«Как ты посмела дать мне пощечину? Как смеешь ты, скромная дочь наложницы, давать мне пощечину?»

Шэнь Цин Ци на месте собиралась шлепнуть ее по спине, но, когда она увидела горе и возмущение на лице Шэнь Цин Жун и скрытую ненависть, она не могла не опустить руку.

«Отправляйся обратно!»

Шэнь Цин Жун отошла в сторону, как будто потеряла свою душу. Ее тонкую одежду развевало ветром.

«Кто? Для кого это?»

Шэнь Цин Ци коснулась ее лица. Ей сейчас очень не понравился странный голос Шэнь Цин Жун. Она больше не хотела никого отсылать.

«Разве ты не понимаешь, кого мы провожаем?»

Указав на белое двустишие во дворе, Шэнь Цин Жун спросила.

«Шэнь Цин Ци, откуда ты пришла? У тебя есть сердце? Папа умер за тебя, а теперь еще и наш старший брат умер за тебя. Ты говоришь, что это мы причинили тебе вред и убили твою мать. А теперь мой брат использовал свою жизнь, чтобы отплатить тебе. Этого хватит? Ты знаешь, что он мертв?»

Шэнь Цин Жун шаг за шагом приближалась к ней.

В то же время Шэнь Цин Ци отступала назад.

Казалось, она что-то понимала, но не могла признаться в этом, не осмеливалась признаться.

«Он умер за тебя. Ха-ха, брат.»

Шэнь Цин Жун рассмеялась, и слезы невольно покатились по ее щекам.

«Ты принудила его умереть. Он умер ради твоего Ань Дуна. Его величество четвертовал его пятью лошадьми, от него не осталось даже неповрежденного трупа. Шэнь Цин Ци, скажи мне, будет ли болеть твое сердце? Мы выплатили тебе то, что должны?»

Она все еще улыбалась, но кто же знал, как в это время болит ее сердце?

Как у нее может быть такая сестра? Как у нее может быть такая безжалостная сестра?

Шэнь Цин Ци упала на землю. Белое двустишие во дворе, словно злой дух, время от времени кричало на нее.

Она не этого хотела. Она действительно не этого хотела.

Она никогда не думала о том, чтобы позволить своему брату умереть. Она никогда не думала об этом.

«Сестра, сестра...»

***

Кормилица испугалась, когда увидела плачущее лицо Шэнь Цин Ци. Она быстро обняла Шэнь Цин Ци и похлопала ее по плечу.

- Не плачь. Все хорошо. Не плачь…

Однако Шэнь Цин Ци все еще громко плакала с закрытыми глазами. Она стояла и истерически плакала.

В это время снаружи Шэнь Вэнь Хао стоял на коленях со сломанным барабаном-погремушкой в руке. Он никак не реагировал.

- Что ты натворил?

Шэнь Дин Шань закричал на своего сына, который стоял на коленях на полу.

- Папа, я ничего не сделал.

Шэнь Вэнь Хао действительно обиделся. Он просто хотел навестить свою сестру и случайно увидел, как его сестра отложила барабан-погремушку в сторону. Он хотел поднять ее и вложить в маленькую ручку, но сестра вдруг заплакала, что застало его врасплох. Он выронил из рук барабан-погремушку, случайно наступил на нее, и игрушка сломалась.

Он был так зол, что ударил по столу, это сильно напугало Шэнь Вэнь Хао.

- Как ты мог так поступить со своей сестрой?

- Папа…

Хоть он и широко открыл рот, он действительно не знал, как защитить себя.

- Ты знаешь, что твоя мать взяла с собой А-Нин, чтобы защитить вас брата и сестру?

Он похлопал себя по груди и почувствовал боль. Здесь было действительно больно.

- Она жила в полуразрушенном доме с А-Нин одна. А-Нин видела, как ее мать умерла от болезни. Ей исполнилось всего четыре года. Она опускалась на колени, чтобы умолять жителей деревни помочь ей похоронить мать. Она каждый день ходила в горы за хворостом, чтобы отплатить другим. Она жила в том полуразрушенном доме где ела только одну черную булочку на пару, она могла есть ее в течение четырех или пяти дней. Если она была голодна, она съедала немного черной булочки на пару, а если ее мучила жажда, она пила воду из реки.