извиняться перед Аякой, что ей говорить, когда я её увижу, осел в игровом центре. Ведь Аяка сама мне ничего не объяснила.

И пока не заиграл отбой, знаменующий закрытие центра, я так и сидел, безвольно привалившись к стене.

Уже перевалило за полночь. Стоило лишь немного отойти от станции, как меня окутала ночная тьма. Приблизившись к «Раменному цветку», я встал в проходе между домами и оценил обстановку. Шторка со входа была убрана, в тёмной кухне горел лишь один огонёк, освещавший фигуру Мин-сан. Больше никого не было. Уже подошло время закрытия.

Чем я только занимаюсь?

Укрывшись за тумбой кондиционера, я присел. Всё запуталось хуже некуда. Хотелось вырыть норку и забыться в ней. Когда зад коснулся земли, холод, несмотря на плотную ткань дафлкота [3], стал понемногу подбираться к телу. Может, так и уснуть? Возможно, удастся замёрзнуть насмерть.

— Наруми, ты чего здесь?

Раздался вдруг голос над головой, и я в испуге вскочил. Голова моя в результате налетела на вентиляционную трубу. В глазах зарябило.

— ...Ай!

— Ну ты даёшь... — сказала Мин-сан изумлённо.

— А как вы...

Как она узнала, что я здесь?

— Мне Элис позвонила. Сказала, шныряет здесь какой-то тип. Что ты здесь делаешь? Аяка уже домой ушла.

— А...

Точно, камеры наблюдения. Блин, как же далеко они берут. Мне было стыдно смотреть Мин-сан в глаза. Я ощущал её взгляд у себя на макушке.

Какое-то время мы молчали.

В конце концов послышался вздох.

— Не заглянешь? У нас новое зимнее предложение.

Я поднял голову. Мин-сан была даже без майки — выше поясного передника на ней была только сараси.

Она схватила меня за руку и потащила в кафе. Хотя я и был здесь накануне, запах «Цветка» показался мне чрезвычайно ностальгическим. На кухне котёл с бульоном всё ещё стоял на огне, пуская вверх густые облака пара. Если долго готовить, то даже зимой станет жарко. Но всё равно внешний вид Мин-сан с её открытым пупком был для меня, молодого парня, перебором, и я отвёл взгляд.

Мин-сан взяла два бумажных стаканчика и села рядом со мной на стул для посетителей. Эй, ты что, так и будешь голышом ходить? Надень уже что-нибудь! Чтобы не смотреть на Мин-сан, я сосредоточился на мороженом. На этот раз оно было посыпано какао-порошком. Положив его в рот, я ощутил сладость сыра и едва уловимый аромат апельсинового ликёра. Этот вкус знал даже я.

— ...Тирамису?

— Ага. Иногда я иду проторенной дорожкой. Вкусно, правда?

Я кивнул. По сравнению с раменом, здешнее мороженое было действительно вкусным. Если не ошибаюсь, tira mi su по-итальянски означает «взбодри меня»? Неужели я из тех, взглянув на чьё лицо можно сразу понять, что они приуныли? Задумавшись об этом, я нечаянно взболтнул:

— Зачем вам раменная, если вы делаете такое вкусное мороженое?

...Всё, попал!

Осторожно заглянув в лицо Мин-сан, я увидел на нём зловещую улыбку, какая пришлась бы впору жене якудза.

— Что-что? Раз раменная, то мороженое уже не предлагать? Ну-ка, из какого рта это вылетело?

Придвинувшись ко мне вплотную, Мин-сан схватила меня за лицо обеими руками.

— Ты хоть понимаешь, насколько хорошо рамен и мороженое дополняют друг друга? А? Если нет, я с удовольствием тебе объясню.

Схватив мой подбородок, Мин-сан водила пальцами по моим губам. На миг я подумал, что она и вправду заставит меня съесть рамен с мороженым.

— Нет-нет, я уже всё понял, спасибо за разъяснение, Мин-сан.

— Этим кафе занимался мой отец, — сказала Мин-сан, отпустив меня. Её лицо снова стало обычным, будто и не было на нём пару секунд назад демонической усмешки. — Я хотела открыть лавку замороженных сластей и изучала это дело, но однажды отец вдруг исчез. Так что я унаследовала это заведение.

— Ох... — не зная, что сказать, я уныло опустил голову. — Извините, что спросил об этом.

— Не извиняйся, — улыбнулась Мин-сан.

— Вы не думали... переделать его в кафе-мороженое?

— М-м. Думала. Но мне полюбилось это заведение. Его завсегдатаи, его запах. Думаю, это то, что присуще именно раменной, если переделать — оно пропадёт. Потому я и решила его сохранить.

Мин-сан окинула взглядом тёмное помещение кафе. Заляпанный жиром листок с меню. Наклеенные в ряд картонки с автографами (вероятно) звёзд. Прилавок весь в трещинах. Старые, но при этом вычищенные до блеска стены и потолок кухни.

— Ну и безработные, осевшие у задней двери, — Тэцу, Хиро... Я подумала: им больше некуда идти, так пусть сидят.

Говоря это, Мин-сан непрерывно постукивала по белой надписи «Цветок» на переднике. Символ заведения, ради сохранения которого Мин-сан даже отказалась от своей мечты о кафе-мороженом.

— Понятно...

И тут я снова озвучил шальную мысль:

— Но ведь может быть и так, что ваш отец исчез, потому что ему надоело это заведение. Возможно, он не хотел, чтобы вы его унаследовали.

— Ишь какой знаток выискался! — Мин-сан рассмеялась и хлопнула меня по плечу. — Мне неважно, что он думает. Я занимаюсь этим, потому что хочу. Что здесь плохого? Люди ведь так и живут, подталкивая друг друга.

Я рассеянно посмотрел на Мин-сан.

— Ведь мы не можем залезть в мысли других людей. Остаётся только представлять, что они мыслят точно так же, как и мы.

...Ах, вот оно что.

Наконец-то я понял. Почему Аяка разозлилась.

Причина такая же, как и у меня. Разве я сам не огорчился, разве не разозлился, когда Аяка убежала, ничего не сказав?

Ведь кроме Аяки у меня никого и не было.

Она единственная, кто заговорил со мной.

Как это я сразу не понял такую до смешного простую вещь? Почему я понял это только сейчас?

Молчание затянулось. Вдруг я заметил, что моя опущенная голова касается лбом плеча Мин-сан. Её обнажённого плеча. Я в панике поднял голову.

— А, ой, извините, пожалуйста!

Мин-сан рассмеялась и легонько постучала меня по голове. «Всё в порядке, дурачок, не парься». Говорила её улыбка.

Правда ли в порядке? Только вот я так и не понял, что же мне делать дальше. Видно, вместе с моральным облегчением организм тоже дал слабину, потому что у меня в животе громко заурчало. Это не укрылось от слуха Мин-сан.

— У нас и рамен новый есть, будешь?

— Эм... Ну, я... — мямлил я. Видимо, о чём-то догадавшись, Мин-сан сощурилась и приблизила ко мне лицо.

— ...Слушай. Мне кажется, ты из тех, кто зачастую сразу делится своими мыслями, вот я и хочу у тебя спросить.

— А?

Так вот что она обо мне думает? Наверное, всему виной моя привычка говорить с самим собой?

— ...Как тебе здешний рамен? Вкусный?

Лицо Мин-сан сделалось серьёзным, глаза увлажнились. Схватив меня за обе руки и крепко их сжав, она пыталась поймать мой взгляд. В такой ситуации я не мог просто взять и промолчать.

— М-м...

— Ответь честно. Бить не буду.

— Суп сладковат немного... Думалось мне как-то. А может, и не думалось.

— Ответь нормально. Одно из двух: либо вкусно, либо нет.

— Ну, если выбирать, то, наверное, не... ой, вы же обещали не бить!

— Помолчи, тупица!

Меня вытолкали из раменной.

— Скоро я сделаю такой суп, что ты разрыдаешься от счастья, когда есть будешь! Заруби себе на носу!

Бросив мне напоследок эту детскую фразу, Мин-сан начала с грохотом опускать рулонные ворота кафе. Вскоре я остался наедине с собой в темноте фасада.

Что я могу теперь сделать? Как мне извиняться? «Это же просто, — вспомнились мне слова, однажды сказанные Аякой. — Когда сердишься — кричишь как все, когда радуешься — смеёшься как все, если чего-нибудь хочешь — говоришь как все — и только. Ты тоже так можешь».

Если бы это было так просто, я никогда бы не оказался в такой ситуации. Ладно, что-нибудь да придумаю. Обуреваемый разными мыслями, я двинулся в путь по холодным ночным улицам.

Два дня я не появлялся в школе. Не то чтобы я заболел или поранился. Хоть я и сам понимал, что это глупо, но мне не хотелось видеться с Аякой, пока всё не будет готово.

В пятницу я подгадал момент и пришёл как раз к окончанию занятий. Впервые за долгое время поднявшись на крышу после уроков, я не застал там Аяки. Я заглянул за ограждение и осмотрел школьный двор, но и у цветника её не было.

Я подумал, что, возможно, уже опоздал. Быть может, всё уже безнадёжно утрачено, и суета моя нелепа. Но ничего не поделаешь. Ведь я был таким дураком.

Немного подумав, я вспомнил ещё об одном месте, где не смотрел.

Оранжерея стояла позади школы, у внешней стены. Сразу за стеной находилось кладбище, поэтому люди старались сюда не ходить. Я уже месяц состоял в садоводческом кружке, но к оранжерее подходил впервые. Аяка всё там делала одна, пояснив, что работа в оранжерее требует особого умения.

Через запотевшее стекло лишь смутно угадывалась зелень растений, но, по всей видимости, внутренняя площадь была где-то со школьный класс.

Я протянул было руку к мощной стальной двери, но она открылась изнутри.

— ...Фудзисима-кун?

От неожиданной встречи со мной она испуганно вскрикнула и замерла. Я тоже стоял не шелохнувшись. Как только Аяка оказалась у меня перед глазами, я совершенно растерялся.

— М-м, я там внутри удобрение распылила, подходить запрещено.

Аяка, первой пришедшая в себя, упёрлась мне руками в грудь и с силой оттолкнула.

— Ты чего сюда пришёл?

Судя по её голосу, она всё ещё на меня сердилась.

— ...Вообще-то, я тоже в садоводческом кружке состою.

— Можешь больше не напрягаться. Я сама виновата, что насильно заставила тебя вступить. Просто будем номинально числиться в кружках друг друга, идёт? — отведя взгляд, затараторила Аяка.

— ...Нет, так не пойдёт, — глухо возразил я. Возможно, Аяка теперь уже не простит меня. От этой мысли внутри похолодело.

— Но почему? Ты ведь...

— Потому что получится, что я зря корпел над этим.

— ...А?

Вынув из кармана пластиковый пакет, я всучил один из находившихся в нём предметов Аяке. Она развернула его и подняла на уровень глаз. Это было кольцо из чёрной ткани... Нарукавная повязка. С напечатанным оранжевым логотипом. Буква C, в ней G, а в той — скруглённая M.

Аяка некоторое время разглядывала её, после чего подняла голову и спросила:

— ...Комитет — Горения — Маньяков?

— А ну отдавай обратно!

— А-а, шучу-шучу, извини.

— Это читается изнутри. М Gardening Club — «клуб садоводства старшей школы М».

— ...Это про нас?

Когда я, отведя взгляд, кивнул, на лице Аяки отразилась буря эмоций. То она готова была рассмеяться, то расплакаться.

— Как ты это сделал? А, так ты, выходит, ради этого и прогулял два дня?

— Угу. Нарисовал на компьютере и отнёс в специализированный сервис.

Глубоко вздохнув, Аяка осторожно надела повязку на руку. После чего продемонстрировала результат, разведя руки в стороны. Её лицо понемногу оживало.

— ...А для себя ты тоже сделал? — спросила она, глядя на пакет у меня в руке.

— Угу. Там от десяти штук было.

Я столько размышлял над словами извинений, но в голове вдруг стало пусто.

— Не думала я, что ты настолько несилён в общении.

Она уже в открытую смеялась. Сгорая от стыда, я опустил голову.

— Но знаешь, я так рада, — сказала Аяка.

Я не без труда поднял взгляд и неловко рассмеялся.

— ...Прости, — сказал я еле слышно. На тот момент это был мой максимум.

— Слушай, а давай ещё крупный вариант изготовим. Флаг, например. Возьмём его на фестиваль и будем использовать в эстафете на соревнованиях между кружками.

И кто побежит? Нас всего двое.

— А, точно. Ну тогда домашнюю страничку сделаем. И чтобы этот логотип прям раз — и появлялся на экране. Ты ведь разбираешься в этом?

И что нам там публиковать? Но не успел я ответить, как Аяка умчалась с криком: «Я за ключом от крыши!»

Глядя ей вслед, я подумал, что, возможно, всё идёт не так уж плохо.

Да, я, возможно, безнадёжно неумелый, но даже я потихоньку могу делать то, что в моих силах.

Но в итоге оказалась, что уже слишком поздно. Незаметно для меня мой маленький мирок медленно, но верно разъедало изнутри. В тот день в уголке вечернего выпуска газет была размещена заметка о том, что молодой человек, поступивший в районную больницу, скончался от передозировки.

Это была первая жертва Angel Fix'а, из-за которого зима, когда мне было шестнадцать, превратилась в настоящий кошмар.

____________

1. Бэнто — японский термин для порционной упакованной еды.

2. Танмэн — суп с лапшой, овощами и жареной свининой.

3. Дафлкот — однобортное пальто из плотной ткани с капюшоном.